Спасибо моей бете Ор со — она главный соучастник всех моих преступлений ;)
Время, которого не будет никогда Глава 3.2 Сарбина О’Нил 20 Waterside Plaza, L-level (658) 625-9347 Тереза О’Нил 272 Madison Avenue (212) 245-5778 Фредерика О’Нил 158 West 29th Street, Suite 6E (212) 476-4530 Челси О’Нил… В общем, О’Нил — не самая популярная, но и не самая редкая фамилия: на девять миллионов человек совпадений более чем достаточно. Полных совпадений было семь; чтобы отмести пять из них, достаточно оказалось звонка по телефону. Эйприл О’Нил по адресу 706 5th Avenue была шестилетней девочкой, и суровый мужской голос подозрительно поинтересовался, собственно, кто я. Двум другим тезкам моей знакомой было по пятьдесят семь и семьдесят лет, причем если во втором случае трубку взяла внучка пожилой Эйприл, то в первом мне посчастливилось поговорить с хозяйкой квартиры — общительной почтенной леди, очевидно, весьма одинокой в данный момент. В результате я терпеливо выслушал родословные пяти ее кошек, сетования на непутевую распущенную молодежь в общем и ее дочь в частности. Как мог отказался от предложения познакомиться с ее уже чудесной дочерью и, посоветовав даме китайский рецепт мази от артрита, сумел наконец вежливо прервать нашу беседу. Одной из череды случайных совпадений не оказалось дома, но записанный на автоответчик голос хозяйки, предложивший оставить сообщение или перезвонить позже, был совершенно не похож на искомый. Последний звонок оглушил меня грохотом музыки и радостными воплями, сквозь которые молодой женский голос, чья обладательница явно находилась в сильном опьянении, поинтересовался, тот ли я мужчина, которого они вызывали, и почему так долго. Потом я серьезно объяснял ей, что мне нужна Эйприл. И еще раз — что я уверен в том, что мне нужна только Эйприл, и другие варианты красивых женских имен мне не подходят. После чего моя новая знакомая с красивым именем Вэнди, перекрикивая музыку, донесла суть вопроса до окружающих. И не менее радостные и путающиеся в словах девушки с энтузиазмом вспоминали, кто же из них Эйприл. Хотя к тому моменту я уже почти не сомневался, что она — вряд ли нужная мне особа, но все-таки дождался появления совсем уж «уплывающего» голоса в трубке. Еще раз подтвердил, что не танцую, и убедился в своей правоте окончательно. Поздравил дам с праздником и попрощался. Терминатору было проще. Я устало отложил телефонный справочник. Женщина среднего роста, хорошего телосложения, прошла мимо телефонной будки, в которой я стоял, и начала открывать двери дома. Я направился к ней. — Здравствуйте, вы случайно не знакомы с мисс О’Нил? — Я и есть Эйприл О’Нил. Надо же, не думал, что фамилия О’Нил может принадлежать афроамериканке. Привычно истолковав заминку в диалоге, она вздохнула, закатив глаза: — Фамилия мужа. Тебе что-то нужно? — А… нет, извините. Это — последняя поездка, предыдущая тоже не дала результатов. Эйприл, где же ты? Редкого цвета рыжие, почти красные волосы и зеленые глаза. Бывшая сотрудница безумного ученого Бакстера Стокмана, спасенная нами от своего склонного к криминалу работодателя… сколько?.. да, уже почти тринадцать лет назад. Она была не первым человеком, встреченным в нашей жизни. Профессор и еще несколько обитавших на городской свалке бездомных видели и знали нас раньше. Люди, которым нечего терять, и без того находящиеся на самом дне социума, иногда способны относиться с большим пониманием, или же им просто становится все равно. Но Эйприл стала первым человеком, с которым мы общались так близко. Принесли к себе домой. Хах, помню, как тогда, в первый раз, мы все перед ней выпендривались, потому что на самом деле просто не знали, как себя вести. Мальчишки. А я сделал ей чай. Она — уникальная личность, очень сильная, умная; чистое сердце. Одна из немногих узнала тайну нашего существования и в следующие три года по собственной воле прошла с нами через множество неприятностей и смертельных опасностей. Естественно, после… дома… антикварный магазинчик мисс О’Нил стал первым местом, куда, разбитый и подавленный, я направился в поисках истины. И не нашел ее. Знакомое здание, нужный адрес и первый этаж, полностью перестроенный в вечерний ресторан со стильной трехмерной вывеской. Маленькие круглые столики там, где раньше были стеллажи с различными древностями и рыцарскими доспехами. Конечно, дальше порога меня не пустили. Навстречу вышла официантка в коротком черном платье, смерила взглядом сверху вниз, особенно задержавшись на полах плаща со странными разводами, и презрительно поджала накрашенные губки. Никакой Эйприл она не знала, «Бельэтаж» здесь открылся лет шесть назад, она работала в нем уже два года. Что здесь было раньше — не ее дело, и если я сейчас не удалюсь, она попросит охранника помочь мне с этим. Охранник в момент нашего разговора присутствовал, лениво облокотившись на косяк. Чисто по привычке я оценил его беглым взглядом: оружие — короткая резиновая дубинка — закреплено неправильно. Он неправильно стоял, неправильно смотрел, на полторы головы возвышался надо мной и, вероятно, смог бы противостоять мне секунд десять. Ну да. Я извинился перед раздраженной девушкой и ушел. У Кейси Джонса — второго человеческого друга нашей семьи — история повторилась почти в точности. Квартиру несколько лет назад приобрела некая Глория Харрис и сейчас ее сдавала. Так что на территории, где ранее в одиночестве обитал наш знакомый сорвиголова, уличный боец, байкер и Мститель в хоккейной маске — одним словом, лучший друг Рафаэля — теперь уместилась небольшая семья корейских иммигрантов в количестве тринадцать человек. Они были не первыми квартирантами, щедро приправляли английский корейским и не знали подробностей. Эйприл и Кейси — тоже?.. Успокойся, Лео. Соберись, ты должен думать. В отличие от нас, они — люди и не могли просто исчезнуть. Должны