Пополам

«Гордыня – самый страшный грех, - говорил ему когда-то Хлэм. – Знаешь, почему? Он захватывает тебя незаметно. А что ещё хуже, он в состоянии оправдать все остальные грехи». Но годы шли, и жизнь вынудила его признать, что его дорога к идеальному безгрешному себе не завершится никогда. Касавир знал, что будет делать, ещё до того, как обсудил это со своими людьми. Но молчал. Давал им возможность обмозговать хотя бы часть происходящего самим. - Это не Плащи, - уверенность Эрдена была непоколебимой. – Дворф и четыре женщины. По крайней мере одна из них – заклинательница. Но без всякой этой… опознавательной шелухи. - Наёмники? – Катриона криво усмехнулась разведчику. – Правда думаешь, что Яйсог так сильно лично кому-то насолил? - Сильно или не сильно – это ещё вопрос. Особо опасными они не выглядят. Вот если выйдут из логова живыми, тогда можно будет подумать. - Тогда поздно думать, нужно будет уже что-то делать, - вставил свои хмурые пять медяков предводитель отряда. – А на то, чтобы выйти, шансы у них хорошие. Лограм забрал у Костогрызов самых серьёзных бойцов, осталось одно расходное мясо. Катриона и Эрден переглянулись, но промолчали, давая ему время закончить. Уже успели привыкнуть, что Касавир вообще редко начинал говорить, если не вёл к чему-то конкретному. - Вернёмся на позиции, к остальным, - заключил он. – Кто бы эти люди ни были, если они прорвутся через логово насквозь, то окажутся в ловушке между оставшимися Костогрызами и нашей засадой. А нам лишние жертвы ни к чему. Особенно жертвы, которых мы не знаем. Трое аккуратно, но торопливо покинули своё временное убежище под козырьком скалы, двигаясь вдоль одной из бесчисленных насыпей в сторону безопасной расщелины, которая скрыла бы их перемещение. Их одеяния и доспехи, когда-то наверняка разительно отличавшиеся друг от друга, давно уже приобрели одну и ту же расцветку – каменной пыли. - Я вот думаю, - Эрден привычным жестом почесал щёку, путая пальцы в клочках короткой грязной бороды. Никакого порядка и, уж тем более, эстетики в растительности на его лице не было, но молодой разведчик за неё держался крепко. Во время вылазок в сумерках, в засадах, именно эта непуганая лезвием борода мешала его физиономии быть слишком очевидным бледным пятном. – А эти ребята не связаны ли с тем отрядом? Тот, что орки разбили несколько дней назад? - Для подмоги не особо внушительно, - пожала плечами Катриона, уже карабкаясь следом за Касавиром вверх по менее отвесному, чем остальные, скальному сколу. Остановилась, оглянулась на разведчика, подозрительно хмурясь: - А дворф, случаем, не из этих, которые западнее обосновались? Какой там клан? Железного Кулака? Эрден бросил на неё мрачный взор: - По-твоему, я дворфов на глазок различаю? Может статься, вообще этот Невервинтеровский генерал своего приятеля позвал. А что, тоже дворф ведь. Женщина хмыкнула: - Если так пойдёт, придётся учиться и дворфов различать. Орков же научились, - подхватив пальцами мелкий обломок щебня, она бросила его в оторвавшегося далеко вперёд командира, чтобы привлечь его внимание без нужды повышать голос. – Что скажешь, Каталмах? С какого перепугу наш Родник стал проходным двором? Камешек с глухим бряцаньем ударился в стальную пластину. Когда-то она была частью полного латного доспеха, но условия партизанской войны в горах вносили свои коррективы – доспехи были разобраны на части, множество раз перерезаны-перепилены, переложены мягким кожаными ремнями и вставками, что превратило их в куда менее внушительную, но зато бесспорно более удобную лёгкую конструкцию. Да и импозантный рыцарский полированный блеск был старательно выведен царапинами и шкурением песком. Негоже в засаде сверкать. - Что молчишь? – настороженно спросила Катриона, так и не дождавшись ответа. Касавир не обернулся, но бросил: - Потому что даже не догадываюсь, к кому ты обращаешься. Женщина собиралась было по инерции ответить, но, поняв, лишь фыркнула и покачала головой. Каталмах. Касавир сдержался, чтобы не поморщиться. Не любил это орочье прозвище, даже произнесённое в шутку. Катриона об этом знала – но почему-то пребывала в уверенности, что если повторять достаточно часто, то рано или поздно он смирится. Касавир же надеялся, что нет. Конечно, человек может привыкнуть к чему угодно. Простая истина, для которой он сам не раз становился красочной иллюстрацией. Любые трудности, неудобства, даже собственное недовольство – не оставь человеку выбора, и рано или поздно он научится со всем этим жить. Найдёт свои светлые стороны; а если не найдёт, то хотя бы придумает то, что как-то оправдывало бы его лишения. Но до Родника Старого Филина Касавир даже представить себе не мог, что люди могут настолько привыкнуть к войне. За годы службы в Ордене он принимал участие в стольких битвах, что давно сбился со счёта. От мелких стычек с разбойниками и мародёрствующими тварями во время патрулей до сражений последней войны с Лусканом. Приходилось биться и с людьми, и с чудовищами – но между жизнью и схваткой всегда оставалась грань. Опасность – то, что приходит извне, то, что можно и нужно отразить, после