Ради тебя

Он открыл глаза и осмотрелся. Ничего не изменилось: привычная палата, до боли знакомые стены, на которых давно была изучена каждая шероховатость и неровность, белый и до смерти надоевший потолок, дверь, через которую обычно приходил Майкрофт. Приходил… Тихо попискивали диагностические приборы, измеряя и фиксируя биение никому не нужного сердца. Неужели сон? Джон прикрыл глаза, вспоминая. Все было так реально! И безумный разговор с Холмсом, когда тот сказал, что Шерлок жив, а потом признался ему в чем-то совершенно нереальном, и скандальный уход из больницы, и желание сбежать из Лондона куда глаза глядят, и… Господи, Шерлок, постучавшийся к нему посреди ночи. Все сон… На глаза Джона навернулись слезы, так хотелось верить в реальность происходящего, но он не мог найти ничего, что подтвердило бы ему: все это было. Джон, растирая по щекам горячие капли, поймал себя на внезапной дикой мысли: он не знает, о чем больше сожалеет: о том, что Шерлок по-прежнему мертв или о том, что ему никогда не услышать из уст Майкрофта тех слов, которые он произнес. Господи, а чего он ждал? Он позволил себе на секунду поверить в то, что все это было, и теперь его скручивало невыносимой тоской и душевной болью. Пустота… впереди только пустота, и сил преодолеть ее больше не было. За дверью послышались шаги. Сердце Джона подпрыгнуло и участило удары, что моментально зафиксировали приборы. Дыхание остановилось, Ватсон замер… В коридоре воцарилась тишина, дверь не открывали, но кто-то за ней определенно был. Джон ждал, сердце бешено колотилось, и ему показалось, что приборы стали пищать совершенно оглушительно. Поддавшись глупому порыву, Джон сорвал с себя датчики, чем сделал только хуже: вместо ожидаемой тишины аппарат взорвался новой невыносимой какофонией, предупреждая всех вокруг об опасности. Твою ж… Ватсон, ты же врач! Дверь резко распахнулась, и в проеме возник Холмс. Бледный, взволнованный, глаза моментально впились в лицо доктора, убеждаясь, что с ним все нормально и шум, наполнивший палату, на самом деле не означает, что сердце Ватсона больше не бьется. Глаза испуганные… это у Майкрофта-то. Джон несколько раз моргнул, не в силах поверить в этот испуг, и уж тем более не в силах отвести взгляд. — Джон! — Майкрофт взял себя в руки и шагнул в палату, — ну как так можно?! Мало того, что Вы чуть не угробили себя вчера, так и теперь умудряетесь создавать проблемы доктору Уилсону, знаете, как ему от меня накануне досталось? В два шага Холмс пересек палату и, присев на краешек кровати, ловко приладил датчик обратно на руку онемевшего Джона. Писк, нет, невыносимый вой прекратился. Джон молча хлопал глазами, все еще ощущая у себя на запястье прикосновение прохладных мягких пальцев. — Угробил вчера? — едва слышно пробормотал он, все еще не рискуя поверить в услышанное, — так это был не сон? — Какой еще сон?! — Майкрофт был строг, но глаза его тепло улыбались, — Шерлок мне такую выволочку устроил сегодня утром за то, что я так невнимательно приглядывал за его другом, ему пришлось полуживого возвращать Вас ночью в больницу. — Шерлок… — Джона переполняли эмоции, от сумерек на душе не осталось и следа, он снова разозлился (обман на обмане!), где-то под ребрами билась обида (что б вас, Холмсов!), в голове разливалось удивление (Ка-а-ак?!), но самым сильным было счастье (не сон!), которое подпитывалось заботой и нежностью, исходившей из глаз Майкрофта. Последнее чувство смело все остальные и заставило Джона проглотить те злые слова, которые снова завертелись у него на языке, проглотить и забыть, чтобы не жалеть потом о том, что он мог бы наговорить. Нет, хватит. Услышав имя брата, Майкрофт слегка потупил взгляд, он словно попал под осенний лондонский дождь без своего любимого зонта, стало тоскливо. Ну конечно же… Шерлок, а как же иначе. Судя по первой реакции Джона, доктор решил, что все случившееся с ним накануне было не более чем сном, что ж, пора проснуться, Джон. — Он сейчас подойдет, — Майкрофт удивился, насколько сухо может звучать его голос. Джон молча вскинул на него глаза, и вдруг накрыл лежащую на кровати руку Майкрофта своей ладонью. Осенний лондонский дождь вдруг сменился утром мая, повеяло цветущей вишней. Неужели так бывает? Они оба молчали, боясь спугнуть это мгновение, развеять вишневый туман. — О, я смотрю, у вас тут все уже наладилось! — слегка насмешливый голос заставил мужчин вздрогнуть. Джон отдернул руку. Майкрофт вздохнул, мысленно рыча на брата за отсутствие такта, мог бы и подождать немного. Шерлок вошел и плюхнулся на законное и привычное место Майкрофта, однако ни Джон, ни старший Холмс ничего не имели против. Джон всматривался в лицо воскресшего друга. Похудел, осунулся — никто не следил за питанием, на скуле белеет тонкий неровный шрам — было горячо, лицо непривычно покрыто загаром, волосы острижены куда короче, чем Ватсон помнил. Но в целом это был тот самый Шерлок. Насмешливый, проницательный, такой любимый, внимательный, но ничуть не удивленный тем, в какой ситуации он нашел своего блогера и своего же старшего брата. Шерлок знал. Он знал об этом недавно вспыхнувшем чувстве, и даже больше, чем сам Джон, впрочем, тут тоже было все как раньше — этот умник всегда был в курсе всего на свете. Джон расхохотался, впервые с того ужасного дня когда Шерлок поднялся на крышу Бартса. Теперь все это в один миг превратилось в ночной кошмар, ошметки которого вынесло в утреннее небо весенним ветром. Джон заметил как Майкрофт кинул в сторону брата встревоженный взгляд, Шерлок схватил доктора за плечо и, заглядывая в глаза, звал по имени… От этого стало еще смешнее, они, такие умные и гениальные Холмсы, решили, что у Джона съехала крыша. Они ошибались, оба. Невероятно! Доктор смеялся, несмотря на боль в сломанных ребрах, на брызнувшие из глаз слезы, на то, что он почти задыхался, и каждое движение было невероятно болезненно. Смеялся, и с этим смехом из него по капле выходило все то страдание, та душевная боль, которую он перенес за эти два чудовищных года, злость и обида. Этот смех очищал, выметая из души все лишнее, то, чему там не место, и освобождал сердце для чего-то нового.