остаться очевидцы, знакомые, документы… девятилетней давности… …я снова почувствовал это. Запах застоявшейся воды, сырости, гнили. День потрачен на поиски. На город спускается ночь. Шум проезжающих мимо машин. Желтый свет фонарей. Несколько последних прохожих. Не самая оживленная улица и моя тень, длинная и черная, хлюпая, ползет сзади. Она воняет запахом сырости и разложения. Вопреки своему обычаю, я не спешу найти убежище на ночь. Я не ищу уединения, напротив, бегу от него. Потому как чувствую: стоит смежить веки, и тень настигнет меня. Что, если я остался последним? И непривычный безотчетный страх, что я испытал там, внизу, — страх, совершенно не свойственный мне раньше. Мой дом… могила. Она осталась там, и она ждет меня. Конечно, все это мне мерещится. Пока я могу это осознавать, все нормально, правда? Вокруг — огромный город, полный жизни, но я совершенно один в нем. Я сам не до конца понял, как вернулся к дому, соседствующему с бывшей квартирой Кейси. Что ж, последняя попытка. По крайней мере, небольшая лесенка крыльца и дверь остались такими же. Дверного звонка раньше не было. Позвонил. Подождал. Дверь на цепочке открыла девушка — маленькая пухленькая крашеная блондинка. Незнакомая. Смерила взглядом. — Кого вам? — вопрос прозвучал неприязненно. Да, я выгляжу подозрительно, скрывая лицо, но поверь: мое лицо понравилось бы тебе еще меньше. — Здесь жили бабушка с внучкой… — Не знаю таких, — и попробовала закрыть дверь, но я придержал ее рукой, и, судя по звуку тапочек по паркету, хозяйка забуксовала, налегая на преграду всем весом с той стороны. — Пожалуйста, я ищу Энджел, она мой друг, я должен поговорить с ней. — Ах… прежняя хозяйка квартиры умерла три года назад, Райан уехал в Чикаго. И я к этому не имею никакого отношения, ясно?.. Мужчина, вы дадите закрыть дверь, или мне вызвать полицию? Дверь захлопнулась и щелкнула замком, отсекая мою последнюю надежду. И она тоже? Но она ведь была совсем ребенком. Почти ничего перед собой не видя, я как пьяный спустился с крыльца и ушел в ночь. Лампа, закрепленная над входом, светила мне в спину, тень — черная, длинная — лежала на моем пути. На повороте чуть не столкнулся с молодой элегантно одетой леди, посторонился не глядя. Спустя несколько секунд я услышал, как дверь за моей спиной открылась. — Привет… прикинь, тут какой-то стремный бродяга искал тебя. И голос отвечавшей. Я замер и медленно обернулся. И понял, что она почти синхронно обернулась посмотреть на меня. Несколько секунд мы молча глядели друг на друга. — Ангел? Смешанная кровь — не редкость в Соединенных Штатах. Гладкая оливковая кожа, макияж аккуратный и со вкусом, волосы черные, скреплены на затылке, одна прядь справа выкрашена в фиолетовый; строгий костюм, туфли, папка под мышкой. Ей, должно быть, сейчас двадцать шесть. Стала на голову выше меня, фигура оформилась. А вот глаза не изменились: огромные, карие, в данный момент изумленно распахнуты. — Лео? Лео! — и строгая бизнес-леди сбежала с лестницы и повисла у меня на шее, с этой целью даже поджав ноги в коленях. Я аккуратно поймал девушку за тонкую талию, снял с себя, подержал на вытянутых руках несколько секунд и поставил на землю. Улыбнулся по-настоящему, тяжелые мысли отступили и притаились в углах. — Тебя не узнать. — Лео! Настоящий! — она, приподняв за край, заглянула под шляпу. — Я так рада тебя видеть! Где ты был, зеленый? Думали, ты не вернешься… Сзади раздался скрип любопытно приоткрывшейся двери. — Так… я на секунду. Ангел вернулась к дому, где осторожно показался нос ее соседки, отдала подруге папку. — Сидни, меня до десяти не будет, приехал мой дальний родственник. — Так, может, в дом зайдете? — Нет, ему скоро уезжать, так что мы в «Ла фрэске» лучше посидим. Вернулась ко мне, взяла под локоть. — Сидни — моя подруга, живем вместе со второго курса. Она хорошая, правда… но секреты хранить не умеет. Здесь есть пиццерия рядом, ты не в обиде? — Шутишь? Я не ел нормальную пиццу с тех пор, как в последний раз был на Земле. — Ужас! Как ты выжил?! — наигранно изумилась девушка. Пиццерия «Ла фрэска» действительно оказалась недалеко. Энджи купила одну большую пиццу, ковыряла свой кусочек, сославшись на диету, и в основном вводила меня в курс дел. — …и когда бабушке стало хуже, мне пришлось взяться за ум, работать и быстро взрослеть. Она болела два года, перед тем как… — Соболезную. — Да ничего. Это, наверное, должно было случиться рано или поздно. Просто бабушка вырастила меня, а я и без того была неблагодарной внучкой. — Сейчас она гордилась бы тобой. — Ну, это все благодаря вам с Кейси, если бы вы не вытащили меня тогда… не знаю, где бы я была теперь. Возможно. В нашу первую встречу Энджел была щуплой, увешанной пирсингом оторвой с выкрашенными в пурпурный волосами. Попав под влияние Пурпурных Драконов — самой опасной банды в Ист-Сайде — она ушла из дома и верно скатывалась к криминалу. Кейси по старой дружбе попробовал спасти ее от такой жизни, в результате нам всем пришлось спасать Кейси… Кто бы знал, что из этой дикой кошки вырастет леди, сидящая напротив меня сейчас. — Ты не знаешь, где сейчас Эйприл и Кейси? — О, ты, наверное, искал их! Мне с этого следовало начать. Извини. — Ничего. Я заходил к тебе в обед, вас не было дома. — Не беспокойся. Мистер Арнольд Джонс и миссис Эйприл Джонс поженились через два года после твоего исчезновения, вскоре продали здесь все и уехали в какую-то жуткую провинцию, на ферму в Нортгемптон, штат Массачусетс. В последний раз я звонила им на Рождество… Лео, с тобой все в порядке? Значит, они не исчезли. Слава богу. — Да, я просто… очень рад. Энджи, ты случайно не знаешь, что случилось с моей семьей? Разговор словно обрубили. Карие глаза ушли от моего прямого взгляда, она, сама того не заметив, нервно скомкала салфетку. Перебивая запах пищи и музыку, доносившуюся