Не уходи

      Лена Финешина с раннего детства точно знала одну вещь: этот мир должен принадлежать ей. Откуда такие мысли взялись в голове у девочки-беты из далеко не обеспеченной семьи, в которой доживали от зарплаты до зарплаты, не мог сказать никто. Обладая самой заурядной внешностью — крохотным ростом, щупленькой фигуркой, тёмно-русыми волосами, которые закручивались в кудри, если Лена попадала под дождь, и широкими бровями, которые часто сходились на переносице — каждый раз, когда девочка была чем-то недовольна — Лена всегда была центром внимания и душой любой компании. Больше всего на свете ей нравилось ощущать собственную независимость — удирать из дома вечером, чтобы собраться компанией во дворе и до утра распевать песни под гитару; устраивать беспорядки в школе; выступать на сцене и во всём быть первой. У неё был младший брат, который всё свободное время просиживал над учебниками, и глубоко в душе Лена презирала его. Ну разве так можно жить — быть мальчиком и не стремиться попробовать всё?!       Школу Леночка закончила с серебряной медалью. Награда могла быть и золотой, если бы не поведение, не подходящее советской девочке. Однако это не помешало ей поступить в университет, да ещё и на факультет иностранных языков. За ум Лена так и не взялась, но ни одно развлекательное мероприятие не проходило без её участия. Именно это и сыграло решающую роль в её судьбе. Когда девушка училась на третьем курсе, трёх лучших студентов с их факультета отправили по обмену за границу, да не куда-то там, а в Швейцарию: зануду-очкарика Лёшку Внукова, подхалимку Таньку Астафьеву и …Лену Финешину. Родители последней, выросшие в гнетущей атмосфере запретов всего, что вообще можно запретить, поначалу были категорически против. Но Леночка стояла на своём — раз она попала в этот священный список, значит, она лучшая, и нечего здесь спорить.       Оказавшись в другой стране, образ жизни Лена менять не стала и очень скоро познакомилась со своим будущим мужем. В молодом преподавателе девушке нравилось всё: высокий рост, красивое лицо, диковинная фамилия — Рённинген — и имя, которое было так похоже на её собственное… И пусть он — альфа, а она — бета, разве это запрещено? — А главное, никаких тебе коммуналок и очередей в ванную, — сладко пела Танька, вытирая полотенцем длинные, свисающие до талии волосы. — Чего ты, Лен? — Боюсь я чего-то, — ёжилась Финешина, закуривая очередную сигарету. — Найдёт себе подходящую пару и свалит, а я как же? — Мать, я тебя не узнаю, — веселилась однокурсница. — Да он тут тоже проездом, как и мы. Всё останется в тай-не… Вернёмся назад, как ни в чём не бывало! — Подожди, что значит — проездом? Он не швейцарец? — Австриец, — морщилась Танька, — они там всё время сосиски едят и пиво пьют, фу, гадость какая. Послушай лучше, с кем я вчера в кафе познакомилась…       И Лена решилась. Стоял 1988 год, родная страна разваливалась на глазах, домой возвращаться абсолютно не хотелось. Приложив все возможные усилия и воспользовавшись полным спектром женских хитростей, Лена сумела стать женой иностранца. Леннерт Рённинген был старше девушки всего на восемь лет, но ей это почему-то казалось целой пропастью. Тем не менее, лучше уж так, чем выскочить замуж за соседского Володьку, прикрывая внезапно появившийся живот белым платьем, как делали многие девчонки. Родители, как обычно, выбор дочери не поняли и не приняли. Им это казалось до болезненного неправильным, постыдным, чем-то вроде преступления. Лена же на родину не собиралась — слишком сильным оказался соблазн.       