Формула искушения

Тецухиро уже который день ходит к Соичи на работу чаще, чем к себе. Ученому надоело каждый раз устраивать ему скандал, и он, махнув на все рукой, просто делает вид, что ему все равно. Будто они очутились в том времени, когда работали вместе. С единственной разницей – теперь в лаборатории, по мнению Моринаги, завелся «мелкий вредитель», который отравляет существование бывшего кохая своим присутствием. И в один прекрасный момент, когда доцент вышел из лаборатории, чтобы разъяснить своим студентам основные принципы работы на следующем занятии, между соперниками завязался спор… - Хочешь забить большой ржавый гвоздь в глубины моей совести? – с насмешкой поинтересовался студент. - У тебя нет совести! – огрызнулся в ответ. - Согласен, - капитулирующее выставил вперед руки, - за последние годы она сильно прохудилась. Но все-таки она есть. - По-хорошему прошу, оставь Соичи в покое. - Да я бы с удовольствием сделал это, но он, похоже, не воспринимает тебя как своего спутника. Бессмысленно сопротивляться. Посмотри правде в глаза. - Я не позволю тебе делать все, что вздумается… - зарычал, готовясь навалять наглецу по первое число. - Чего шумите? – в помещение вошел уставший доцент. - Просто Моринага волновался, что ему нужно на работу возвращаться. А ты ушел куда-то, - встав за мужчиной, нагло усмехнулся разъяренному Тецухиро. - Так иди, если нужно, - удивленно уставился на сожителя. – Я вообще не понимаю, почему ты сюда ходишь каждый день. - Даже если скажу, не поймете, - фыркнув, парень развернулся и вышел из лаборатории. - Какая муха его укусила? – подошел к реактивам и принялся записывать результаты эксперимента. После упорной работы Тацуми, наконец, определился с третьим элементом. Не то, чтобы он был сильно разочарован своим странным открытием, но перевод филолога ему нравился все меньше и меньше. Слишком много несостыковок с активными элементами и его описанием. С одной стороны, все выглядело правильно, а с другой, как-то не вписывалось в общую картину эксперимента. - Марк, тут есть какая-то ошибка, - удрученно сообщил свое предположение. – Вот в этом отрезке, - обвел карандашом нужную часть текста. - Я посмотрю, что не так, - принял из рук листок и засел над своими словарями. - Угу, а я на занятия, - вышел из лаборатории и направился в аудиторию. Спустя три часа Соичи вернулся с лекций и подошел к читающему студенту. - Что намудрил? – прочитал текст и нахмурился. – Ты ничего не изменил. - Но перевод правильный. Я несколько раз проверил, - взглядом побитого щенка посмотрел на Тацуми. - Ладно, подумаем, - закинул листок в свой рюкзак. После недельных ночных посиделок над текстами на нескольких языках, Соичи начинает чувствовать, что его организм работает на пределе. И если сегодня, в пятницу он как следует не отдохнет, то к понедельнику он просто свалится без сил. Поэтому, отказав Марку в пятничной попойке, Тацуми вяло поплелся домой. В шумном и тесном, наполненном людьми метро ему ехать не хотелось, и, свернув на внутреннюю аллею, граничащую с парком, мужчина медленно зашагал в сторону дома. Рядом с ним бодро вышагивал студент, рассказывая о своих планах на следующие выходные и советуясь с доцентом. - У вас в Японии красивые новогодние фейерверки? – принялся вертеть в руках только что купленный стакан с капуччино. - Красивые, - устало протянул, закуривая. - А где лучше всего наблюдать за этой красотой? - В центре или в порту. Оттуда обычно хорошо все видно. - А ты пойдешь на праздник? – заглянул в мутные глаза. - Не думаю. Моринагу попроси, он тебе не откажет, - отмахнулся и отпил из стакана. - Я бы с большим удовольствием сходил с тобой, - встал напротив. - Еще много времени. Может, пойду, - пожал плечами и направился в сторону дома. - Я люблю фейерверки, - мечтательно протянул, поравнявшись с мужчиной. – Они так блистают. - Что делают? – уставился на филолога. - Блистают, - удивленно хлопнул глазами. – А что не так? - Искрятся, если на то пошло, - поправил произношение и нахмурился. - Ой, ошибся немного. Японский