из пиццерии, в ноздри вновь ударил явственный запах тлена. — Я… не знаю подробностей, правда… Лучше будет, если Эйприл тебе все расскажет, — две тонкие ладони взяли мою широкую, огрубевшую, замотанную бинтами трехпалую руку. — Леонардо, они с ума от радости сойдут, когда узнают, что ты жив! И я так рада. «Ты только держись…» — как-то виновато-просительно добавила она глазами. И я понял, что был прав. Случилось нечто действительно плохое. И постарался улыбнуться в ответ, по крайней мере изобразить что-то наподобие, хотя тяжелое тянущее предчувствие никуда не делось. Я — воин. И я не должен позволять эмоциям брать верх. Тем более, эта успешная молодая девушка и без того была так добра к бездомному мутанту. Верхом эгоизма будет заставлять ее еще и беспокоиться за меня. Неловкую паузу прервал шум за соседним столиком, и тренированное острое чувство опасности мгновенно отбросило все лишнее, превратив мою сущность в стальной клинок. Наша беседа проходила за пластмассовым белым столиком, одним из десятка расставленных под красно-желтым пологом уличной части пиццерии. Заведение работало круглосуточно, ночью отправляя заказы с доставкой, и обслуживало клиентов допоздна. Чем мы и воспользовались. В сентябре в Нью-Йорке солнце заходит в полседьмого, в девять единственными источниками света были уличные фонари, реклама и окна домов. В темноте полупустой улицы в «Ла фрэска» осталось не так много народа: небольшая компания в углу под стеной и трое собутыльников над пустой уже коробкой из-под пиццы. Двое из них из-за чего-то поспорили. Более крупный разбил бутылку о голову своего недавнего «друга», тот упал лицом на стол, их спутница вскрикнула. Но раньше, чем я успел подняться, с улицы к нам повернул человек. И я остановился, начав движение, — именно он привлек мое внимание. Высокий, очень хорошо сложен, рост, наверное, под метр девяносто, широкие плечи, узкие бедра, и тем не менее общее впечатление скорее хищной худобы, нежели шкафообразности. Одет в достаточно облегающую форму с надписью «Полиция», светящуюся на груди. Эмблема странная: на фоне синего земного шара — схематичная черная ладонь, держащая пламя. Одежда — скорее доспех, но не стальной, а из некоего матово-блестящего полимера; дизайн смахивал на осовремененную обкромсанную версию костюма Шреддера, но в целом доспех раскрашен в позитивные желтые и синие тона с белыми вставками. Голову закрывал шлем, похожий на мотоциклетный, но с совершенно непрозрачной передней частью. Наверное, что-то вроде одностороннего стекла. Гладкая зеркальная черная поверхность, полностью скрывавшая лицо. Боец способен опознать в человеке другого бойца по тому, как тот стоит и ест яблоко. И с первого взгляда я понял, что этот будет опасным противником даже для меня. Я сел обратно и принял расслабленную неуклюжую позу обычного гражданина. Мастер учил нас смотреть и видеть, и мой взгляд воина, отточенный за эти годы, выхватил сразу все: пришедшего, ситуацию за столиком. Женщина из подвыпившей компании резко перестала кричать и замерла, неподвижным взглядом уставившись уже не на виновника беспорядка, а на вновьприбывшего. Ее испуг. Компания в дальнем углу сразу подобралась, разговоры смолкли. Ангел на самой грани бокового зрения как-то сразу заинтересовалась своей недоковырянной порцией пиццы. И все постарались отвести взгляд; я тоже внешне смотрел куда-то мимо. Зачинщик безобразия грязно выругался, вскочил, опрокинув пластмассовый стул, замахнулся остатком бутылки. — Хранитель Мира номер сто двадцать семь. Вы задержаны за совершение правонарушения, предусмотренного статьей сто одиннадцать, «Умышленное причинение вреда здоровью»… Голос, синтетический, безэмоциональный, ровно звучал откуда-то из области груди пришедшего. Я заметил, что параллельно речи по забралу шлема спереди побежали мелкие красные буквы текста. Полицейский перехватил руку с зажатым в ней импровизированным оружием не глядя, не прервав движения, по-прежнему громко, четко и монотонно воспроизводя каждое слово стандартного набора фраз. Сжал пальцы. Нападавший заорал благим матом и, помогая второй рукой, попробовал как-нибудь выдернуть пойманную кисть. — А также по статье двести один, «Мелкое хулиганство», а именно — нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся нецензурной бранью. Невозмутимо продолжая воспроизведение «Правила Миранды», сотрудник полиции опустил руку задержанного до уровня груди, аккуратно извлек из ладони обломок бутылки, положил на стол вне досягаемости мужчины, при всех этих действиях абсолютно игнорируя попытки вырваться со стороны последнего. Я смог определить, что хватка этого… человека ли?.. была достаточно сильной, чтобы удержать руку и причинять боль, но недостаточной, чтобы нанести травму. Очень точный расчет. К тому же удерживать вот так безразлично в захвате руку крупного мужчины, все это время активно пытавшегося сопротивляться и уже отшвырнувшего в сторону стол, под силу не каждому. Особенно если пьяный мужик вдобавок в конце пинает тебя между ног. — А также по статье триста сорок два, «За сопротивление представителю власти при исполнении им служебных обязанностей». Для составления протокола вы будете доставлены в отделение полиции номер семнадцать. Вы имеете право на получение услуг защитника и переводчика… — не сбившись, продолжил полицейский, поймав вторую руку драчуна; ловко развернув его, свел руки вместе, что-то щелкнуло. Задержанный задергался осмысленней, говорил что-то, похоже, запоздало начиная трезветь. — …право на один телефонный звонок для уведомления родственников или близких лиц о задержании и месте нахождения. По вашей просьбе такое уведомление может сделать сотрудник полиции. Вы имеете право отказаться от дачи показаний… И легко, без задержки, закинул полноватого мужчину весом не меньше девяноста килограммов на