Черное небо. (сентябрь 1409 г. Т.Э.)
Умирая — умри, вырви сердце свое, Ни к чему тебе нынче доспехи, Ни к чему отгонять от себя воронье, Предаваясь кровавой потехе.
Золотые листья тихо зашелестели под ногами вошедшего в шатер полководца. Странная прихоть Короля-Колдуна не давала ему покоя — весь день воины собирали мертвую листву, чтобы устлать золотисто-багряными коврами походный шатер владыки Ангмара. Он начал сомневаться в разумности союза, но боялся гнева седого человека в сияющей короне больше, чем грядущей битвы. Склоняя голову в церемонном поклоне, правитель Рудаура с напряжением следил за северным правителем, пытаясь уловить хоть сколько-нибудь значимую эмоцию на бесстрастном лице. Услышав предложение сесть, он растерянно заозирался, пытаясь отыскать в полумраке шатра хоть что-нибудь кроме этих проклятых шуршащих при каждом движении листьев. Но ничего не было. Полководец опустился на землю, опуская глаза, чтобы не видеть леденящей душу ухмылки. «Ты знаешь, что делать, Твое Величество» — Мой повелитель, мы готовы выступить хоть сейчас, только прикажите, и Амон Сул… — он осекся, ощутив острый приступ паники при приближении Ангмарского Короля. Иррациональный страх накрыл его с головой, побуждая бежать со всех ног, хоть в Амон Сул, хоть в морийские копи, хоть куда — только бы оказаться подальше от жуткого мужчины в наброшенном на голое тело шерстяном плаще. Но негромкий хрипловатый голос завораживал, вынуждая оставаться на месте, унимая неуместную дрожь в теле. Речь Короля — плавная, текучая, словно напевное заклятье, — проникала в самое сердце, замедляя удары, остужая разгоряченную кровь, отрезвляя распаленный жаждой битвы рассудок. Рудаурец хотел возразить, вырваться из-под власти чужой воли, вернуть себе почти утраченное тело — и не мог. Он ощущал, что через несколько певучих слов он превратится в послушную куклу и поведет полки наугад, под слепой луной, в кромешном мраке колдовской ночи. Из последних сил он прохрипел: — Мы не можем драться в темноте… Мы выступаем после заката, да, мой господин. И все закончилось. Он сам скомандовал смешаться с ангмарскими воинами, лишив себя призрачного шанса вывести свой народ из боя — у ангмарцев свои командиры. Он сам встал в одну из перестроившихся сотен, запоздало осознавая, что никогда не был пешим воином. В наступившем мраке он шагал наугад до тех пор, пока не услышал передаваемый шепотом приказ остановиться. Он послушно следовал каждому приказу — обнажить мечи, бежать, остановиться, отступить, пропуская тяжелый таран, — до тех пор, пока не замер, охваченный привычным ужасом. В непроглядной тьме острозубая, словно сделанная из сосулек или игл, корона сияла ярче обычного, отражаясь сгустком мертвенно-голубого пламени на гладких шлемах и щитах с белым ангмарским мечом. Засвистели пущенные на отблеск венца стрелы, со звоном ударяясь о щиты и, потеряв смертоносную силу, легли на стылую осеннюю землю. А правитель Рудаура все стоял, ожидая очередного приказа, не замечая ничего вокруг. Зеленоватое пламя охватило врата, гулко ухнул таран, стремясь поскорее расчистить дорогу сияющему ледяному венцу. Защитников Амон Сул приговорили еще до начала резни — под неизменным черным плащом Короля билось не прикрытое латами сердце, но он сделал первый шаг, орошая землю кровью ринувшегося навстречу воина. «Слепая луна создана для жертв, Твое Величество» Послесловие: — Мой повелитель, я желаю уйти, — прошептал тот, кто изначально был равным, но не смог устоять перед чужой силой. Золотые листья зашуршали, вторя тяжелым шагам Колдуна, послышался разочарованный вздох: — А ведь я думал оставить тебе жизнь, — листва вспыхнула, мгновенно заполняя шатер едким дымом. Обреченный правитель Рудаура заметался в поисках выхода, все еще не веря в близость смерти, захлебываясь кашлем, пытаясь разорвать плотную ткань руками, совершенно забыв о покоящемся в ножнах клинке. Он больше не боялся Ангмарского Колдуна — может быть, потому, что Хэлка давно покинул ловушку и был уже далеко, помогая тем, кто пострадал, но все еще был нужен. Редкий полководец мог в один день разрушить два государства разом. — Похороните его с почестями, — коротко распорядился улаиро, ни на секунду не прекращая сшивать изуродованную вражеским мечом щеку молодого воина. — Он боролся почти до конца.