Через год после свадьбы Леночка — вернее, уже Хелена — родила сына. На тот момент ей едва исполнилось двадцать. Ещё через три года в их семье появилась дочь. Леннерт, вернувшись в Австрию, занялся гостиничным бизнесом, и всё, вроде бы, было в порядке. Но спустя некоторое время тяжело заболел маленький Себастьян — коварная инфекция дала осложнение, которое закончилось трагически: мальчик полностью обезножел. Тогда Хелена впервые после свадьбы решила позвонить родителям. Трубку сняла совершенно незнакомая женщина. Она сообщила, что предыдущие хозяева съехали и никаких контактов не оставили. Рённинген остро чувствовала своё одиночество — муж всё время был в командировках, сыну теперь требовался круглосуточный уход, да и дочь была не слишком здорова… Решительность и горячность Хелены сыграли с ней злую шутку — отрезали её от мира, изолировали, заставили все страхи подняться из глубины души.       Но даже это не было самым страшным. Себастьян не унывал, быстро освоил инвалидную коляску, не прекращал общаться с друзьями. Пугало другое... У Леннерта имелся друг, с которым они познакомились, ещё будучи студентами. Его звали Готтлиб Ташлер, и он был так называемым «немецким итальянцем», жителем Южного Тироля. У любого человека должны быть друзья, и это нормально, но Ташлер явно занимался противозаконными делами, постоянно прибегая при этом к помощи Леннерта. Несколько раз Рённингена забирали в полицию на допросы, и у Хелены обрывалось сердце — что она будет делать одна с двумя детьми, один из которых — инвалид? Когда дочери исполнилось десять, терпению её пришёл конец. Она, как обычно — привезла с собой эту традицию из России — приготовила ужин, и, дождавшись, пока муж доест, сказала: — Леннерт, я хочу развестись. — Что ты такое говоришь? — нахмурился Рённинген. — У нас дети, ты что, забыла? — Вот именно, Леннерт. У нас дети. А ты занимаешься неизвестно чем. У твоего друга есть семья? Почему ты не познакомишь нас? — Как ты не понимаешь, это для вашей же безопасности, — начал он, и тут Хелена с силой воткнула вилку в стол. — Я устала. Я больше не могу так. Войди хоть раз в моё положение! — Тогда я заберу Ингрид, — нахмурился Леннерт. — Ингрид, значит?! — вышла из себя Хелена. — То есть, сын больной тебе не нужен?! — Я много работаю. — Так найми няню! — У него разве нет матери? Чужая женщина, по-твоему, лучше? — Хорошо, — Рённинген сложила руки на груди, — забирай Ингрид, но оставь нас с сыном в покое. Я не желаю помогать преступникам, ты понял?       Леннерт поставил чашку на стол и вышел из кухни. Хелена закусила губу. Если честно, то она не особо любила дочь. Единственное сравнение, которое приходило ей на ум — не котёнок, не принцесса, а пирожок с бритвенным лезвием. Она упорно не хотела видеть то, что Ингрид — это искажённое отражение её самой. Узнав, что ей теперь предстоит жить с папой, девочка плакала, но Хелена не верила её слезам. Хитрость родилась гораздо раньше дочери, Ингрид с её умением манипулировать окружающими людьми в этом мире точно не пропадёт.       После развода жизнь Хелены пошла на лад — она нашла хорошую работу, начала посещать психотерапевта и потихоньку открывать себя заново. В её жизни стали появляться другие мужчины, и Хелена вдруг поняла — молодость у неё была одна, другой не будет. Нужно извлекать выгоду из того положения, в котором она оказалась сейчас…