плечо плавным движением. Одной рукой. — Вы имеете право молчать, все, что вы скажете, будет использовано против вас. Он остановился напротив женщины: — Скорая уже вызвана по этому адресу. Прошу вас проследовать в участок для дачи свидетельских показаний. Прошу остальных граждан оставаться на своих местах, вскоре сюда прибудут еще двое сотрудников для сбора показаний. И он ушел той же ровной мягкой походкой, унося свою добычу на плече. Женщина, очень бледная, испуганно-жалостливо посмотрела на третьего из их компании, начавшего шевелиться на столе, и покорно поспешила за парнем в доспехах. — Хранители Мира… — пробормотала Ангел себе под нос. Как выругалась. Мы быстро встали и удалились через невысокую оградку пиццерии, газон и подворотню. Насколько я успел заметить, компания, отдыхавшая в углу, собиралась сделать то же самое. — Полицейские роботы? — Если бы… — она посмотрела на меня странно. — Ах да, ты ведь не в курсе… «Хранители мира» — последняя разработка, выпущенная транснациональной корпорацией «Прометей». Знаешь, с тех пор, как ты ушел, многое изменилось… — Я заметил. Мы свернули в переулок, которым можно было сократить дорогу до ее дома. — Не все так блестяще, как выглядит. После нашествия тех трехрогих инопланетян всемирная экономика до сих пор не вышла из кризиса. Правительство Штатов, у которых и до этого были внешние долги, на грани банкротства. Я прищурился. Правительство — это государственный аппарат; в демократических странах вроде нашей он не напрямую связан с общим благосостоянием. У страны может быть огромный внешний долг, но это почти не отражается на внешнем благополучии жителей. До определенного момента. — У кого тогда сейчас реальная власть? Энджи улыбнулась: — Сразу видишь суть и берешь рыбу за жабры? У состоятельных корпораций, среди которых известные тебе: GeneralElectric, IBM, Microsoft и так далее. Официально по-прежнему избираются депутаты и президент, но… социальные службы, больницы, полиция, военные силы финансируются крупными компаниями. Фактически, их перекупили. И «Прометей» — одна из самых могущественных корпораций. Она появилась совсем недавно, может, лет семь назад, вобрав останки разваливающегося ИКТ — Института Космических Технологий; и заняв эту нишу, за рекордные сроки вышла на международный уровень. Многие новшества, которые ты видишь вокруг, — это ее разработки, причем наиболее прогрессивные и в самых разных областях. Это летающий частный транспорт, принципиально новые конденсаторы, благодаря которым стали рентабельны электродвигатели, почти полностью вытеснившие двигатель внутреннего сгорания. И, конечно, множество видов оружия, ведь, как помнишь, когда трицератоны меньше чем за сутки захватили Землю, они первым делом уничтожили почти весь наземный военный комплекс у большинства стран. О, «Прометей» вновь вывел Америку на бесспорное первое место по разработке новых технологий! Например, дистанционно управляемые роботы почти полностью заменили военную технику старого образца, в которой нужны были люди. Новыми танками тоже, по идее, управляют люди, но теперь им не нужно лично присутствовать на поле боя. По крайней мере, так говорится в саморекламе. Но главное направление разработок этой компании — генная инженерия. Несколько лет назад в прогрессивных странах — у нас в том числе — отменили закон о запрете экспериментов с человеческим ДНК и экспериментов над человеком. — В США отменили закон о запрете экспериментов над людьми? Не верится… — Ну, это добровольцы, конечно. — Все равно. — Искушение было велико. Оказалось, что, внеся зародышу в первые недели беременности какие-то изменения в ДНК, можно исключить у него в будущем большинство наследственных патологий и сделать невосприимчивым к некоторым болезням, в том числе раку и СПИДу. Экология ухудшается, Эбола сейчас так же распространен, как грипп, кто бы не заплатил деньги, чтобы обеспечить хотя бы своим детям безопасную долгую жизнь? А потом в «Прометее» нашли какой-то ген, отвечающий за старение и смерть. Теперь олигархи могут себе позволить купить потомству несколько сотен лет жизни. И это прорвало плотину. Ради удобства новой корпорации поменяли законы. — Так Хранители Мира… это все-таки люди? — Ну, в точности никто не знает. Они вроде как и не совсем роботы, но и не люди. Они даже не разумные — сами не говорят, в доспехах программа, которая речь воспроизводит по ситуации. Этими штуками доформировали полицию полгода назад в ответ на растущий уровень преступности. В отделах, где их разместили, есть специальные закрытые секции со своим персоналом, оборудованием и какими-то машинами вроде аппаратов жизнеобеспечения. По крайней мере, так говорят. Это сейчас у всех на слуху. Они вроде делают нужное дело, но ты ведь это тоже почувствовал? Способность чувствовать опасность. Наполовину родившаяся из опыта схваток и внимательности, наполовину — обостренный инстинкт. Без него я бы не прожил так долго. И в тот момент, когда Хранитель был рядом, я ощущал его почти физически. Человек или нет, но его аура была настолько сильной, что, похоже, даже обычные люди могут заметить ее. — Эти штуки… какие-то стремные, — прошептала Энджи, словно прочитав мои мысли. — Их даже без костюмов никто не видел. Но тут подробностей я тебе не скажу, потому что не знаю. Зато уровень преступности действительно упал. Очень резко. Слава богу, их относительно немного, может, штук восемьсот на тридцать пять тысяч обычных полицейских-людей в Нью-Йорке, которые тоже работают. В основном подчищают за Хранителями. Наверное, это даже неплохо, просто люди еще не привыкли. Дойдя до ее дома, мы остановились у порога, продолжая разговор. — Ты очень много знаешь для рядовой гражданки. — Из всего, что я тебе сказала, не делают особой тайны. У граждан нашего прогрессивного демократического общества по-прежнему «активная