чего жизнь вернётся в своё русло. На лицах крестьян и горожан из освобождённых земель он тоже всегда видел отражение этого – облегчение, что время страха и напряжения отступило. Что всё пришло в норму. Для жителей Родника нормой стала война, а орки – не приходящими извне врагами, но некой константой, такой же естественной составляющей жизни, как дыхание и смена времён года. От детей до стариков, все они привыкли к оружию, привыкли спать вполглаза, привыкли хоронить, привыкли терять и отбирать, привыкли… Он слишком хорошо помнил, как пришёл к ним несколько месяцев назад – и вызвал больше недоумения и подозрения, чем те же проклятые орки. Эти люди не просто не ждали помощи со стороны – за годы своего бедственного положения они успели забыть, что «сторона» вообще существует. Что можно жить иначе. Что этот маленький локальный круг Ада, ставший их миром и нормой, может прекратиться. Были среди них и наёмники, но были здесь так давно и так давно не получали никакой платы, кроме трофеев от очередного побоища, что вполне уже могли сами считаться местными. Он же был как выходец с другого Плана, пришелец и чужак, вынужденный не раз доказывать себя и свои намерения. Мечом, заклинаниями, молитвами, день изо дня вставая с этими людьми бок о бок – в их сражениях, в их жизни. Доверие далось тяжело, но он его ценил. Мало по малу они позволили ему стать частью их битвы. Согласились поделиться своей войной. Как незнакомца пускают на порог – вначале не дальше прихожей, затем гостевой комнаты, и лишь затем он сможет обедать за одним с хозяевами столом. Иногда Касавиру даже казалось, что местные… ревнуют свою войну. Когда Катриона вырезала очередной клык у орка для своих жутких трофейных украшений, он готов был поклясться, что ей это по-настоящему нравится. Ей, в доспехах перекроенных не меньше, чем его собственные – но перекроенных из обмундирования давно погибшего мужа. Когда-то – охотница, на пару с супругом зарабатывающая на жизнь продажей мяса и пушнины. Теперь все её охотничьи инстинкты и навыки работали на войну, во многом растеряв изначальную тонкость, но идеально приспособленные именно к оркам. И исчезни все орки – она наверняка какое-то время будет искренне растеряна и не найдёт, куда себя девать. В какой-то степени, именно поэтому он, несмотря ни на что, оставался чуть в стороне. Даже когда люди уже согласны были следовать его приказам, слушать его, верить ему, он всё равно держал даже самых преданных на расстоянии вытянутой руки. Пускай он сам изменился за прошедшие месяцы, приспособился к этим горам, этим людям, этим врагам – всё же ему не хотелось окончательно становиться одним из них. Принимать битву так, как они. Как норму. Как повседневность. Никогда. В противном случае он не смог бы сделать то, что сделал – перевести их затяжную оборонительную войну в какое-никакое, но наступление. Был он для них из-за этого отчаянным авантюристом или просто везучим сумасшедшим – уже дело десятое. Если им, как и оркам, хотелось видеть в нём Каталмаха – пускай. Но это не означало, что он согласен видеть то же самое. А видел он больше. И последние движения Невервинтера, и вмешательство сил сразу с нескольких сторон, да и самоорганизация орков – всё твердило об одном. Надвигались изменения. К лучшему или худшему – трудно судить, особенно с позиции такой небольшой, хоть и упрямой силы, как выживающие несмотря ни на что жители Родника. Но может статься, что они – он – смогут разыграть правильно выпавшие им карты. Возможно, для этого и вправду придётся пойти на авантюру. Связываться с Коллумом и Невервинтером он не желал до последнего. Любые договорённости с силами города будут на условиях и за плату. Не напрямую, нет, но такова уж политика, что по итогам мероприятия условия и плата окажутся куда сомнительнее, чем то, что могут попросить обычные наёмники. Так что кто бы ни были чужаки, если они выберутся из логова Костогрызов живыми, он будет очень не против с ними побеседовать. Пускай и могло казаться наивным считать, что весь этот перманентный кошмар способен окончиться или хотя бы повернуться в лучшую сторону – Касавиру нравилось думать, что даже в его возрасте и после всего, через что он прошёл, он ещё не оциничел настолько, чтобы не позволять себе грамма наивности. Его люди на подмогу не рассчитывали и даже не думали о такой возможности. Они и его часто удерживали от самых кардинальных и решительных действий, кроме тех, что он мог объяснить через рациональную призму – а мог он не всегда. Но всё равно, он их не винил. Пускай на взгляд со стороны это и могло бы считаться малодушием и нежеланием хвататься за любой шанс. Они просто привыкли. А отказаться от привычного, пусть и привычного страшного, всегда не легко. Ему ли не знать. - Вернёмся на позиции и там сориентируемся, - повторил он, мельком глянув на двоих спутников. - Возможно, эти незнакомцы нам приготовили что-то интересное. - Не хочется, чтобы засада пропала, - ответила Катриона. – Долго уж мы к ней готовились. - Не пропадёт, - Касавир повёл плечом, удобнее устраивая переброшенный через него щит. – Так или иначе, не пропадёт.