Не уходи

      Снежинки, кружась в причудливом танце, падают на землю. Вот синее платье, лежит на кресле. Смущённый Райко мотает головой. Скрипят ворота гаража. Ингрид стоит на улице, одетая только в домашний халат и сапоги. Она подходит к машине и понимает — «Меган» не вишнёвый, он белый, только весь измазан липкой кровью. Она стекает по бамперу, окнам, лобовому стеклу прямо в снег. Тёмные струйки стремительно ползут прямо к ногам Рённинген. Ингрид пятится назад, оборачивается и видит прямо перед собой искажённое злобой лицо Крёлля. Его светло-карие глаза кажутся ей почти чёрными. — Нет… шепчет Ингрид. — Нет, нет, нет! Уходи! Все вы, прочь от меня! Помогите! — Холодно, мне холодно… — слышится позади такой знакомый детский голосок, но он звучит неестественно, как будто плёнку заело.       Рённинген бежит вперёд, так быстро, что начинает щемить в груди. Она поскальзывается на обледеневшем асфальте, и…       Больно ударившись лицом обо что-то твёрдое, Ингрид резко открыла глаза. Сон. Ей просто приснился кошмарный сон. Настолько реалистичный, что она свалилась с кровати. Интересно, который час?       С трудом поднявшись, Рённинген взяла с тумбочки телефон. Десять утра, воскресенье. А уснула она в пятницу вечером… Семь пропущенных вызовов от Даниэля и ни одного — от Мирьям. Ингрид взъерошила спутанные волосы пальцами и набрала номер мужа. — Дани… — Инкен, что случилось? — Даниэль был взволнован. — Почему ты не отвечаешь?! — Я приболела немного… Райко сейчас у твоей сестры. Я выпила лекарства в пятницу, потом легла спать…и вот. Так вышло. Прости, что заставила переживать. — Как ты сейчас? — Лучше, — Ингрид вздохнула, — правда. Я приведу себя в порядок и сразу поеду за сыном. — Не торопись, — хмыкнул Ташлер. — Они на лыжах катаются. — Откуда ты знаешь? — удивилась Рённинген. — Я звонил им вчера, когда потерял тебя. И Мирьям, и Йоханнесу. Они сказали, что собираются сегодня с утра кататься на лыжах. Естественно, вместе с Райко. Не хочешь к ним присоединиться? — Нет… У меня возникла одна идея. — Расскажешь? — усмехнулся Даниэль. — Нет пока, — Ингрид мотнула головой, в который раз забыв, что муж её не видит. — Позвоню, когда управлюсь. — Ладно, — недоверчиво хмыкнул Ташлер. — Что-то ещё?.. — Инкен, я… — он замялся, — в общем, не делай так больше. Хорошо? Не пропадай. — Договорились, — слабо улыбнулась Рённинген. Надо же, Дани умеет проявлять чувства. Его слова прозвучали неожиданно и от этого мило.       Когда во двор въехала незнакомая чёрная машина, Мирьям Ташлер схватилась за телефон, собираясь вызвать полицию. Но тут из автомобиля вышла Ингрид, накинула на голову капюшон и уверенно направилась к двери. Она вошла в дом и тут же увидела сестру Дани, которая смотрела на гостью с недоумением. — Ты купила новую машину? — удивлённо поинтересовалась Мирьям, одной рукой удерживая младшего сына, а другой пытаясь вернуть трубку на место. — Больше подойдёт слово «обменяла», — Рённинген сняла пальто и повесила его на крючок рядом с яркой курткой Райко. — Продала «Меган» и получила вот эту. — За один день? Без посредников? — Ташлер округлила глаза ещё сильнее. — Прямо в салоне, — Ингрид дёрнула заевшую «молнию» на сапоге так резко, что замок остался у неё в руке. — Вот чёрт! — Ничего страшного, я дам тебе свои, — Мирьям поцеловала сына в пухлую щёчку и безуспешно попыталась одной ногой открыть дверцу шкафа. — Я в них утону, — жалобно протянула Рённинген, снимая второй сапог. — Будем считать, что ты покаталась с нами на лыжах, — хихикнула сестра Даниэля. — Райнхольд! Мама пришла!       