социальная политика, свобода слова, власть народа» и так далее, — усмехнувшись, она движением указательных и средних пальцев обеих рук обозначила кавычки своего отношения к этой самой «сознательности и активности». — И на словах много кто выступает, но корпорации слишком могущественны. К тому же уровень жизни по сравнению с кризисом, наступившим сразу после вторжения, повышается, простые люди не бедствуют, Хранители Мира борются с преступностью, нация гордится достижениями своей страны, все сыты и довольны, а потому никто сильно не вякает. — И все же… Девушка пожала плечами: — Ну да, ты прав, я много могу рассказать о «Прометее», потому что я работаю в Нью-Йоркском его филиале. Офисным планктоном в бухотделе. А что? Между прочим, там хоть зарплата нормальная и вовремя. Конечно, не то, о чем я когда-то мечтала… — Не все получается так, как мы мечтали. — Это да… Лео, может, останешься на ночь? В моей комнате, а я в зале на диване посплю? — А как же Сидни? К тому же мне удобнее отправиться в Нортгемптон ночью. — Ясно. Тогда зайди ко мне примерно через час, пожалуйста. Это ведь ничего не изменит? И посмотрела большими карими глазами. Я не смог сдержать улыбки. Как хорошо, что в ней еще живет та мелкая прохвостка — открытая, простая. — Как прикажете, мисс, — наигранно поклонился, заслужив ее смех и несильный удар в плечо. Стоило остаться в одиночестве, и черные мысли вновь настигли меня. Что она скрывала под этим взглядом? Почему не смогла прямо сказать мне? Застоявшаяся вода и запах гнили. Почему вид разрушенного жилища оказался для меня шоком? Глупый вопрос. Я стремился сюда все эти годы. Думал о доме, идеализировал, если хотите. Некий светлый образ помогал выдержать лишения в пути, потери, жесткую аскезу. Я знал, что есть место, где не нужно быть постоянно собранным, спать с рукой на эфесе катаны. Но дома больше нет. И, что несравнимо страшнее, нет никаких зацепок, что произошло. Что случилось с оставшейся, уцелевшей частью моей семьи? Легче бы было, найди я на месте убежища следы разгрома, взорванные стены и воинов Клана Фут в засаде. У меня хоть были бы зацепки, откуда начинать искать. Здесь же они просто… исчезли. По внутренностям прошелся холод. Вдруг они тоже внезапно пропали, как Рафаэль и Майки… Бесследно… А я ведь так и не нашел их. Почему я? Почему эта неизвестность не забрала меня? Почему я должен был остаться последним? Защита семьи была всем смыслом моей жизни. Теперь смысла нет ни в чем. Кроме как попробовать узнать правду. А что, если с ними что-то случилось на следующий день после моего ухода? Что, если их убили? И тогда, в последние мгновения жизни, я был нужен им. Но я их бросил… В тщетных поисках прошлого легко потерять настоящее… Легко потерять то, что имеешь. И я не уберег их. Побродив по окрестностям, я вернулся в положенное время. Кстати, стоит отметить, что хотя я, углубленный в раздумья, прошел не так много, но в темных переулках, где раньше можно было встретить хоть тех же Пурпурных Драконов, сейчас на удивление тихо. Или мне просто везло этой ночью, или Хранители действительно эффективны. Энжел появилась неожиданно, не из дома, а из-за угла, с двумя пакетами. — О, ты уже здесь! Еще секунду, — она зашла в дом, но на этот раз быстро вернулась. — Так, собрала тебе кое-что в дорогу. — Не стоило, я доберусь туда часов за пять. — Неважно. А вот — плащ моего брата, он все равно вряд ли вернется, так что забирай. Я молча посмотрел очень скептически. Ангел проследила за взглядом, мило смутилась, отобрала подарок, отвернулась, содрала ценник, скомкала, выкинула, сунула несчастный сверток обратно в руки. — Это ничего не меняет! Я промолчал сконфуженно. — Недалеко магазин подержанных вещей, и хозяйка мне знакома, так что это правда мне ничего не стоило. Я промолчал осуждающе. Между прочим, у меня есть гордость. И я не нуждаюсь. — Я не хотела тебя обидеть. И вообще, я взрослая независимая, обеспечивающая сама себя женщина. Мои деньги. Не твое дело, куда я их трачу! Так что не спорь со мной! Не то чтобы я успел вставить слово, но расслышав гневно-командные ноты в голоске, которым эта очаровательная юная леди, вероятно, злобно терроризирует остальную часть офисного планктона в своем бухотделе, на всякий случай промолчал очень вежливо. Принял подарок. — Не стоило, но спасибо. Буду должен. — Так-то. А, глупости, Лео. Вы спасли меня, спасли жизнь моему брату, хоть он и дурак. Спасали еще кучу народу, а они об этом даже не знают. Это я никогда не смогу расплатиться с вами.***
Простившись, Ангел проводила взглядом коренастую фигуру в пальто, пока она бесшумно не растворилась в наступающем мраке. Да, она поперлась покупать ему пальто на ночь глядя. В «Большом Яблоке» многое работает круглосуточно, это не проблема. И это меньшее, что она могла сделать. Во-первых, потому что та одежда, которая была на нем, аккуратно залатанная, была изношена настолько, что средний городской бездомный скорее пустил бы ее на тряпки. Некоторые швы выглядели так, словно ткань не протерлась, а ее разорвали… или рассекли, и смутно Энджи понимала, что такие следы, скорее всего, остались не только на ткани. Это чувство, когда встречаешь родственника, надолго пропавшего, которого уже не надеялась увидеть живым. Родственника? Да, она не настолько уж соврала Сидни. После потери родителей ее вырастила бабушка, брат жил своей жизнью. И у Ангел никогда особо не было друзей. В конце концов, именно этот поиск «своих», ну и максимализм далеких четырнадцати, толкнули ее на уличную жизнь. А потом она ходила к ним на Рождество и могла обратиться за помощью, если действительно плохо, как к старшим братьям. Многому научилась у них. И мрачно гордилась своей огромной страшной тайной, оставаясь злобным социопатом в школьном коллективе. Парадокс: четыре зеленых полутораметровых мутанта из городского