The way to home

Я открыл глаза. Вспомнились все вчерашние мысли, и изнутри вырвался какой-то протяжный стон. Так, наверно, выражалась моя обида на жизнь за еще один день одиночества. Я понял, что у меня действительно начинается депрессия, как только пришла мысль остаться дома. Поэтому, чтобы не допустить фееричного продолжения вчерашнего дня, я быстро оделся и вышел в магазин за йогуртом. Моего любимого, вишневого, не было, а остальные вкусы были не способны хоть как-то поднять мне настроение. Но выход из этой печальной для меня ситуации нашелся быстро. Я просто купил вишни. В овощном магазине я конечно же вспомнил про Тома, а точнее его слова про апельсины. И как их можно обожать? Обычный продукт, как и все. Когда вышел на улицу, сразу использовал свои наушники по прямому назначению – мой способ №2 «Как избавится от одиночества». Звук внешнего мира не слышен, но слышен твой, внутренний. Тяжелые ритмы рока не позволяют моим мыслям течь в неправильное русло. До дома с музыкой три минуты ходьбы, которые я преодолел за секунды, как казалось. Открыв дверь подъезда, заметил Тома, сидевшим на полу возле двери моей квартиры и как-то хмуро смотря в пол. На душе стало тепло, а на лице уже виднелась моя довольная улыбка. Все таки не зря апельсины покупал. Как только он увидел меня, то приподнялся и начал что-то говорить, все также хмуро косясь на меня. А я, идиот, совсем забыл про наушники, на которые тут же разозлился. Положив их в карман, поприветствовал малыша и извинился, что прослушал. - Помнишь, я обещал тебя угостить, - сказал Том, причавкивая при этом почти доевшим апельсином, - так вот, мама печет сегодня вишневый пирог и сказала, что я могу пригласить друга, к которому я постоянно бегаю. А ты вообще любишь вишню? Мне мама говорит, что она полезная даже с червяками. Но, честно говоря, я ее не люблю… - Отдашь мне. – заулыбался я, потрепав мальчишку по волосам. Меня немного удивило, что мы взаимно недолюбливаем любимый фрукты друг друга. Забросив пакет с едой в прихожую, я вновь закрыл дверь и направился за хмурым голубоглазым. С ним явно что-то сегодня не так… Как оказалось, малыш жил в соседнем квартале. Всю дорогу он судорожно шел возле меня, а я же не смел беспокоить его молчание. Квартира была симметричной моей и так же просто оформлена. Поэтому, только войдя в квартиру, я уже знал, где что находится. Том, как ни в чем не бывало, с пренебрежением разулся и пошел в кухню. Я решил последовать его примеру, но сделать это более менее аккуратно. Не успел все-таки исполнить свое желание, как на входе в кухню показалась женщина лет тридцати. Черные крашенные волосы держал крабик, а не худощавое тело обрамлял бежевый фартук. Она тут же бросил полотенце, которое до этого держала в руках, куда-то в кухню и начала предлагать мне свою помощь в чем-либо, назвавшись Еленой и заодно мамой Тома. Через минуту, когда на все ее предложения я категорически отказал, за спиной Елены показался мужчина, как потом оказалось это был отец. Он был довольно высокий, но по телосложению был не худ. В губах он нервно крутил сигарету и пригрозил жене, чтобы она не издевалась над ребенком, на что она ничего не ответила, но в тот же час прекратила. Неужели боится? Я прошел на кухню, где вся семья была уже в сборе. Тут я заметил еще одну персону преклонного возраста. Это была бабушка Тома по отцу. Она также нервно курила и, безразлично кинув на меня свой взгляд, обратно вернулась к чтению газеты. У меня появилось неимоверное желание схватить Тома за руку и уйти, но я сдержался и сел на предоставленный специально для меня стул. Мои глаза наверно слишком заметно округлились, когда на столе я увидел большой пирог с шестью свечами, поскольку Том тихо засмеялся, но тут же притих. Тоже боится? Что происходит? Оказалось у него праздник. Весь день я провел у них, разговаривая с родителями Тома то ли обо мне, то ли о них. Признаюсь, очень шокировал факт, что ни разу за разговор они не упомянули о своем ребенке, который, как странно, не был похож ни на одного из них. Я часто уходил в спальню к малышу, где он с явным интересом читал какую-то книгу. Хотелось разузнать немного о вещах, беспокоивших меня. На вопрос о плохом настроении он ответил, что у него болит живот. Но я понял его ложь. Дети в его возрасте еще настолько честны, поэтому все эмоции можно увидеть на лице, в крайнем случае прочитать по глазам. А вопрос о непохожести с родителями, я задавать не стал. Итак ясно, что ответа на него от Тома не получу. Как я потом узнаю, что был глуп и не прав… Через месяц пришли известия один за другим от заплаканного голубоглазого, что его родители умерли от туберкулеза. С тех пор я стал сильно беспокоится о Томе, ведь мечтал вырастить его так, чтобы он имел счастливое будущее.