Утренняя звезда. (ноябрь 3429 г. В. Э.)
Барабаны гремят, замирают сердца, Ждет пирушки своей воронье, Но Звезда позовет нас идти до конца — Мы пойдем и умрем за нее.
Словно в полусне он обхватил рукоять ладонью — негромко зазвенела цепь, с неохотой увлекая за собой тяжелый шар, впившийся в землю огромными лучами — и первым шагнул на каменный мост. Предрассветный туман плащом лег на закованные в черную сталь плечи и увенчал шипы шлема россыпью бриллиантов. Глухие шаги сливались с ударами тысяч верных сердец, с гулким рокотом барабанов, всколыхнувших прохладную тишину. Заскрипели, открываясь, врата крепости, будто изнуренные осадой защитники решили сдаться без боя. Вслед за полководцем вразнобой зашагала пехота, вытягиваясь на мосту в тонкую нить. Хэлка потянул носом, пытаясь разглядеть источник нарастающей тревоги сквозь узкие прорези шлема. Рука инстинктивно поднялась в запрещающем жесте, но было слишком поздно. С диким грохотом упала решетка, отсекая не успевшие пройти по мосту полки, со стен полетели стрелы, выкашивая запаниковавшее воинство, на атакующих решетку полилась кипящая смола — орки отступали, сметая задние ряды в ледяную воду. «Петля затянулась, Твое Высочество» Проклятый майа то ли опаздывал, то ли выжидал неведомо чего. То ли доспех оказался слишком тяжел для бесплотного духа — сейчас это не имело значения, когда то и дело под ноги падало бездыханное тело вчерашнего балагура, окованные железом сапоги скользили в луже крови влюбленного мальчишки, а в ушах не затихал полный ярости предсмертный вопль молчаливого ветерана. Он пытался командовать — но истощенные связки издавали лишь натужное шипение, бесследно растворяющееся в общем грохоте. Мальчишка-знаменосец сломанной куклой лежал, раздавленный и пронзенный насквозь острием решетки, знамя с багровым оком смешалось с грязью и кровью, где-то валялся расколотый рог — Первый беспомощно оглядывался, не в силах прекратить бойню. «Тяжело вести на смерть, когда сам — бессмертен? С последним лучом утренней звезды они все умрут. Кроме тебя, Твое проклятое Высочество» Он пробивался к стенам, сжимая в ладони массивную рукоять невиданного доселе оружия, уцепившись за безумную идею — и, укрываясь за его спиной, как за щитом, спешили не растерявшиеся и сохранившие жизнь мечники. Первый же удар превратил защитника Минас-Итиля, вставшего на пути, в кровавую лепешку: — А что это за штука такая у вас? — он едва услышал вопрос среди общего шума, опьяненный первым успехом и, занося неповоротливый моргенштерн для нового удара, бросил резкое: — Гил-Эстел*, — и ринулся вперед, добивая тех, кто сумел увернуться от тяжелого шипастого шара, в насмешку названного Майроном «звездой». Сзади загремели крики, передаваемый по цепочке — «За звездой, за льдом», и за стенами услышали, что там, в запертой крепости, еще есть кому сражаться. Тысячное войско вновь устремилось на приступ, сотни рук вцепились в закрывшую проход решетку, но Хэлка уже и сам пробился к вороту, с ужасом понимая, что тот безнадежно сломан. В безумном порыве вцепляясь руками в цепь, он не надеялся ни на что, кроме… «Какие безвкусные и омерзительные доспехи, Твое Высочество!» И вместо утраченного знамени над Минас-Итилем взметнулась Звезда Предводителя назгул. Послесловие: — Все мертво. Река отравлена нашей кровью — и воды ее черны от боли. Призраки бродят по коридорам, хоть мертвым и нет места среди живых. И живым нет покоя там, где зацветет асфодель. Цена слишком велика, Хэлка! — в синих глазах Шестого застыли невыплаканные слезы. Он покорно принял из рук Первого кубок и, морщась, смочил губы алой жидкостью. В следующий миг кубок со звоном покатился по каменным плитам: — Что это? — Кровь. Вино. — Так кровь или вино?! — закричал Шестой, с ужасом наблюдая за вязкой жидкостью, вяло заполняющей трещины пола. Но его собеседник только хрипло рассмеялся, опершись о его плечо. Что-то неживое проскальзывало в этом смехе — таком подходящем для этого полного призраков места и таком неуместном в живых устах. Предводитель назгул с каждым годом все меньше походил на человека, будто все их злоключения и победы по капле вытравливали из его обледеневшей души последние искры тепла. — Тебе виднее, это твоя лоза дала эти плоды. Пытаясь забыться в объятиях полуистлевшего зеленоглазого менестреля, он раз за разом вспоминал этот жуткий хохот и презрительное: — Что мог вырастить мертвец? *Гил-Эстел (синд. «звезда надежды») — Утренняя и Вечерняя Звезда, Звезда Эарендиля.