коллектора оказались, каждый на свой лад, лучше, интереснее и адекватнее большинства ее знакомых. Насколько подобная тайна может осложнить жизнь обычной девочки? Ну, вряд ли больше, чем постоянные драки, личное участие в нескольких ограблениях и разбое до появления оной тайны в ее жизни. М-да… И через три года… это закончилось неожиданно и печально. Сначала бесследно исчезли Рафаэль и Микеланджело, и все трое (подумать, как много) человеческих друзей черепах в меру своих сил приняли участие в поисках пропавших. Потом Леонардо, ушел, и подробностей она тоже не знала, и наконец… Это была третья причина: она не смогла сказать ему правду сейчас, потому что ее там не было, она не видела конца, а изложить только сухие факты было бы слишком жестоко. И когда Лео неожиданно вернулся — чувство, что это встреча была мимоходом; у него своя дорога. Его силуэт исчез во тьме. И у Энджел почему-то возникло странное неприятное чувство, что они больше уже не встретятся.***
Нортгемптон — это примерно сто пятьдесят миль на север, сначала вдоль Гудзона по Генри-Гудзон-Паркуэй, потом по Мерит-Паркуэй, Девон Уоланд Бич, и основная часть пути — по трассе вдоль реки Коннектикут через города Хартфорд и Спрингфилд. До трассы еще нужно выбраться из самого города. Ангел не понимала, что даже если у меня были бы лишние деньги на проезд, мне все равно лучше путешествовать зайцем. И не в экономии дело. В среднем люди не слишком внимательны, особенно на улице, спеша по своим делам. Высокого воротника и шляпы, идеально и ненавязчиво скрывающей мое лицо в ракурсе сверху (спасибо скромному росту), достаточно в такой ситуации. На улице к случайно прошедшему мимо никто не присмотрится, а если и заметит что-то странное — вряд ли будет всерьез думать об этом. Междугородний автобус — другое дело. Это маленькое замкнутое пространство, в котором люди сидят практически друг на друге. Если ваш локоть упрется в панцирь даже сквозь одежду, скорее всего, вы сразу почувствуете разницу. К тому же внутри салона невыразимо скучно, укачивает, взгляду не за что зацепиться, и найдя что-нибудь примечательное, чисто механически начинаешь его рассматривать, и так в течение нескольких часов. Для меня подобное, мягко сказать, не подходит. Как добраться автобусом, но не в салоне? А вот для этого фокуса ночь будет как нельзя кстати. Я остановился у края автобусной остановки отдельно от большей части ожидающих пассажиров с сумками. В углу под прозрачной стенкой сидел, клюя носом, уличный мальчишка в лохмотьях. Что он делал здесь так поздно ночью? То ли надеялся на запоздалое подаяние, то ли ждал кого-то. Я извлек из-под полы свой старый плащ. Подошел бесшумно, накинул на плечи. Бродяжка дернулся, открыл глаза. Но я уже стоял поодаль, всей позой изображая безразличную неподвижность. Не оставляя дымного следа, плавно подошел автобус, как причалил. В него влилась основная часть пассажиров. Я без спешки начал обходить его сзади. О, как интересно, там нет водителя; есть водительское отделение, закрытое и больше напоминающее будку, спереди и по бокам — ряд камер, в салоне на экране высвечивается маршрут следования. И робот, ездящий под потолком и собирающий деньги у всех необилеченных. Интересно, автобус полностью автоматический, или им все же дистанционно управляет человек? Впрочем, мне какая разница? Подпрыгнул, схватился за край, качнул тело, легко и практически беззвучно оказался на крыше. Скользнул ближе к середине. Лег. В темноте ночи меня все же можно увидеть. Но только со стороны, и мало кто будет присматриваться к тени. Тем более, бежать за автобусом, размахивая руками и крича о моем существовании людям внутри. Позже в нужном месте я «пересяду» на крышу любого попутного грузовика. На трассе такие машины обычно едут по прямой. Практически автостоп, только без остановок и вообще участия в процессе водителя. Не такой уж плохой способ путешествий, если не считать постоянного встречного ветра. Впрочем, очередная смена транспорта на грузовик, везущий мебель под брезентом, решила проблему. Я снял несколько креплений, скользнул под полог, завернулся в новый плащ и умудрился полдороги чутко проспать на чьем-то новом диване. Нортгемптон — довольно старый город, существующий где-то с середины семнадцатого века, главный город округа Гэмпшир с красивым видом на реку Коннектикут. И действительно жуткая провинция для жителя Нью-Йорка. Примерно тридцать тысяч населения, основная часть построек — аккуратные частные домики, раскиданные по пейзажу, в центре города встречаются несколько кирпичных зданий этажа по четыре, выполненных в английском стиле. Из местных достопримечательностей я бы выделил лосей и зеленого человека — местный аналог йети, которые действительно водятся в окружающих лесах. У Кейси здесь домик, оставшийся от его бабушки. В первый раз я попал сюда в глубоком беспамятстве, тяжело раненный после схватки с внезапно «воскресшим» Шреддером. С тех пор мы посещали это место еще несколько раз, всей компанией, в качестве отдыха на природе, если хотите. Так что дорогу я знал.***
В предрассветном холодном розоватом свете черная тень выпрыгнула из кузова грохочущего по проселочной дороге грузовичка.***