для меня немного труден. Столько иероглифов. Не все еще запомнил, - вяло улыбнулся, мысленно извиняясь. - Не страшно. Это не проблема. Ведь японский для тебя не родной, - с небольшой завистью покосился на парня, подходя к дому. – Да и знаешь ты несколько языков. И это похвально, - попытался выдавить из себя добродушную улыбку, чем вызвал у собеседника приступ безудержного смеха. - Вот это точно комплимент, - широко улыбнулся. - Хороших выходных. В понедельник снова за работу. Сожалею, что не смог сегодня составить тебе компанию. Устал как собака. - Да не страшно, - отмахнулся и посмотрел в окно напротив, где увидел знакомый силуэт. – Желаю хорошо провести выходные, - быстро обнял мужчину на прощание и пошел к своему дому. Пока Соичи тщательно смывал с тела запах дыма после манипуляций в лаборатории, Моринага накрывал на стол и поглядывал в окна дома напротив. Присутствие в их с семпаем жизни постороннего портило ему все планы. И когда Тацуми принялся ужинать, Тецухиро решил заняться своим любимым в выходные делом, а именно уборкой. Он уже давно хотел проветрить гостевые футоны. Хоть гости и были у них в последний раз год назад, но парень привык быть готовым к любому сюрпризу. Так как футоны уже весь вечер висели на перилах балкона, сейчас пришло время их затащить в дом и сложить, как следует, чтобы потом спрятать в шкаф. И пока Тецухиро раскладывал их один на другой, аккуратной стопочкой, Тацуми уже гордо восседал на диване в гостиной и читал книгу. Когда последний футон был положен, Моринага вышел на балкон, чтобы проверить, не забыл ли что, и закрыть балконную дверь. Доцент же предпочитал курить в доме и в лютый мороз, и в летний зной. На дворе была середина декабря, и хоть снег еще не выпал, но на улице было достаточно холодно. Осмотрев балкон на наличие посторонних предметов, Тецухиро горделиво кивнул своим мыслям и ступил на порог комнаты. Но боковое зрение уловило силуэт в окне напротив. На подоконнике в полной темноте сидел Марк и попивал из бокала какую-то темную жидкость. Виски это или бренди Тецухиро было все равно. Единственное, что его напрягало, так это надменный взгляд, который не скроет даже беспросветная тьма в самой дальней глубинке космоса. И сколько бы он ни приложил сил, семпай никогда не оценит его стараний. Более того, его еще и крайним сделают. Но ведь Моринага борется за свою любовь. А что для Соичи любовь?! Всего лишь химический процесс в мозгу?! Или необоснованные трепыхания, связанные с попыткой что-то изменить в своей жизни?! В любом случае их с семпаем чувства сильно отличались. И даже если бы тиран его действительно любил, то не подал бы и вида. И от этого становилось еще хуже. - Ты чего кислый такой? – сняв очки и положив их на стол, спросил Соичи. – Какое безумие на этот раз пробралось в твою голову? – потер переносицу и попытался сфокусировать на брюнете свой взгляд. - Я думаю о семпае, - тяжело вздохнул и облокотился спиной о дверной косяк. - Не сомневался, - фыркнул и поднялся с дивана. – А конкретнее. - Все хорошо, семпай, - изобразил уставшую улыбку. – Просто это очередные мысли, из-за которых Вы снова разозлитесь. - А причина? – облокотился к косяку напротив и закурил. Странная темнота его удивила. В окнах домов было темно, как если бы в городе отключили электричество. - Ничего нового, - отвернулся, пряча глаза. Именно сейчас Тецухиро не хотелось смотреть на семпая. - Разве я сделал что-то не так? – нахмурился и зло уставился на сложившего на груди руки парня. – Или я чего-то Не сделал? - Все, правда, замечательно, - если Тацуми не понимает такой мелочи, то говорить об испанце смысла нет. – Просто мне иногда не хватает семпая. Хочется проводить больше времени вместе. Но это невозможно. Семпай всегда очень занят, - еще один грустный вздох. – Я давно хотел перевестись в Нагоя. Но не было возможности. Я думал, что все изменится, если я буду рядом с Вами. Но я ошибся. - Я не понимаю, - выбросил окурок. - Дом, в который всегда можно вернуться и где меня всегда будут ждать. – Перевел взгляд