***

      Ингрид пробыла в отеле всю неделю. Каждое утро она навещала сына, потом возвращалась в номер и падала на кровать, тоскливо уставившись в потолок, а после обеда отправлялась на кладбище, к отцовскому надгробию. Воспоминания давили на неё снаружи и одновременно разрывали её изнутри. Чтобы хоть как-то отвлечься, однажды вечером она сходила с группой туристов на лыжную базу и с радостью обнаружила, что ноги всё ещё крепко держат её. Но воодушевления хватило ненадолго — вид увядающей гостиницы угнетал Ингрид. Ей было стыдно и совестно. Ну зачем, зачем она передала отель норвежцу? У Рённинген было такое чувство, что вместе с бизнесом из неё ушла её собственная сущность, оставив место чему-то аморфному.       Ингрид сидела в парке и смотрела на детей, которые, смеясь, забрасывали друг друга снегом. — Да, конечно, передай ему, я с этим разберусь, — проходящая мимо женщина шлёпнулась на лавочку рядом с Рённинген, — завтра утром всё будет. Но не забывай, что я вообще-то в отпуске!       Ингрид чуть заметно улыбнулась. Вот же везёт этой фрау, жизнь у неё кипит ключом… — А ты думал, это бесплатно? — хохотнула незнакомка. — Ты не забывай, с кем говоришь! Жду задаток к утру. Ага, тебе тоже здоровья и счастья. Всё, всё, я отключаюсь. Не слышу. Не слы… — женщина показала телефону язык и нажала на кнопку «отбой». — Не дают отдохнуть? — участливо спросила Рённинген. — Скоты, — нахмурилась та, — предупредила же: лечу на неделю в горы, с мужем и дочерью, не беспокойте! Так нет, всем что-то постоянно от меня нужно! — А я дома сижу, — пожала плечами Рённинген, — только знаете, уж лучше бы работала. — А что мешает? — Муж, — вздохнула Ингрид. — Где же таких берут? — рассмеялась женщина. — Мы, например, коллеги, и у нас ни разу не заходило разговоров о том, что кто-то должен бросить работу. — Послушайте, мы раньше нигде не встречались? — нахмурилась Рённинген. — Я, кажется, видела Вас где-то… — По телевизору, скорее всего, — улыбнулась собеседница. — Я же Хешти Исаксен, раньше работала корреспондентом в горячих точках. Теперь у меня есть своя программа, мы делаем документальные фильмы о преступлениях. — Нет, я не смотрю такое, — покачала головой Ингрид. — Вы приезжали сюда раньше? — Очень давно, — Хешти накинула капюшон на голову, — когда была молодая и глупая. — В смысле? — В самом прямом. Читала курс лекций в университете и влюбилась в одного студента… Знаете, стыдно вспоминать. Привезла его сюда, чтобы он как дома был. А на второй день он устроил представление и сбежал! — Я знаю, о ком вы говорите, — вырвалось у Ингрид. — Не помню его имени, но… Я подарила гостиницу его приятелю, Тарье Бё. Там была такая невероятная история... Собственно, в результате этого всего я и оказалась замужем. — Как Вас зовут? Может, выпьем кофе? Если честно, я замёрзла ужасно! — Ингрид, Ингрид Рённинген. — Здесь же Вашего отца... Ой, — осеклась Исаксен. — Извините… — Ничего, — похолодевшими губами ответила Ингрид. — У Вас профессиональное, понимаю.       В маленьком кафе было тепло и уютно. Женщины сели за столик, что стоял в углу. Услужливая официантка тут же принесла меню. Рённинген сняла пальто и поёжилась. Её знобило, но отнюдь не из-за того, что на улице был мороз. — Фрау Исаксен, — робко начала Ингрид. — Я в отпуске, — напомнила та, — можно просто по имени. — Хешти… Вы не могли бы мне помочь? Я заплачу. — Попробую, — вздохнула та. — В чём дело? — Двадцать четыре года назад в городе Грац утонул маленький мальчик. Его звали Симон Гроссеггер. Вы можете узнать, что случилось с его родственниками? Ну, например, где они сейчас… — Будет сложно, я ведь не гражданка Австрии. У меня есть здесь приятели, но бесплатно они даже моргать не станут. — Деньги — не проблема, — отмахнулась Рённинген. — Главное — информация. — Я дам Вам свою визитку, тут два номера и электронная почта, — ответила Хешти. — Вы тоже оставьте свои контакты. Как только узнаю что-то, сразу позвоню. По рукам? — Отлично, — Ингрид широко улыбнулась.       