О, не ожидал, что бабушкин домик Джонса, в котором, как я помню, существовала реальная опасность быть убитым ставней, отвалившейся на втором этаже, можно так перестроить. Опрятный семейный коттедж с небольшим садом сверкал на меня новой покраской. С неприятными сомнениями, не ошибся ли я домом, перемахнул садовую ограду. Навстречу выбежала крупная лохматая псина, рыже-черная с белой грудью. Я был облаян. Встретился с собакой взглядом. Пес сначала зарычал, потом заскулил, замолчал, опустил вислые уши и лег. Стучать не стал — вдруг не они и дом тоже был продан… К тому же, в любом случае, будить хозяев в шесть утра — как минимум невежливо. Можно, в принципе, попробовать позаглядывать в окна, но это уже бесцеремонно. Обуздав свое желание вломиться в дверь и требовать немедленных ответов, я уселся на траву в кустах с видом на кухонные окна и дверь в ожидании, когда встанет кто-либо из жильцов. Собака все это время на расстоянии следовала за мной, сейчас она подошла и села рядом. Лаять не решалась, но и оставить без присмотра чужака на вверенной ей территории не позволял сторожевой инстинкт. Хороший пес. Мы оба застыли. Солнце поднималось. Ветер шелестел в желтеющих осенних кронах. Утренняя сырость превратилась в сизый туман и уползла, растворяясь, пронзенная первыми косыми лучами. Мир вокруг меня был покоен. Сокрытая в ветвях, защебетала мелкая лесная птица. Краем глаза я проследил за ее полетом. Золотой свет очерчивал черным силуэты деревьев. Величественный, неспешно он разливался медом в листве и траве, превращая сокрытые меж стеблей капли росы в россыпь алмазной пыли. Тонкая песня сверчка. Свет ложился мягким теплом на мою кожу. Я чувствовал, что получу ответы сегодня, и странным образом успокоился, как учил Канон Дао: прошлое и будущее — суть иллюзия. И я остановился в настоящем моменте. И время ожидания сжалось в одно мгновение и растянулось, поглотив вечность. Что значит молчащий в медитации ум? Это слышимое внутри дыхание вечности. Это любование кружащим в падении осенним листом. Зажегся свет в окнах первого этажа. Кто-то любит вставать рано? Я вынырнул в свое обычное восприятие и вышел на тропинку, ведущую к порогу. Остановился, не зная, что лучше сказать при встрече после такой долгой разлуки. Эйприл и Кейси… Учителю и брату, если они тоже здесь. Отчаянный треск и вопль. Из куста мне под ноги внезапно вывалилось нечто, что в следующий момент я опознал как дитя, вероятно, человеческого рода, вероятно, женского пола. Остановившись об мою голень, существо, вымазанное в грязи и почему-то в зеленке, подскочило на ноги и с бесподобным воплем: — К-ИЯ! Я НИДЗЯ-А! — огрело меня палкой по колену. Палка сломалась, а я понял, что если это чудо и правда «нидзя», то я — хреновый ниндзя, потому что при всех отточенных рефлексах не предчувствовал этого нападения. Чудо глянуло на меня из-под короткой распатланной светло-рыжей шевелюры, щедро сдобренной веточками и листьями. Измазано в зеленое оно, кстати, было весьма необычно, не так, как измазывают детей зеленкой родители, обрабатывая царапины (которых, кстати, на чуде тоже хватало). Мордашка была размалевана так, как дети могут только сами — полностью выкраситься в зеленый от бровей до подбородка, и повязка вокруг лба. Дитя, вероятно, женского пола, наставило на меня обломок палки и приказало: — Сьдавайся или умли! Я безоговорочно поднял руки. Оно уставилось на руки, потом еще более громадными синими глазами — на мое лицо, и я запоздало понял, что руки у меня не замотаны, а шляпа в ракурсе снизу немногого стоит. Это конец. Я бездарен. Годы тренировок скрытности прошли впустую. Пока я, откровенно говоря, соображал, куда бы сбежать… Потому что ладно ребенку четырех-пяти лет никто не поверит, но оно сейчас будет орать и, скорее всего, появятся ее родители… А вдруг это незнакомые люди? Дитя среагировало довольно неожиданным образом: оно действительно заорало, но страха в крике не было ни на грош. Закинув остаток палки на плечо, оно повернулось к окну и буднично выдало: — Ма-а-ам! Тут дядя-челепаха, о котолых ты мне ласказыфала!***
Женщина в халате и тапочках со сковородкой в одной руке и бутылкой подсолнечного масла в другой выглянула в окно. — Шедоу, я говорила тебе — не нападать на прохожих! Выглянула и замерла. Потому что даже с расстояния могла отличить черепаху в пальто от человека в пальто. Это — он?.. Это он! Не может быть… он жив! Он вернулся! О, боже мой… Сколько лет она ждала, что хоть один из пропавших вот так вот неожиданно появится у дома «в стиле ниндзя». Ждала напрасно. И когда это случилось, ее хватило только на то, чтобы, задохнувшись, спросить: — Лео?..***
Но красивой встречи на рассвете не получилось, потому что в следующий момент я с разбега влетел в открытое кухонное окно, и мы с Эйприл срочно тушили небольшой локальный пожар. Потому что нельзя лить подсолнечное масло на зажженную плиту мимо сковородки, а потом, вскрикнув, ронять в огонь всю бутылку и бить по ней прихваткой… Естественно, масло загорелось, прихватка загорелась, дым, копоть, шипенье, брызги. А вокруг нас под вой пожарной сигнализации, лай и радостные вопли «Гунгала!» носились по кухне вбежавшие через дверь следом Шедоу и пес. В конце концов, убрав женщину, девочку и собаку от источника возгорания, я поварешкой выкинул бутылку до того, как она загорелась, на пол и потушил костер на плите, бросив сверху намоченное в раковине полотенце, а потом залив водой, потому что просто заливать горящее масло неэффективно. Спустя примерно минут пятнадцать, в саже и масле, я вытирал лужу с пола тряпкой. Кухня успешно проветривалась через открытую дверь и пару распахнутых окон. Эйприл сидела на стуле, тяжело дыша и держась за округлый живот. Если я понимаю хоть что-то, пополнение в семействе Джонса ожидается максимум через месяц. Сигнализация была выключена, Шедоу и Джек по приказу хозяйки обижались на нас в углу. Более-менее устранив созданный в процессе описанных действий хаос, я умылся и помыл руки, включил электрочайник. Плиту надо будет почистить тоже. Все это сопровождалось потоком приветствий и вопросов, вполне ожидаемых в подобной ситуации. — Леонардо, ты вернулся, я так рада!.. — И я. Очень. Только не надо меня обнимать, иначе халат твой будет безнадежно испорчен. Она рассмеялась. Я думал, что сказать ей, как оправдаться за столь долгое и бесполезное отсутствие, но это оказалось ненужным. Я вернулся и понял, что, несмотря на все это время и все перемены, наша дружба осталась