Ради тебя

Шли дни. Джон не приходил в сознание. Майкрофт, вопреки своим правилам и политике безопасности собственной персоны, ежедневно возвращался в эту палату. Врачи лишь недоуменно пожимали плечами, отчитываясь перед этим строгим и могущественным человеком. Они не могли дать мистеру Холмсу внятного ответа на вопрос почему доктор Ватсон еще не очнулся. Опасность для жизни важного пациента, судя по отчетам врачей, миновала, состояние мистера Ватсона было тяжелым, но уже не критическим, однако тот продолжал лежать неподвижно с закрытыми глазами. Каждый день Майкрофт, накинув на плечи белый халат, около получаса сидел рядом с постелью тающего на глазах Джона и пытался понять почему, несмотря на все усилия врачей, он до сих пор не может увидеть глаза доктора. Он не понимал этого, точно так же как не понимал и того, зачем ему это нужно. Внутренний голос услужливо шептал Холмсу, что он тут только ради того, чтобы в случае смерти Джона с чистой совестью сказать Шерлоку: я сделал все, что было в моих силах, это действительно так, но… Майкрофт знал, что это самообман. Дело было не в Шерлоке и не в обещании, данном брату: присматривать за его соседом, тут было нечто другое. Это все проклятая жалость, отравившая бесчувственную до сих пор душу. А еще нелепое и совершенно нерациональное подозрение, которое по капле просачивалось в рациональный мозг мистера Холмса: все именно так, потому что Джон просто не хочет жить дальше. Другой причины, по которой доктор еще не пришел в себя, Майкрофт просто не видел. И когда он это понял, почему-то стало особенно важно сделать так, чтобы ресницы Ватсона дрогнули и глаза открылись. Но что он мог сделать? Гениальный и умнейший мозг на планете пасовал перед этой проблемой. Майкрофт никак не мог понять почему. Отчего, будучи здоровым, сильным и морально устойчивым человеком, Джон после несчастного случая с Шерлоком вдруг потерял интерес к жизни. Конечно, сантименты это сильный фактор, но ведь остальные люди, которые были в какой-то мере близки брату, смогли перешагнуть через горе и жить дальше: миссис Хадсон, инспектор Лестрейд. Да, они горевали, но ни для одного из них потеря Шерлока не стала точкой отсчета и сигналом для завершения жизни, как для Джона. Доктор решил уйти, сознательно, безоговорочно и твердо. И даже когда самоубийство не сработало, Ватсон, лежа на больничной койке, продолжал убивать себя, и Майкрофт ничего с этим поделать не мог. Это было ему неподвластно. Это был вызов его могуществу и всесилию. И именно поэтому мистер Холмс продолжал приходить в эту палату и молча сидеть рядом с угасающим доктором, вглядываясь в его лицо. Однажды он вдруг неожиданно для самого себя заговорил. - Почему, Джон? - тихо спросил Майкрофт, это был даже не вопрос к лежащему без сознания доктору, а скорее просто риторическое замечание, выпущенное в пустоту, мысли вслух, которые внезапно просочились за пределы головы, - почему Вы делаете это? Неужели Шерлок был так важен для Вас? Неужели на всей планете не найдется больше человека, ради которого Вам стоило бы жить, Джон? Рука доктора, до сих пор совершенно безжизненная, вдруг медленно сжалась в кулак. Майкрофт вздрогнул, сам до конца не понимая, что произошло, однако интуитивно он снова заговорил, теперь обращаясь непосредственно к Ватсону. - Джон, - все так же тихо, но придвинувшись ближе, позвал Холмс, - Джон, Вы меня слышите? Реакции не последовало. Джон не слышал. Но сжавшийся кулак доктора ясно давал понять Майкрофту, что ему не привиделось это движение. Тогда Холмс с необычным для себя внутренним волнением протянул руку и осторожно коснулся руки доктора. Холодная совершенно. А ведь в палате идеальная температура, тут тепло, даже, по мнению Майкрофта, слишком тепло. Джон вздрогнул и резко распахнул глаза. Неожиданно резко, и замер, уставившись в потолок. Майкрофт отдернул руку, словно обжегшись, и откинулся на спинку стула. - Джон… Губы доктора слабо зашевелились. Он явно силился что-то сказать, но Холмс не мог разобрать ни единого звука. Майкрофт ждал этого момента несколько дней, ему очень хотелось заглянуть в эти глаза, прочитать в них ответ на все свои вопросы, но сейчас они были совершенно пустыми. Синие, глубокие, как раньше, но пустые. Ни ответов, ни воли к жизни, которая раньше била из этих глаз ключом, ничего – бездонная пустота. - Я не слышу Вас, Джон, - тихо сказал Майкрофт, придвигаясь ближе. Джон, словно собираясь с силами, набрал побольше воздуха, скользнул языком по пересохшим треснувшим губам и хрипло произнес только одно слово: - Убирайтесь. Это тихое, еле различимое слово хлестнуло Майкрофта словно пощечина. Он физически ощутил как загорелась щека. Холмс не ожидал этого, а следовало бы, учитывая те обстоятельства, при которых они с Джоном в последний раз виделись. Он, Майкрофт Холмс, в глазах Джона Ватсона был бесчувственным мерзавцем, продавшим ради своих сомнительных целей собственного брата его главному врагу - Джеймсу Мориарти. Так думал Джон, уходя в тот день из «Диогена» полный презрения и тихой ненависти. Так почему Майкрофт вдруг решил, что с тех пор что-то изменилось? Доктор все так же продолжал считать, что Шерлок пал жертвой вероломства собственного брата, что весь мир возненавидел светлый образ великого детектива с подачи Майкрофта. И услышав сейчас это тихое, еле различимое «убирайтесь», Холмс отчетливо понял, что Джон его не простит, пока не узнает правду. Это было… Майкрофт поморщился, фиксируя внутри себя раздражающее словно комариный писк чувство вины с полынной примесью досады. Он не этого ждал от пробуждения доктора, чего именно сказать было трудно, но точно не хриплой ненависти, вложенной в это простое слово. Мистер Холмс поднялся и молча пошел к двери. Уже почти покинув палату, он обернулся и обмер, в него вонзился полный отчаянной ненависти и бескрайней боли синий взгляд. И боль не имела ничего общего с полученными Джоном серьезными травмами, многочисленные переломы и ушибы, разрыв легкого и сломанный нос не имели к тому, что Майкрофт увидел в глазах доктора, никакого отношения. Холмс застыл, не имея сил отвести взгляд, и только вновь дрогнувшие губы Ватсона, по которым можно было прочитать лаконичное: «Вон!», заставили его выйти из палаты и прикрыть за собой дверь.