Пантера

 В ожидании ответа, Мелло навис над, непоколебимо смотревшей в пол, женщиной. Допрос длился уже целых двадцать минут. Двадцать минут ходьбы вокруг дивана, вопросов, и напряжённого молчания, в качестве ответа.  Мелло нетерпелив и ненавидит, когда испытывают его терпение. Это и стало причиной для пощёчины, сильной, уверенной и точной. Азиатка упала на диван, однако, не издав ни звука. – Молчание тебе не поможет. Враньё тоже – Мелло, с гордым видом садиста, плотнее натянул на руку кожаную перчатку – Говори.  Она поднялась, потирая щёку. Её лицо по-прежнему оставалось мёртвым, а глаза неподвижно смотрящими в пол. – Я работаю здесь горничной, меня никто не посылал шпионить. Киллер снова наградил её пощёчиной, слабее, чем прошлой. И опять она, будто для неё это нечто самое обыденное и уже много раз отрепетированное, возвращает взгляд на ковёр и нежно потирает щёку. – Бесполезно. Я сказала тебе всё.  Мелло не учуял вранья, но это ничуть не расслабляло – Ты слышала приказ. – сказал он – Если хочешь жить - не делай глупостей, не пытайся сбежать или убить меня, у тебя не получится. Ты получишь свободу, только если так решит Варан, поняла?  Плавный кивок. – Как тебя зовут? – Амасава. – ответила она – Амасава Кая. ***  Это была красивая ночь, сопровождаемая гладкой тишиной и глухим стуком дождя о стекло. Капли, разбивающиеся о двери балкона, разбрасывали маленькие, призрачные тени по всей комнате. Я стояла в этой пёстрой темноте и смотрела на город. Хотя нет, не на город, а на бегущий по стеклу дождь. Воистину увлекательно. Несколько раз убедившись, что каждый в комнате крепко спит, я, наконец, решила выйти на сцену. Я подошла к Мелло, внимательно рассматривая его светлую кожу, белокурые волосы. Удивительно, что такая светлая оболочка скрывает столь тёмную душу. И я не устояла перед соблазном, всё-таки, потянулась к нему. Но не чтобы забрать, нет. Я просунула руки сквозь мягкое одеяло и лишь коснулась его души, почувствовала её, гладкую, как стекло, поверхность. Я просунула руки ещё глубже и, отодвинув штору, заглянула ему в прошлое. Его душа открыла мне все свои воспоминания, напомнила несколько забытых визитов, и даже посветила меня в детали своей борьбы. Воспоминания проносились перед глазами, давая ощутить и попробовать на вкус каждое. И я вспомнила нашу с ним первую встречу. Одиннадцать лет назад, зимой в огрызках осени, я уже видела эти глаза и соломенные волосы. Но я не стану вдаваться в подробности, по крайней мере, не сейчас. Мелло проснулся неожиданно, без весомой причины. Может, он меня почувствовал? А ведь интересно - что люди чувствуют, когда кто-то осматривает их душу? Некоторое время он лежал, следил за бегущими по стенам тенями. В его душе что-то шуршало в далёком углу. Что-то, что однажды убрали глубоко. Грубо, силой затолкали подальше. Мелло это чувствовал. Она уже давно проситься наружу, уже давно жалуется на тугость своих уз. Но сколько их не ослабляй, сколько не старайся, игнорировать мысли, которые она упорно толкает в голову, она всё равно ноет. Вина твёрдо решила сегодня порвать свои цепи, поцарапать душу и заполнить разум. Но почему именно сейчас? Почему именно это убийство стало причиной? Ах да, вы же не в курсе произошедшего тем холодным утром. Тогда я расскажу об этом. Я расскажу вам о том убийстве. ПОСЛЕДНЕЕ УБИЙСТВО МИХАЭЛЯ КЕЛЯ Декабрьское утро с обжигающе холодным