прежней. — Где ты был все это время? Боже, ты так изменился! По сути, и ее не сразу узнаешь. Я видел нашу подругу в разных ролях. Заботливой, когда она выхаживала меня после проигранной битвы со Шреддером; потерянной и рыдающей, когда из-за этой битвы была взорвана ее квартира; сосредоточенно взламывающей систему безопасности цитадели Шреддера — когда мы вернулись в Нью-Йорк и попробовали его уничтожить, ее голос из наушников направлял нас. Прекрасная актриса, под видом сотрудницы практически в одиночку проникшая в здание ИИКТ (оказавшееся базой инопланетян в Нью-Йорке), чтобы открыть нам вход изнутри. Она начала учиться ниндзюцу у Сенсея Сплинтера в свободное время, и вместе с Учителем и Кейси вытащила нас из лап спецслужб Бишопа, помешанного на инопланетянах и особенно их препарировании. А попав с нами в параллельный мир, превратилась в настоящую амазонку и копьем отбивалась от матки шершней размером с автобус. Но до этого момента я почему-то не ожидал увидеть ее такой: раскрасневшейся, полной и настолько ужасно уязвимой. Но при этом она была счастлива. И тепло. Она излучала столько тепла и довольства. Все происходящее — правильно. — Да… гренки накрылись, но я сейчас вчерашний гуляш разогрею… — все это время старая знакомая продолжала щебетать о разном, включившись в роль хозяйки дома. — Шедоу, иди умойся… — Не нужно. Лучше я сам, — опомнившись, я попробовал отобрать у нее кастрюлю. Напрасно. — Что за глупости! Леонардо, я беременная, а не больная. Ты только с дороги, садись. А лучше рассказывай. Шед, я сказала — умойся, намоченный нос не считается! И выбери из волос эту пакость. Джек, вон с кухни. — Ма-ам… — Гав!.. — Живо! — Что за гвалт с утра пораньше? — Па-ап! Атлетически сложенный мужчина с начавшей пробиваться сединой в волосах медленно спускался по лестнице со второго этажа, опираясь на перила. Девочка радостно кинулась к нему, вероятно, найдя причину увильнуть от умывания. Отец остановился, легко подхватил ее на руки. Подбросил, поймал. — Что за вой? Опять тушила спички об «эти штуки на потолке»? — Не… это мама! — Что? Значит, это мама тушила спички об индикатор дыма? Привет, милая, привет, Джек, привет, Лео… Лео?! — Привет, Кейси, — я улыбнулся и постарался не пялиться на его левую ногу… точнее, на металлический протез ниже колена. — ЛЕО!. — К-хе… я тоже рад… Откровенно говоря, несколько смущен от такого прямолинейного проявления радости. Непривычно чувствовать себя в роли отрываемого от пола и слегка придушиваемого. О нет, мой панцирь! Похлопал здоровяка по спине в ответ. Меня поставили на землю. — Как?.. Когда ты вернулся? — Пап, это дядя–челепаха, я его в саду нашьла! — дитя сидело на плече отца и гордо улыбалось. Я заподозрил, что проблемы с дикцией у малышки происходят даже не в силу юного возраста, а скорее из-за отсутствия передних зубов. Видимо, взяв от Эйприл миловидную внешность, рыжая и синеглазая прелесть унаследовала до кучи папин характер. Что в четырнадцать-то будет, Господи? Она бы понравилась Рафу и Майки. Да всем им. Я опомнился. Что я здесь делаю? — Эйприл… где Донни и Мастер Сплинтер? Жизнерадостная женщина замолчала и, замерев, аккуратно поставила заварник на стол. — Может, все-таки завтрак… Да, прости, это глупо. Давай… просто сходим к ним вместе. Сад сзади дома. Не сакура, но все-таки вишня. Желтые листья и свет по-прежнему золотой… почему-то. Какая разница теперь. Хотелось бы сказать, что в этот миг мир стал черно-белым или время остановилось. Что грянул гром и полил дождь. Но нет, Шедоу бегала вокруг за собакой. Детский смех. Утро все еще солнечное, и зелень яркая. Жизнь продолжается и, бурно радуясь, течет мимо. Ведь все кончилось только для меня. И в этот миг защебетали птички. Одна из них слетела на столбик с памятной табличкой. Горизонт качнулся. Земля и трава, яркая до боли, ткнулись мне в колени. Сад вокруг. Но запах разложения и гнили заполняет все. Стоячая затхлая вода во внутренностях, в горле… Четыре черепашки в зеленой жиже. Чудо осознания себя. Жизнь на самом дне, и целый мир внутри нас, пока мы вместе. Где бы ни были. Всегда. Родные улыбки. Наставления Отца. Тренировки, обиды друг на друга. Донни с Эйприл за компьютером. Кейси и Раф разбирают мотоцикл. Майки принес Кланка. Тот глупый комикс. Брат, который никогда не понимал меня, положил руку на забинтованное плечо. Мы перековали мечи вместе. «Веди, лидер…» Донни, его машинка на дистанционном управлении. Первая настоящая работающая игрушка. И драка за нее… Он спит лицом на руке поверх клавиатуры. Чашка из-под кофе. Мастер. Мой Сенсей… Отец… Вы говорили про реинкарнацию и карму. Я вам не верю. Сейчас я вам не верю. Как мне больно. Татами на полу. Желтоватый отблеск пламени свечи отливает на переплетённых стеблях. Вы мне солгали, сказав, что с вами все будет в порядке. Мой Учитель. Зачем? Зачем вы отпустили? Ваши тонкие сухие руки, обучившие меня всему, что знаю. Но почему вы не научили терпеть это… Я не догадывался прежде, что может быть так больно. Ни одна из моих травм, оставивших шрамы на теле, ни одна истекающая кровью рана никогда так не болела. Непонимание и непослушание. Все воспоминания теперь — драгоценности, в пыль обратившиеся на моих руках. Такая наивность. И слова, которые я уже никогда не скажу им. Эйприл подошла и положила руку на плечо, но прикосновение было холодным, как не грело и солнце теперь. Потому что она — далеко. Все очертания, падающие косые лучи света расплылись и потекли по щекам. Никаких мыслей. Только их эхо. Золотое марево вокруг и я — выгоревшее пятно на этом фоне. В тот момент я просто понял, что больше уже не испытаю боли. Теперь здесь только я… …и две могилы напротив. Я должен был кричать тогда. Чтоб выпустить хоть немного. Но не мог. Опустил голову на скрещенные руки, как в поклоне, и плакал беззвучно на могилах моего отца и брата.