Мадонна Роз или Кораблекрушение по-американски.

POV Автора. Спешу сообщить прискорбную весть! Сторонний наблюдатель женился. Нет, на самом деле в этом нет ничего плохого. Просто теперь у нас появилась сторонняя наблюдательница, способная подмечать то, что не заметил бы мужчина. Например, странного джентельмена, ходящего за мадемуазель Даае чуть ли не по пятам. И это был не Эрик. Даже не Перс. Господин этот проживал во втором классе в самой дальней и самой неприметной каюте. А наша наблюдательница взяла на себя смелость эту каюту осмотреть. Полутьма помещения скрывала в себе много тайн. Спиритическая доска, древние оккультные фолианты и научные исследования лежали на полке возле узкой кровати. Стол, находившийся в комнате занимали свечи, какие-то засушенные травы и склянки с заспиртованными частями тел мелких животных. В общем, отвратительно. Но самым жутким бал запах гниющих роз. - Мадонна роз... - прошипел мужчина выходя из тени и садясь на стул. - Розы вянут, а Мадонна может пасть. Той же ночью на борту "Келтика" был проведен магический ритуал. Никто не заметил, что корабль пополнили два пассажира. Никто не понял, что они мертвы. Только вот господин, проводивший ритуал, одного из потусторонних гостей совсем не ждал... POV Кристина Даае Я лежала на узкой, жесткой койке (благо, мне досталась нижняя) и вспоминала Его музыку. Хотела бы я сказать, что никогда, до самой смерти, её не забуду, но это не так. Человеческая память недолговечна. И многие созвучия нот, переливы, слова уже исчезали из моих воспоминаний. - О чем думаешь? - на ломаном французском спросила Гёзде - турчанка, путешествующая со мной в одной каюте. Я неопределенно покачала головой. - О прошлом. - Я тоже часто о нем размышляю, - сказала девушка, спрыгивая с верхней койки. Гёзде на вид было около двадцати-двадцати двух лет (судить об этом было сложно из-за паранджи), однако я подозревала, что она старше. Об этом говорили застарелые шрамы, показывающиеся изредка на не покрытых рукавами запястьях и мудрые, печальные глаза - единственное, что не было скрыто никабом*. - В твоем прошлом был мужчина, - утвердительно произнесла турчанка, присаживаясь на край моей кровати и вглядываясь в глаза. - Возможно, даже не один. Я удивленно посмотрела на неё. - Почему вы так думаете? Гёзде заливисто рассмеялась, за что получила неодобрительное шиканье дремлющих ирландок. - Ты очень красивая. Было бы странно, если бы мужчины не крутились вокруг тебя толпами, - фамильярно рассудила девушка. Я невесело усмехнулась. - Боюсь, что все не так просто. - Кристина, - делая ударение на "и" проговорили Гёзде, - По-моему нам обоим нужно как следует развеяться перед прибытием в Америку. И сейчас, мы пойдем в паб. Я долго пыталась отказаться, обосновывая это тем, что устала, но Гёзде нельзя было переубедить. Она заставила меня обращаться к ней на "ты". И, убедив меня, все-таки отправиться вместе с ней, скинула никаб. Густые черные волосы рассыпались по её плечам, и моему взору открылся ужасный шрам, пересекающий губы и щеку турчанки. Я невольно вспомнила о двух своих шрамах, которые при умелом макияже были практически незаметны. Но такой рубец, как у Гёзде скрыть было невозможно. Девушка заметила мой взгляд и на удивление весело улыбнулась, от чего красная линия на её лице отвратительно искривилась. - Последний подарок мужа, - прикасаясь к щеке сказала она. - А что взамен подарила ему ты? Гёзде посмотрела на меня с удивлением, я бы даже сказала с уважением. А после её красивые черные глаза заледенели. - Я подарила ему быструю смерть. Пожалуй, именно тогда мы и стали, если не подругами, то очень близкими знакомыми. И пронесли эту дружбу до самой смерти. Одной из нас. *** Паб в третьем классе был полон разномастного народу. Крики, стук стаканов, пьяный смех и громкая музыка смешивались с сигаретным дымом в небольшом тёмном помещении. Сторонний наблюдатель тоже