на доцента. – Разве то, что кто-то тебя ждет, не приносит облегчения?.. – Соичи молчал и пытался найти ответ. – Я всегда жду Вас дома. И всегда рад Вашему возвращению. Вы для меня самый дорогой человек на свете. - Но… - После случая с Масаки-саном все отвернулись от меня. Но Вы, даже узнав, что я гей, все равно поддерживали меня. И сейчас я счастлив. – Опустил голову и истерично усмехнулся. – И пусть это не совсем то, чего я хотел… но это лучше, чем совсем ничего. И пока все будет происходить так, как сейчас, я буду счастлив. Потому что семпай рядом со мной. До тех пор, пока семпай будет рядом. Большего мне не надо. - Ты никогда не говорил, чего на самом деле хочешь, - обиженно нахмурился и снова закурил. – А я не могу понять, чего ты хочешь, если ты не скажешь этого. - Семпай, не надо… - Не думай, что я не был рад твоему переводу сюда. Я был! – стоило Тецухиро посмотреть на Соичи, как тот густо покраснел. – Просто я такой, какой есть. И другим не буду. Мне жаль, что это не соответствует твоим идеалам. Но и запросы у тебя не такие уж и слабые. А я говорил, что буду пытаться. Просто это не так легко. И вообще… - Я знаю, что семпаю трудно смириться с этим. И я счастлив, что Вы попросили меня остаться с Вами. За последние годы это лучшее, что мне приходилось слышать. Но иногда мне хочется, чтобы семпай тоже говорил, что Вам это «нравится», Вы этого «хотите» и Вы это «любите». - Я же говорил, что не против, если тебе так сильно хочется! – рявкнул, раздражаясь. - А мне бы хотелось, чтобы хотелось и Вам! – зарычал в ответ, чем сильно удивил мужчину. – В жизни не поверю, что Вам не хочется. - Да как… - покраснел от макушки до самых пят. - И нечего так стесняться! – зло посмотрел на смущенного семпая. – Это естественно! – подошел вплотную, глядя сверху вниз. – А если Вы не знаете, чего мне хочется, то сообщу – мне нравится то же, что и Вам! Что скажете, семпай? - Не дави на меня, - зарычал, вжимаясь в стену. Такой «боевой» настрой Моринаги был Тацуми не на руку. - Я же говорил, что это бессмысленный разговор, - фыркнул и отодвинулся. – Семпай никогда не поймет моих чувств. И никогда не сделает первый шаг. Потому что для семпая это «противоестественно»! – сейчас Тецухиро очень хотелось врезать доценту. Ведь любовь можно донести до человека, если он открыт для нее. В другом случае разъяснительную работу лучше проводить физическим насилием. На что Тецухиро идти не хотел. – Мне тоже иногда хочется, чтобы Вы меня поцеловали. Просто так. Без каких-либо последствий. Просто потому, что хочется поцеловать дорогого человека, - пробубнил себе под нос. – Но это так много. Перебьюсь. – Глубоко вздохнул. – Но я все равно люблю Вас, семпай. И это мой сознательный выбор. Соичи смотрел на парня. И если когда-нибудь его попросят описать слово Любовь, он совершенно точно может сказать, что знает, как она выглядит. Как сияние в чужих глазах: ласковые, любящие, снисходительные, смеющиеся, бесконечно нежные. Так смотрел на него Моринага. Всегда. От рассыпавшейся чёрной чёлки над изумрудными смешинками глаз, тонкого носа, аккуратного мужественного подбородка, и неуловимо смеющегося рта. И сейчас он смотрел на Соичи неземным взглядом, источающей глубинные волны нежности, завалив лавиной эмоций. Невероятно огромное расстояние в один шаг, который просто нужно сделать. Одно движение. Нужно всего лишь побороть эту долгую неловкую паузу, и наступить на свою нерешительность. Всего лишь подойти и оказаться в теплых и нежных объятиях. Тонкая кисть опускается на затылок, пальцами сжимая темные пряди, а губы прижимаются к чужому рту. Горячий язык неуверенно толкается в мягкий бархат, просясь впустить его. Они замирают друг в друге. От удивления Тецухиро даже не знал, что делать, растерявшись настолько, что безвольно замер в ожидании последующего пинка. Но Тацуми, дрожа, прижимался к его телу, не выпуская из стальной хватки. Долгие мучительные мгновения, пока до мозга дойдет информация о том, что нужно хоть что-то сделать. Пьянящий прилив безудержной радости, и