воздухом и небом цвета помоев. Всё было как обычно. Я, как обычно, пришла раньше, чтобы не пропустить момента смерти. Как обычно встала в стороне, осторожно дыша, тихо, чтобы меня не заметили. Я ждала, гадая, что же ждёт эту болезненно худую фигурку, спокойно стоявшую у разбитого окна, с тихим садизмом, медленно, разрывая небо взглядом. Всё было как обычно, пока не появился он. Удивление накрыло меня, при виде того, кто оказался причиной этой смерти. Ведь это было уже, как позже выяснилось, четвёртой нашей с ним встречей. Михаэль резким движением распахнул гнилую дверь, щёлкнул предохранителем и уже был готов выстрелить, но что-то его остановило. Почему он не выстрелил сразу? Почему? Почему он дрогнул, положив на курок палец? Он ещё долго будет гадать, но так и не найдёт ответа. Тишина становилась всё большим грузом, вместе с бледным полумраком давя на разум. ― Рафаэлла Дюваль. Долго же я за тобой гнался. ― наконец сказал Мелло. Слова её не коснулись. ― Я знаю кто ты. ― её голос был усталым и хриплым ― Ты очень молод для головореза. ― Это не твоё дело. ― холодно отозвался он.  Рафаэла обернулась. Худое, измотанное лицо, растрёпанные тёмные волосы, пустой взгляд. ― Я знаю, ты пришёл убить меня. ― Я рад за тебя. ― ехидно бросил Мелло. Женщина усмехнулась. Кусочки утра падали на пол и растекались, тишина снова начинала душить, создавать дискомфорт. Мелло решил покончить с этим. Он прицелился, приготовился стрелять. ― Только не в лицо. ― Что? ― не понял он. ― Дай мне умереть, как подобает женщине. ― она снова посмотрела на небо, но уже без былого садизма. Нежнее, спокойнее, смиреннее. ― Не стреляй в лицо.  И именно тогда, в Михаэле что-то натянулось и лопнуло, больно хлестнув по рёбрам. Он это почувствовал, успел попробовать это чувство на вкус и не понял к чему оно. И Мелло дёрнул уголками рта, словно отгоняя лишние мысли. Но между выстрелом и мимолётной улыбкой встал вопрос. Поднялся с пола и положил свою невидимую ладонь на глушитель. НЕОЖИДАННЫЙ ВОПРОС:  Зачем?  Зачем она скрывалась неделями, в отчаянии стараясь убежать от смерти? Чтобы запросто сдаться? Мелло не спросил, хоть и хотел знать. Он положил палец на курок, прицелился. ― Прощай, Рафаэла Дюваль.  Пуля убила вопрос, и прострелила женщине шею.  Я подхватила Рафаэллу, до того, как она коснулась пола. Она сама впорхнула мне в руки, будто только этого и ждала. Она была горячей и тяжёлой и заснула, как ребёнок, едва коснувшись моих рук. Она устала. Рафаэла просто устала. *  Я смотрела на дождь, Мелло на город. Мысли о Дюваль не переставали лезть в голову. Когда он только покинул место убийства, ощупав и прожевав случившееся, это показалось ему пафосным - желание умереть красивым. Никому не будет дела до твоего лица, когда ты умрёшь. Но сейчас, ему было жаль. Сколько же людей он убил, за эти два года? Сколько жизней уничтожил? Сколько? И тогда, Мелло понял - он больше не может убивать. И он не понимал себя. Михаэль Кель, для которого слов «не могу» не существовало с раннего детства, больше не мог продолжать борьбу. Из-за чего? Из-за того, что он достиг своей грани.  ― «Я больше не хочу убивать» ― сказал голос где-то глубоко внутри него, чётко, громко, звонко. Причём настолько, что ему на секунду показалось, что если бы кто-то стоял рядом, то услышал бы его. Как странно и по-детски, совершенно на него не похоже. Но он был прав. Я правда услышала.