Ветер с юга. (май 1636 г. Т.Э.)
Споешь на мертвых языках, Споешь о прошлых временах, Под звон железа на костях Споешь, превозмогая страх.
Он спрыгнул с коня, протягивая спутнице руку — не то чтобы орчанка не смогла бы спуститься сама, но Хэлка любил касаться ее искореженных работой рук и всегда находил повод. Ей оставалось недолго, и вместе с ее жизнью от него медленно уходило тепло. И без того некрасивая шея раздулась жутковатыми наростами — они были невелики, но улаиро знал, что под просторной льняной рубахой скрываются гораздо худшие, багрово-черные болезненные шишки. Поветрие убивало орков гораздо медленнее, но, проведя долгие месяцы среди медленно умирающих, лишенных возможности двигаться, сошедших с ума от непрекращающейся боли, он осознал, что скорее прикончит ее собственными руками, чем позволит пережить мучительную агонию. И это время пришло. Назгул слышал, как она стонет сквозь сжатые зубы, раз за разом поднимая тяжелый молот, как острые клыки протыкают кожу при каждой попытке сесть, как сужаются от боли зрачки, стоит лишь повернуть голову. Она терпела, до последнего отрицая свою болезнь, словно забыв, что Король Ангмара знает обо всем — и даже немного больше. — Зачем ты привез меня сюда? Это чужая земля. Эти холмы с каменными вершинами. Это могилы, да? Колдун молча обнял спутницу, увлекая к самому высокому холму, увенчанному глыбой белоснежного, в едва различимых розоватых прожилках, мрамора. Даже сейчас он не мог не думать о своем оледенелом детище, умирающем от непрекращающейся войны и пришедшей с юга болезни. Король не может не заботиться о своем королевстве, даже если оно убивает его. Поднявшись на вершину кургана, он жадно припал к губам своей спутницы, в очередной раз царапаясь о ее клыки и орошая губы орчанки своей стылой кровью, пытаясь впитать остатки тепла. Не разрывая поцелуя, Исильмо завел погребальную песнь, не торопясь вплетать в несложный мотив слова. Слова наполнят песню магией не меньше, чем музыка — ни к чему тревожить покой мертвых раньше времени. В черных глазах мастера отразилось недоумение, и она мягко отстранилась, опираясь о мраморную глыбу. Ей хотелось спросить что-нибудь, но не получив еще ни единого ответа, женщина не решалась подать голос. Хэлка даже не заметил, как все же начал петь, едва слышно, оплетая холм чародейским туманом, заструившимся из-под камня. Молочно-белые щупальца тянулись все дальше, повинуясь невысказанному приказу, наполняя теплый майский воздух пробирающим до костей холодом. — Он спросит тебя, сражен ли в бою, — из-под венчающих другие холмы глыб заструился такой же белоснежный дым, отзываясь на голос того, кто смог пройти сквозь смерть. Встречаясь у подножий, они струйки дыма сплетались между собой, не прекращая расти, заполняя все пространство в безумной попытке захватить мир. — Жизнь продал за дев ли? Как ты опишешь кончину свою, если ты умер в постели? Из тумана один за другим выходили призраки, пристыженные словами колдовского напева — покрытые жуткими черными наростами сразившей из болезни, в изъеденных ржой кольчугах, с обломками некогда острых клинков в истлевших ножнах. Князья, воины, женщины и дети — их было много, таких разных, обглоданных могильными червями, влекомых жаждой тепла. Лишенные горячей плоти были беззащитны перед пронизывающим холодом липкого тумана. Орчанка завороженно смотрела на них, не находя в себе сил отвести взгляд. Околдованная пением улаиро, она шагнула навстречу, неуклюже касаясь костлявой руки с княжеским перстнем на указательном пальце. Призрак повлек ее за собой, в туман, и каждый мертвец тянулся к ней, желая коснуться настоящего, живого тепла. Он вел ее, выписывая причудливые па церемонного танца, и его подданные поспешили за ними, все дальше от призвавшего их Колдуна. Когда туман развеялся, на холме возвышалась только высокая фигура в небрежно наброшенном на плечи черном плаще, и солнечные зайчики весело играли в острых шипах короны Ангмара. Послесловие: «…Тирн Гортад, Ветреные Холмы, земля смут, преходящее знамя трех корон, волею северного короля обрела своих защитников и вечный покой. Страшная хворь ушла из Ангмара, забрав с собою чуть менее половины всех живущих — мудрейшие ангмарцы видели в этом одно из величайших деяний правителя. Три могучих государства сокрушил он силой разума, и белый клинок его воссиял над их землями…»