Мальчишка тут же сбежал вниз по лестнице, и Ингрид крепко обняла его, а потом немного покружила над полом. Сын залился радостным смехом и спрыгнул с рук матери. Обе женщины прошли в гостиную. Мирьям посадила малыша в манеж и посмотрела на Рённинген. В её взгляде читалось лёгкое недоверие. — Мы, наверное, поедем домой, — робко сказала Ингрид. — Мам, ты что, на новой машине?! — завопил Райко. — А где наша? — Теперь вот эта будет нашей, — ответила женщина. — А как она называется? — не унимался ребёнок. — «Зафира». «Опель Зафира». — Зефира, — повторил Райнхольд и захихикал. Ингрид поняла, что сына её покупка не впечатлила. — Может, хотя бы кофе выпьешь? — предложила Мирьям. — Нет, не нужно… Спасибо, Мири. Ты настоящий друг. Мне больше не к кому обратиться... — Видишь, — вздохнула Ташлер, когда Ингрид влезла в её спортивные сапожки, — мой брат прав. Он ведь постоянно твердит, что нам с тобой нужно больше общаться. Ты скоро совсем одичаешь в одиночестве. Приезжайте к нам на следующих выходных. И детей займём, и поболтаем о нашем, о женском… — Как получится, — уклончиво ответила Рённинген. — Я верну тебе обувь, как только смогу. Райнеке, пойдём!       Мальчик неохотно попрощался и, шаркая ногами, побрёл вслед за матерью. У тёти было весело, а дома — нет. Мирьям весёлая, а мама странная. У тёти двое детей, а у мамы он один. — Мам, — тихо сказал Райнхольд, когда Ингрид надёжно устроила его в детском кресле. — Да, солнышко? — Я хочу братика, — ребёнок опустил взгляд, — или сестрёнку. Почему я один? — Потому что я не справлюсь с вами двумя, — Ингрид вгляделась в серо-голубые глаза сына, надеясь, что он её поймёт. — А тётя Мири справляется, — протянул Райко. — Тётя Мири, — в голосе женщины появилось раздражение, — живёт с дядей Йоханнесом, а ещё к ней регулярно приезжает твоя бабушка. — А к нам почему не приезжает?       Ингрид замерла. Мать Даниэля её почти ненавидела. «Ты развалила нашу семью. Из-за тебя мой муж сидит за решёткой».       Пять лет назад, когда родился Райнхольд, она даже не пришла посмотреть на внука. Правда, после она немного смягчилась, ведь мальчик получился практически полной копией её сына, а значит, и похожим на неё саму. Высокая, статная, идеально владеющая собой — Астрид Ташлер чем-то напоминала Рённинген её собственную мать. Она была уверена в том, что Готтлиба оклеветали, и уверенность эта являлась совершенно непоколебимой. — Райнеке, — Ингрид потёрла лоб, — я не дружу с твоей бабушкой. Иногда люди не могут найти общий язык. Такое случается.       Ребёнок обиженно отвернулся. Рённинген села за руль и долго смотрела, как «дворники» расчищают лобовое стекло. Снежинки всё падали и падали, словно пытаясь укрыть автомобиль пушистым одеялом. А Райнхольд молчал. Ингрид не выдержала и обернулась. Мальчик спал, чуть запрокинув голову.       Он не проснулся даже тогда, когда мама вытащила его из машины и понесла домой. Рённинген аккуратно стянула с сына ботинки, потом штанишки. Потом расстегнула его курточку и на мгновение замерла, с любовью глядя на Райнеке — изогнутые бровки, пушистые ресницы, смешной носик, всё ещё розовые щёчки, обожжённые морозом и солнцем. Так похож на Даниэля… И альфа. Маленький альфа. Повесив вещи малыша в шкаф, Ингрид вернулась к себе в комнату и завела будильник ровно на шесть часов.       Как и следовало ожидать, именно в эту ночь к Рённинген пришла бессонница. Ингрид ворочалась в кровати, пытаясь выбросить из головы мысли о завтрашнем дне, но у неё не получалось. Одеяло было слишком тёплым, матрас — жёстким, подушка — плоской… Ингрид перевернулась на спину и уставилась в потолок. За окном еле-еле мерцал бледный месяц, как будто уставший и больной. Рённинген сложила руки на животе и зажмурилась, представляя себе, что она лежит на пляже, под большим разноцветным зонтом. Вокруг носятся дети, молоденькие девушки кокетливо смеются, а загорелые парни играют мышцами, смущая замужних туристок. Кричат большие белые чайки, кричат, кружа над берегом; звенит… Что, чёрт возьми, может звенеть на пляже?       Ингрид поморщилась и приоткрыла один глаз. Купол кобальтово-синего неба треснул и развалился, оставив вместо себя серый потолок. Пляж будет летом, а сейчас декабрь, понедельник и шесть утра. Однако, ей всё же удалось поспать несколько часов… Ингрид надела очки и спустилась на кухню. Там, сонно щурясь, она приготовила простенький завтрак и пошла будить сына. Предстояла важная поездка.