На улицу обе фрау вышли сытыми и довольными. Хешти помахала рукой на прощание и ловко запрыгнула в такси. Рённинген ещё немного постояла у дверей, а потом пошла назад, в сторону гостиницы. По пути она заметила знакомый дом, и сердце женщины пропустило удар. Именно здесь они с Даниэлем впервые… Плохо соображая, зачем она это делает, Ингрид подошла вплотную к зданию и замерла. В окнах горел свет. Она робко постучала в дверь. — Уже вернулась? — створка едва не ударила Рённинген прямо по лбу. Ингрид испуганно вскрикнула. — Опа, дамочка, Вы кто? — Ингрид, — по-детски ответила Рённинген. — Здесь когда-то жила девушка, певица, я забыла её фамилию… Вы её знаете? — Допустим, — не сдался мужчина. — Зачем она Вам? — Я просто… Извините, что побеспокоила. Мне лучше уйти, наверное. Ой, а кто это? — Ракета. То есть, енот. Енот Ракета. Забавная полосатая тварь. — Я Вас знаю, кажется… — пробормотала Ингрид. — Вы барменом работали в клубе, да? — Я и сейчас там работаю, — мужчина пригладил буйные рыжие кудряшки, — только администратором. — Георг… — …Мозер.       Пару секунд Ингрид и Георг смотрели друг на друга, не отрываясь. Ракета смачно хрустел сухим печеньем. — А Вы, вроде бы, та дамочка, из-за которой всё произошло, — протянул Мозер. — Ингрид, девушка биатлониста. — Жена, — поправила та, — и непутёвая мать. Мой сын лежит в больнице, у него сотрясение мозга. — Да эти мелкие вечно бьются, — отмахнулся Георг. — Ты проходи, не стесняйся. Голодная? — Нет, я только что из кафе. — Не из моего бара, случаем? — Нет, — рассмеялась Ингрид. Георг привёл её в гостиную, и она устало опустилась на диван, шевеля замёрзшими пальцами ног. На полу валялось несколько цветных подушек, одеяло, распотрошённый журнал и плюшевый мышонок с оторванным ухом. — Я сегодня выходной, — с набитым ртом пробормотал Мозер, прижимая к себе одновременно планшет, кружку и енота. — Ты не уходи пока. Давай дождёмся мою леди, она тоже в курсе истории. — Ты женат? — удивилась Рённинген. Парней, подобных Георгу, трудно представить с партнёрами. Такие люди обычно в вечном поиске чего-то, и в то же время им комфортно наедине с собой. Независимые, уравновешенные. Недостижимые. — Пока нет, — он опустил Ракету на пол, — но она клёвая. — Как вы познакомились? — полюбопытствовала Ингрид. — Ничего интересного, она у нас кофе варит. — Бариста, значит, — улыбнулась Рённинген. — А как её зовут? — Криста, — Георг едва не подавился, пытаясь сдержать смех. — Бариста Криста… Она это специально? — Чёрт её знает, — пожал плечами Мозер. — Фамилию узнаешь — вообще оборжёшься. — Даже предположить боюсь, — прищурилась Ингрид. В этот момент входная дверь хлопнула, и послышался звонкий женский голос: — Георг, какого хрена у нас женская обувь в прихожей?!       Ингрид съёжилась. Вот только скандала ей и не хватало… В гостиную, размахивая сапогами Рённинген, а ещё точнее — обувью Мирьям Ташлер, вошла высокая, статная блондинка с большой грудью и тугой блондинистой косой, которая была заплетена на один бок. — Ой, — от неожиданности девица разжала пальцы, и сапоги с громким стуком приземлились на пол. — Здравствуйте… Я Криста. — Ингрид, — в тон ей ответила Рённинген. — Вот и познакомились, — Георг хлопнул блондинку пониже спины и подтолкнул её в сторону кухни. — Подожди немного, мы скоро вернёмся. Крисси, ты же сваришь кофе? — А куда я денусь, — вздохнула та.       Рённинген невольно улыбнулась. Ракета запрыгнул к ней на колени, и, недовольно фыркнув, переместился на спинку дивана.