Цепной пес. (февраль 1697 г. В.Э.)
…гнилыми костями Хозяин накормит – Ты рад, но уже не виляешь хвостом. Хозяин ударит, за двери прогонит – Но ты остаешься стеречь его сон.
Он опоздал. Восемь фигур в черных — почти как у него — плащах уже стояли на коленях перед мастером. Он ненавидел кузнеца за этот поступок. Кольца Власти, как одно походящие на подаренное ему, он еще смог пережить. Но создать еще восемь клинков, внешне не отличающихся от его собственного? Одеть этих несчастных в такие же черные плащи? Единственное, что немного сглаживало неприятные ощущения — они были его подчиненными. В этом было даже нечто забавное: восемь королей, подчиненных безымянному нуменорцу. Восемь черных теней, стоящих на коленях у ног Аннатара. И у его ног. Первый улаиро никогда ни перед кем не преклонял колен. Даже сейчас, провинившись, он встал напротив майя и откинул капюшон, давая возможность всем присутствующим увидеть неизменно бесстрастное лицо. — На колени, Первый, — перед ним был не тот золотоволосый эльфийский кузнец, которому он продался за поющий меч и «брачное» кольцо. Впрочем, истинный облик Майрона нравился колдуну больше прежнего — тонкий, как пламя свечи, стан и неукротимые, как лесной пожар, волосы великолепно сочетались с безжалостным взглядом огненных глаз. Но никакой облик не мог заставить его склониться перед этим существом. — Ты опоздал. Ты не подчинился моему приказу на поле боя. Тебе нет оправдания. — Ты послал моих бойцов на смерть. Я только что закончил перевязывать последнего, — он стоял, ощущая нарастающую боль в висках. Невыносимо разболелись колени, но колдун лишь заправил за ухо пропитанную кровью седую прядь, криво ухмыляясь: — Пошел ты, Аннатар, со своими приказами. Да, я стою десятка воинов, но не считаю это достойным поводом держать на острие атаки самый потрепанный корпус, даже не пополняя его. И, рыжий, смени тактику. Твой клин набил оскомину не только мне, но и врагам. Это плохо кончится. Черный плащ загорелся, но Первый стоял, с ухмылкой глядя на командира. От его стойкости зависело полсотни жизней — ровно столько осталось от его тысячи. Воины умирали, а груз не становился легче, Майрон ставил перед ними одну и ту же убийственную задачу: смять первые ряды. То, что тысяча ветеранов проделывала с легкостью, для ушедшей в бой сотни означало верную смерть. Легкая кольчуга, так и не снятая в спешке, нагрелась и перестала защищать от жгучего гнева майа. Огонь погас так же внезапно, как появился, оставив от плаща куцые лохмотья на плечах. Едкий пот заливал уставшие глаза, но Хэлка не шевелился, опасаясь упасть от малейшего движения. Не сейчас, когда эти восемь смотрели на него из-под капюшонов. Он чувствовал на себе их удивленные взгляды, и это придавало ему сил бороться. Огненные глаза оказались совсем близко, вновь разболелись виски от очередной попытки вломиться в его сознание, но он знал, что и в этот раз выйдет победителем. Как только он сломается — рыжий майа выбросит его, как надоевшую игрушку, и нуменорец не сможет спасти даже самого себя. У него не осталось выбора. Яростное шипение «Пошел вон!» отозвалось в сознании ликующим эхом. «Ты пока еще жив, Твое Высочество!» …он полз по коридорам крепости, вцепившись мертвой хваткой в шерсть двух варгов, постоянно спотыкаясь и повисая на них. Цоканье окованных сталью когтей и их утробный рык вынуждали всех встречных поспешно сворачивать, давая дорогу потрепанной элите. У вожака не доставало одной лапы, его спутница была слепа — достойная компания для опального назгула. Их ждали снаружи такие же калеки, орки и люди Первого ударного корпуса, не смея расстаться с безумной верой в командира, прикрывавшего их собой и выносившего с поля боя на своих усталых плечах. Это им он дарил свои улыбки и свою ярость, это с ними он напивался в честь победы и оплакивал павших. Это за них он стоял перед Властелином, нарываясь на наказание — только чтобы сберечь тех немногих, кому удалось пережить последний бой. Их руки потянулись к нему, подхватывая и укладывая на выжженную землю, отпихивая любопытных варгов. Кто-то поднес к губам флягу — едкая жидкость обожгла воспаленное горло, но ему и вправду стало немного легче. — Уходите на север, как можно дальше. Ночью, — прохрипел Хэлка, сдерживая кашель. Он не мог уйти, оставив любовника разгребать последствия затеянной войны, которая, несомненно, будет проиграна. Просто потому, что полководец из Майрона вышел еще худший, чем из него самого. Природная хитрость и изворотливость, увы, не помогали командовать тысячами, а гордыня мешала майя принимать советы даже от него. — Мы не вернемся из боя. Уходите, забирайте все, что сможете унести, уводите стаю, угоняйте пленных, вам пригодятся рабочие руки. — А ты, командир? — он застонал, пытаясь приподняться на локтях, но оттолкнул незваных помощников, отказываясь признавать свою слабость. Он командир и не имеет права быть слабым и беспомощным. Даже если боль мешает дышать, они должны видеть только уверенный взгляд ледяных глаз и кривую ухмылку. — Уходите. Это приказ, Моргот вас задери! — нуменорец собрал все силы, чтобы внушить им тот ужас, который приходилось испытывать его врагам. Только трехлапый вожак со своей подругой остались лежать рядом, согревая теплом своих тел. «Что ты творишь, Твое Высочество?». Послесловие: — Учитель, что я могу для тебя сделать? — юноша суетливо стянул прикипевшую к ожогам кольчугу, вынуждая сжать зубы на услужливо предоставленном кляпе. У его ног недовольно заворчала слепая волчица, поднимая испещренную рубцами лысую морду. Хэлка невольно залюбовался юным назгулом, чудом сумевшим уберечь свои смоляные волосы от ранней седины. Прочие либо были уже седы, принимая кольца, либо побелели, наблюдая за развлечениями Властелина. Этот мальчишка своей жаждой знаний напоминал ему о собственной бездумно искалеченной юности. — Расскажи мне, что за ублюдка в Нуменоре именуют моим сыном, — он откинулся на подушки, устало прикрывая глаза. Пока Майрон не заметит пропажи остатков корпуса калек, можно расслабиться и спокойно зализать раны. Просто для того, чтобы новые не так сильно мешали дышать. Он мог бы сорвать кольцо и послать любовника куда-нибудь далеко, бросив все это. Но терпел — сначала ради войска, а потом ради самого вспыльчивого майа и ради вот этого мальчишки-ученика. Терпел, может быть, потому, что привык терпеть. — Не знаю. Но там твои жена и сын, вроде бы. Только твой сын старше тебя, Учитель, по-моему, — он вслушивался в робкий голос, в котором уже начали появляться редкие хрипы: скоро и этот юный колдун утратит способность петь, сорвав связки бесконечно выкрикиваемыми приказами. Чуткие руки умело перевязывали раны пропитанной душистым составом ветошью, но даже эти легкие касания причиняли ему боль. — Может быть, ты вернешься в Эленна-норэ? — Я не вернусь, ученик. Они поплатятся за свой обман. Все имеет цену. Мы с тобой заплатили свою, придет и их черед.