Волки и их луна.

Сноу сидел в комнате лорда командующего, работая с пергаментами. В роль стюарда входила и помощь с документами, но на Стене было мало людей, умеющих читать, однако, Джон не входил в их число. На душе у парня было беспокойно, сумерки сгущались. Он не мог сосредоточиться на тексте, буквы расплывались, строки ходили волнами. - Иди, отдохни, сынок, - вдруг послышалось в дверях. - Милорд? Мне нужно еще кое-что доделать, я не закончил, - попытался оправдаться Джон. Ему никак нельзя сейчас отдыхать, ведь тогда чувства обострятся. Он и раньше был не как все оборотни, более чувствительным и несдержанным. - Иди, - настоял Мармонт. В знак протеста Сноу сверкнул глазами, радужки загорелись ярко-золотым. Лорд командующий, казалось, даже отступил, но затем властно добавил: «Иди», подчиняя себе неопытного щенка. Сноу заскулил, как бы извиняясь перед старшим волком. - Я обещал твоему отцу приглядеть за тобой и пригляжу, - добавил милорд, провожая взглядом парня. Тот кротко кивнул и удалился из покоев главнокомандующего. На улице Джон пускал из своего рта клубни пара, совсем как ребенок. На душе было не спокойно, кошки скреблись. Снаружи его ждал единственный верный друг – Призрак. Сноу почесал у него между ушами, лютоволк стал ластиться к хозяину, пытаясь подсластить пилюлю. - Отец мертв, - сказал Джон животному. – Теперь кроме тебя у меня никого не останется, если я не пойду за Роббом. Я нужен ему. Лютоволк посмотрел на хозяина, и в его красных глазах Джон прочитал: «Не сносишь головы». - Но перед смертью я увижу брата и умру от его руки. Я решил, Призрак. Ты либо со мной, либо без меня. «А каково будет ему, если ты умрешь от его руки?» Сноу бросил своему любимцу сырой ломоть мяса и ушел прочь, чтобы не смотреть в эти красные глаза и еще чего доброго - не передумать. Ноги его не слушались и вели его, не куда он хочет, а куда надо – а именно в снежную камеру. Сноу стал превращаться, злоба внутри него кипела. Он честно пытался остановиться, пытался рвущегося наружу волка держать внутри, запереть в своем теле, но не мог. Сейчас он был слишком опустошен, слишком взбешен своей сумасбродной идеей - бежать со Стены. Почему он был уверен, что здесь будут настоящие воины, а не жалкие воры и насильники? Боги, он сам себе напоминает Сансу, свою младшую сестренку, голова которой была забита принцами и рыцарями. Жизнь – не песня. Джон кромсал все вокруг острыми когтями, рычал и выл, что было мочи. Снежные стены умели хранить секреты всегда. Сохранят и сейчас. Сноу вышел из своего временного убежища и посмотрел вокруг – поблизости никого не было. Уже настала настоящая ночь, одичалые за Стеной завыли песни, он-то слышал, благодаря своему сверхслуху. Они затянули грустную песню, о человеке, стоящем на распутье. Как кстати. Джон взял лошадь, хотя прекрасно мог бы добраться сам, но не к чему привлекать к себе внимания. Проходя мимо оружейной, он увидел Призрака. Сноу похлопал толстой варежкой по ляжке, лютоволк потрусил за хозяином. Он поскакал прочь из замка, на пути ему встретился Сэм, читающий книгу на посту, пока все остальные ужинали. Джон надеялся, что черный брат его не узнает и постарался проскочить мимо него как можно быстрее, как тень. Но Тарли узнал Джона по лютоволку, пытающемуся догнать лошадь. Толстяк забил тревогу среди своих друзей. Миновав границы Ночного Дозора, Сноу радостно завыл, на его возглас откликнулись еще пара волков. Кто это мог бы быть? Карстарки? Мармонты? Или, может даже, люди Старков? Вдруг стало грустно, луна стала исчезать за облаками, решимость и волчьи инстинкты, быть с семьей, тоже. Задолго до приближения всадников Джон учуял и услышал их, но позволил себя нагнать. «Отец бы не хотел этого, - подумал Джон. – Так в усладу ему, вернись, бастард».