Мягкие лапки. (май 805 г. Т.Э.)
Жарко греет камин, и полна твоя миска, Но луна за собою поманит в окно — Диким зверем станет домашняя киска, Ей привыкнуть к покою не суждено.
Девять маленьких черных комочков, забавно попискивая, копошились на кровати под бдительным присмотром развалившейся на подушках матери. Кошка щурила ярко-желтые глаза, наслаждаясь прикосновениями маленькой хозяйки к белоснежной шерстке, и запрокидывала голову, подставляя изящную шею. Сероглазый котенок сцепился с черноглазым, и к ним тут же подбежал самый маленький и устроился рядом, изредка ударяя лапкой то одного, то другого братишку. Девочка попыталась разнять драчунов, но столкнувшись с презрительным взглядом льдисто-серых глазок, отдернула руку. — Какой ужас! — престарелая нянюшка драматично всплеснула руками и запричитала, устремляясь к кровати: — Снова эти ужасные грязные животные на постели, ну сколько можно гонять, что за напасть-то такая, Берутиэль, как ты это терпишь, всю кровать загадили, все простынки батистовые изодрали своими когтищами… Почуяв угрозу, изнеженная белоснежная красотка демонстративно зевнула, обнажая острые клыки и потягиваясь. Угольки бросили свои котеночные занятия, сбиваясь в разъяренно шипящий ком шерсти, а сероглазый и вовсе утробно зарычал. Он первым освоил этот демонический звук и просто не мог не продемонстрировать его врагу. Девочка смерила женщину презрительным взглядом, выпрямляясь — черты полудетского личика разом заострились, искаженные недетским высокомерием: — Не смей их трогать! Я решаю, кого впускать в свою постель, а кого нет! Принеси им рыбы с кухни и оставь нас. — Но разве ж так можно, деточка, это же кошки, рыбу, на вашей постели, — нянюшка почти готова была заплакать от обиды. Кошка, щурясь, впилась когтями в вышитую бессонными ночами тончайшую наволочку и вздыбила шерсть. — Вы же принцесса! — Будущая королева, — девочка по-звериному вздернула верхнюю губку, явно переняв этот жест у своих хвостатых любимцев. — Твоя королева. Прочь! Всхлипывая и бормоча извинения, женщина попятилась, с ужасом наблюдая за тем, как острые когти вспарывают подушку, но жестокий ребенок только смеется, подбрасывая рассыпающиеся перья в воздух. Забыв об опасности, котята кинулись ловить пух. — Я знаю, кто утопил твоих детей в прошлый раз, — бесстрастно добавила Берутиэль, запуская пальцы в искрящуюся от недавней злости шерсть любимицы. Кошка довольно заурчала, потершись щекой о ласкающую руку. — Я не дам ей повторить. Жаль, кошачий век недолог… Но мой бог поможет мне. Тот, чья сущность — любовь, не может не откликнуться на просьбу любящего сердца. Мелькор с нами, моя маленькая.***
Шелковое покрывало скользнуло по загорелой коже, с тихим шорохом опускаясь на остывающий камень и позволяя луне ласкать влажное от пота тело. Уже не девочка — жрица сжала рукоять серебряного кинжала и закружилась с ним в причудливом танце, вполголоса напевая. Будущая жертва с немым ужасом смотрела, как отточенное лезвие касается ее сосков, скользит по плоскому животу, бедрам, как гибкое тело извивается змеей, растворяясь в лунном свете, как гладкие льняные волосы обвивают тонкие руки, а тихая песня превращается в полный страсти вопль. Из ночных теней возникли, бесшумно ступая мягкими лапами, кошки. Девять черных котов устроились по кругу, отсекая жрицу и ее дар от окружающего мира, белая кошка растянулась на теплом камне, наблюдая за происходящим. — Что это, Берутиэль, девочка, зачем ты привела меня сюда, что ты делаешь, — постаревшая за эти шесть лет женщина протянула руки, не узнавая своей воспитанницы, и испуганно отпрянула, столкнувшись с голодным взглядом небесно-голубых глаз. В принцессе не осталось ничего человеческого, ее глазами смотрел Хаос — ненасытный, безжалостный и непобежденный. Кошка-мать шагнула в круг, облизываясь, но жрица не замечала ничего вокруг, кроме тонкой прожилки на дряблой шее. Не прерывая танца, она протянула к ней руку, вспарывая кожу, и с наслаждением застонала, проводя языком по окровавленному лезвию. Несколько движений — и кровь залила камень и белоснежную шерстку. Девять черных котов недвижимо сидели, удерживая круг. Берутиэль опустилась на колени, отбросив не нужный более кинжал и, набрав ладонями багровую жидкость, с нажимом провела руками по телу, опускаясь к изнывающей от желания промежности. Она повторяла движения катающейся в крови и внутренностях любимицы, наслаждаясь прикосновением шершавой и скользкой поверхности к чувствительным соскам и, жмурясь от удовольствия, ввела пальчики внутрь, стремясь прорвать длинными ногтями последнее доказательство своей невинности и смешать свою кровь с кровью жертвы. Все ее существо изнывало от стремления принадлежать тому, кто ожидает своих детей за Гранью. Ее мир превратился в крик и осыпался осколками, забрав с собой остатки сознания. Послесловие: — Ты принцесса и ты выйдешь замуж за Тараннона! Ты полюбишь его, как я полюбил твою мать! — король мерял шагами ее опочивальню, бросая на непокорную дочь полные негодования взгляды. Но та только щурилась, поглаживая окруживших ее кошек. С некоторых пор она сама походила на кошку. Ее движения приобрели звериную текучесть, за неторопливостью и вальяжностью проглядывалась дремлющая сила, шаги перестали эхом отдаваться по каменному полу. Было что-то завораживающее и одновременно пугающее в этой перемене. И эти коты… Они пугали его, возникая в самых неожиданных местах, но стоило зайти к дочери, как все десять оказывались подле нее. Она говорила с ними, заглядывая в разноцветные глаза, словно находя в них ответ на свои бесчисленные вопросы. — Ты не любил мою мать. Я не выйду замуж ни за гондорца, ни за других твоих избранников — ни один мужчина не коснется меня без моего желания. — Выйдешь. Иначе я велю сжечь тебя, ведьма, в этой самой комнате вместе с твоими проклятыми кошками! Пока еще я твой король и ты обязана подчиниться! — мужчина схватил ее за руку, больно выкручивая запястье: — Поняла? Она кивнула, пряча за отброшенной волосами тенью хищную улыбку. Пока он король — он может приказывать. Но так или иначе, она сама станет королевой.