Тецухиро позволяет себе утонуть в ней, прочувствовать до конца всю глубину первого ощущения, иначе захлебнется от переизбытка эмоций, не выдержит. А он должен научиться сдерживать волну, нарастающего сумасшествия. Волны страсти молниеносно пролетают, опускаясь по позвоночнику и формируя внизу живота тугой прожигающий изнутри ком сладкого желания. Одежда, ненужная, бесполезный атрибут обыденности, улетает в сторону, а тела мягко опускаются на горку футонов, случайно оказавшихся под рукой. Соединение в страстном грубом поцелуе ощущается так слепяще остро, пронзительно сладко, настолько безумно, что наслаждение становится невыносимым, превращаясь в срывающиеся стоны. Губы Моринаги спасением накрывают рот Соичи, умоляя, а руки сжимаются на бедрах. Он держит его, держит на самом пике наслаждения. Не двигается, не делает ни одного лишнего движения. Ничего нового. Ничего, что могло бы спугнуть зарождающееся чувство. Руки нежно гладят, губы, обжигая, ласкают. Невозможно сорваться, он не даст упасть, заставляя балансировать на острие точечного ощущения. А затем Тецухиро резко срывается вверх, войдя до конца, вниз, вбивается со всего размаха, начиная судорожно двигаться. Впервые Соичи казалось, что он умрет. Мир внезапно сжался до размеров Моринаги, он заполнял его настолько, что по лицу текли слезы. Это было так восхитительно хорошо, что невозможно выдержать. Безостановочно выкрикивая имя, плывя в жалящем страстном тумане, Тецухиро вонзался в него, испивая до дна, заставляя наслаждение литься потоком сладкой густой патоки. Губы яростно впиваются в выпирающую ключицу, язык скользит выцеловывая и вылизывая бархатную кожу на шее. Соичи кусает Тецухиро за мочку уха, а тот в ответ впивается зубами в плечо, и в ту же секунду проводит по укусу губами. В восхитительном торнадо, забыв о реальности, они переворачиваются, меняясь местами, не прекращая движения. Футоны сбиваются в большой мягкий ком под Моринагой, а пальцы плавят светлую кожу, ногти царапают поясницу, скользят вниз, сжимают ягодицы до красных отметин, задавая ритм. Прижавшись к его груди, животу, Тацуми скользит на нем, мокрый от пота. Тецухиро точно такой же – дикий, растворившийся в животной страсти. Эта близость была ничем иным, как чистейшим безумием, вершиной наслаждения, мучительно долгими минутами, растянутыми на целую вечность. Ночью стал сильно чувствоваться декабрьский холод. Соичи начал замерзать, и хотел сказать об этом Моринаге, но понимал, что ему, наверное, ещё хуже. Это доцент на нем, а тот спиной на стремительно остывающей поверхности пола. Зима коснулась ее своим холодом, ледяной воздух напоминает о том, что на утро они оба могут проснуться с воспалением легких. Но здоровый рационализм сейчас был не уместен. Не в этот момент. И мороз отступает. От их жара, идущего изнутри, пол скорее просто воспламенится. И Тацуми отзывается на едва слышимые у самого уха слова, вспыхивая, кончает с хриплым криком. Но безжалостный Тецухиро и не думает останавливаться, отправляя на второй заход без передышки. Он не кончил, сдерживается, продолжает держаться, не желая это прекращать. Не желая разрывать их. Они двигаются, плывут в бешеном потоке времени. Пальцы зарываются в темные волосы, дрожат, тянут на себя, вниз, встречаясь с его пальцами, соединяются, утопая в нежности и дрожа от слабой вибрации. Моринага целует изящные кисти, а Соичи тихо смеется. Ему смешно видеть парня таким. Хотя и сам он не лучше. Тецухиро притягивает дрожащее тело к себе, насаживая сильнее, так, что невольно распахивается рот в попытках глотнуть больше воздуха. - Больно! – Тацуми замахнулся, пытаясь врезать посильнее, но руку перехватывают, а рот накрывают чужие губы. Моринага резко садится, прижимая к себе, тяжело дышит и дрожит. - Семпай, не двигайтесь. Это невыносимо сладко, - вместе с цепочкой быстрых поцелуев исчезают все аргументы с обидой. Ощущение переполняемого детского счастья, смешанного с немым восторгом, слыша тихий шепот в ухо. Тацуми принялся ерзать на нем, сжимая мышцы. Он понимал, что сам себя