пропустил пару стаканчиков пива, прежде чем начать следить за событиями нашей истории. Как это часто описывают в сказках - все замерли и затихли, когда она вошла в комнату. Думаю, вы уже поняли, что она - это Кристина. Мадемуазель Даае разительно отличалась от всех присутствующих, даже будучи одетой в свое самое простое платье и с волосами собранными лишь в простую косу. Удивление людей быстро рассеялось, и они вернулись к веселью, но никто и не думал забывать о двух странных девушках, пришедших в паб. Пересуды и сплетни ходили по помещению еще долго. Кристина и Гёзде заказали вино, но, как оказалось, осталось только пиво. Девушки не раздумывая (по крайней мере Гёзде) взяли две кружки с золотым напитком и присели возле барной стойки, наблюдая за народными танцами и песнями. - С таким нежным голосом, ты должна восхитительно петь! - заметила турчанка, разглядывая Кристину. Певица напряглась. - Поверь мне, Гёзде, я пою весьма посредственно, - с натянутой улыбкой ответила Кристина, стараясь ничем не выдать ложь. - Да брось! Спой что-нибудь! Это несомненно будет лучше, чем... - Гёзде многозначительно посмотрела на упитанную даму, исполняющую в тот миг австрийскую песню "Козопас". - Нет, - твердо ответила Кристина и вернулась к созерцанию толпы. Турчанка хитро улыбнулась, спрыгнула с табурета и исчезла среди людей. Австрийка допела романс. - А теперь нам споет восхитительная мадемуазель Кристина! - объявил один из музыкантов, указывая не девушку у бара. Даае поймала торжествующий взгляд Гёзде и под одобрительные крики да улюлюкание, взошла на маленькую импровизированную сцену. Выбора у нее уже не оставалось. Кристина прочистила горло, неожиданно ощутив в нем легкое першение, и начала петь. Разумеется, девушка исполняла не высокую арию или светскую песню. Она выбрала старую итальянскую балладу, которой её научила сестра Чезаре - Лукреция. И сценическое имя Кристины тоже произошло от этой песни. Madonna delle Rose. Мадонна роз. POV Кристина Даае Кровавая роза на белом снегу, С шипами острее шпаги. На кладбище Ангела больше не жду - Не хватает мне силы, отваги... Душа холодеет и сердце разбито, Осколками режет память. Роза погибла, любовь позабыта, И вспомнить уже не заставить. Никогда в жизни я не пила ничего крепче бокала шампанского или красного вина. Выпитое же пиво уже давало о себе знать легким головокружением, пока я пела. Дым от сигар и сигарет, плавающий по комнате застилал глаза. Песня лилась из моей души, как слезы, открывая всю боль и потери. Голос - скрипка без скрипача, Тело - лишь оболочка. И бреду я меж статуй, отчаянно крича, А из песни не помню ни строчки. Лепестки, все в снегу, холодеют, Как и я, несмотря на плащ. Скорби музыка сердцем владеет. По ночам, слышу свой тихий плач. Мне казалось, что в толпе мелькает белая маска Призрака. Я видела зеленые глаза погибшего тенора Чезаре. Мне виделось, что Мастер вновь достал свои страшные орудия пыток, и теперь насмехается надо мной, скрываясь среди людей... И в канун Рождества, возможно, Ты вернешь мне мою любовь. О Господь, помоги! Мне так сложно! Верить в сказку, и чувствовать боль. Проходят года, неизбежно старение... Твои розы завяли давно. Мне не нужно души моей грешной спасение... Все, что будет, уже суждено. А после, я услышала в своей голове Его голос. Такой живой, знакомый, любимый... Он присоединился ко мне, возносясь ввысь на крыльях Ангела Музыки. Мое сознание начало меркнуть, а голос перерос в крещендо. Я верила в то, что пела, посвящая всю себя, отдаваясь звукам, предназначенным для Эрика. Кровавая роза на белом снегу, Над склепом скрипка играет. Мой Ангел, я слышу и скоро приду! Меня жизнь, наконец, отпускает. Душная комната завертелись у меня перед глазами, и мир погрузился во тьму. Но я могла поклясться, что среди лиц, восхищенно взирающих ранее на мое представление я видела Чезаре Лучано, Мастера... И слышала Ангела.