лишает удовольствия, но невозможно отказаться от возможности сделать так, мстя парню за предыдущие издевательства. Тецухиро шипит, умирая от счастья, от одной мысли об этом. Он стонет, совсем тихо, прикрыв глаза, а затем качает головой. - Семпай, Вы напрашиваетесь. - Да! - яростно выдыхает, начиная двигаться активнее, чувствуя, как твердеют мышцы чужого живота. У него самого все внутри сжимается, понимая, что если они продолжат, не придется прикасаться к себе, он от одной мысли кончит. Тецухиро с рычанием впивается в покрасневшую от пальцев кожу бедер, меняет позу и ослепительно белая вспышка волной накрывает с головой уставшее измученное тело. Тацуми перестает ощущать действительность, с каждым движением ощущая, что из него вытягивают душу, а затем с громким шлепком загоняют обратно. Кричать невозможно, можно только плакать и скулить, бессмысленно ища точку опоры, потому что Моринага безжалостно выбивает их все. И больше ничего не остается. Только хаотичные движения. Все мысли сосредоточены на них, проносясь звездопадом внутри собственного тела. - Люблю! - хрипит Тецухиро. Он пытается говорить сквозь стучащие зубы, и это у него не получается. Да ему и не надо ничего говорить. Эти слова и так заполняют изнутри. Соичи пытается задержать это невыносимо великолепное мгновение, но какое там. Моринага словно садист, безжалостно бросает его в секунде от рая. Ему стоило бы быть палачом. Это же надо быть такой изощренной безжалостной сволочью, чтобы вытащить член в такой момент. - С-с-садист чертов! – пищит из последних сил. Тецухиро лишь смеется в ухо, заставляя ненавидеть. Затем Соичи чувствует обжигающее дыхание на своей коже. Тот начинает целовать, ласкать, но за это почему-то хочется убить. Не сразу до мужчины доходит, что Моринага берет передышку исключительно по одной причине – он не желает кончать. - Придурок! Сволочь! Кончай уже фигней страдать!.. – резкий рывок выбивает из легких последний воздух. В голове пронеслась тысяча различных ругательств. Ведь этот извращенец оттягивал злополучный момент до последнего, когда уже было все равно умереть или кончить, потому что тело не выдерживает этой нагрузки. Хоть с него струйками и лился пот, но он никак не хотел останавливаться. Эта сволочь не хочет прекращать, оттягивает, как может. Мучается сам и мучает любовника, потому что этого мало. И этого момента мало не только ему. Мужчина тоже готов взорваться яркой вспышкой фейерверка, рассыпаясь ослепительным дождем. И в эту же секунду Тецухиро срывает с тормозов, ровно, как и Соичи, и их накрывает безумной волной экстаза, ярко, безудержно. И от этого оргазм становится по-особенному сумасшедшим и долгим. Тело сотрясает в мелких конвульсиях, жемчужное семя выплескивается с каждым непрекращающимся слабым толчком. И они чувствуют, как стремительно падают с высоты небес, разбиваясь о землю. И невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. В какой - то момент они отлипают друг от друга, одеваться бессмысленно. Судорожные попытки встать, чтобы пойти в душ и смыть с себя последствия недавнего марафона. И пока Тацуми, тяжело ступая, на дрожащих ногах пытается добрести до ванной, Тецухиро собирает с пола сбившиеся в огромный ком футоны, чтобы снова развесить на перилах балкона. Все попытки привести их в порядок, закончились… а, собственно, не так плохо все и закончилось. Истерично смеясь своим мыслям, он смотрит на окна напротив. Свет по-прежнему не горит, но на подоконнике никто не сидит. Бросив косой взгляд на часы, парень с ужасом осознал, что уже три часа ночи. Устало улыбнулся, рассчитывая, что до надоедливого испанца дошло, что Соичи принадлежит только ему, закрыл балконную дверь и подошел к двери ванной, откуда доносился слабый шум воды. - Семпай, можно и мне к Вам? – негромко спросил и стал дожидаться ответа. - Будто у меня есть выбор, - фыркнули из-за двери. – Заходи уже. Весь переполненный счастьем, Тецухиро открыл дверь в ванную, удивляясь, что она не заперта, и вошел внутрь, бросая в стиральную машинку собранную одежду.