***
Я вскочила с постели, сжав в кулаке ночную рубашку, пропитанную горячим потом. Красавчик, приподняв тяжелую морду, жалобно заскулил, поджав хвост. За окном было по-прежнему непроглядно темно и сыро. Часы показывали пять минут четвертого утра. Душ не смог успокоить во мне бурлящего беспокойства. Вилла была окутана мраком как снаружи, так и внутри, и в его тенях казалось, что некто внимательно за тобой наблюдает. Я задавалась одним и тем же вопросом — «Что это было?» — ошарашено пялясь на свое отражение в зеркале. Стоило Ливио заявиться, как полнота моей жизни начала медленно распадаться: сперва я пыталась принять его смерть, потом наткнулась на его неожиданное появление, теперь переживаю последствия собственной слабости к нему. Одна проблема разрасталась в целые ответвления громоздких незадач, вставая поперек горла остриём лезвия. И все бы ничего, если бы я могла как раньше с этим бороться; без страха, с тактической опаской, а не нелепым страхом. Сейчас обстоятельства выглядят ещё более устрашающим и непонятным. Возможно, то, к чему я все-таки подошла на сегодняшний день — это новая форма старого, и мне нужно просто собраться, чтобы положить тому конец. Помнится, дед Миша сравнивал нечто подобное с дверью, для которой нужно выплавить новый ключ из массы имеющихся. Но, если я потеряла всю связку этих «ключей», а у «двери» пока нет замочной скважины?.. Это не поможет. Дог сопровождал меня до столовой, где смог выпросить у меня кое-что вкусное. Вместе мы остановились для перекуса, где одними взглядами переговаривались, понимая друг друга и без слов. В конце концов, когда стало не о чем беседовать, я поплелась к себе. Если я не подумаю обо всем сейчас, то позже будет поздно.***
Я прекрасно понимала, что Люба будет обо мне беспокоиться, когда узнает, что её маленькая Нина не в теплой постели и даже не дома. Она имела привычку подниматься среди ночи, чтобы что-нибудь тайком разведать. Поэтому-то я и попадалась на том, что в темное время суток зависаю в телефоне, развалившись на кушетке в гостиной, или читаю очередные алхимические пособия. Однако сейчас я отбросила эти мысли в сторону, позволив себе поразмыслить над собой и другими с объективной точки зрения. Улица продувалась ветром с ближайшего канала, который нес за собой илистый запах местных вод. Красавчик хоть и готов был преждевременно отправиться на утреннюю прогулку, но остался по моему наказу в вилле, моляще поглядывая мне во след. Шлепая по мелким лужам, я, завернувшись в толстовку, брела в темной вуали раннего утра. Солнце уже блеснуло первым робким лучом на мокром горизонте. Кое-где слышались прерывистые гудки почтового рожка, словно призрачные отголосья. Я и Ческо сбежали из дому глубокой ночью, не предупредив никого о нашем проступке. Мы бежали без передышки прочь от виллы, заливаясь смехом, только бы нас не нагнали. Грудь сковала боль от долгого марафона, но мы чувствовали себя такими счастливыми, как беззаботные дети, оставшиеся без присмотра родителей на целый день. С него сучился пот градом, стекая по вискам и шее. Но он все равно был готов бежать со мной и дальше, стремительнее нагоняя ветер. Это было несколько лет назад, но этим утром все как вчера: наши первые робкие касания, долгие взгляды, ощущение чужого тепла на своем теле и долгая ночь на холодном ветру октября. От этих воспоминаний у меня загорелся горячий румянец на щеках, но я не бросала переплетающихся между собой в водоворот мыслей о Ческо, потому что именно он мне и подарил их. Я была полноправной хозяйкой этих воспоминаний в пределах своего ума, пока их не начали замечать другие. Мои грезы переросли во вполне осязаемые людьми дела. Тогда я разыгралась, отчего и впоследствии и перестала участвовать в бунтарских затеях Франческо, посчитав, что так будет гораздо лучше для всех. Или только для меня?.. В конечно итоге почти все узнали о наших ночных побегах. Тем не менее сейчас я придерживаюсь того мнения, что не стоит определять моего сердечного друга, как некого человека, с которым мне предстоит пройти до самого заката жизни. Может быть это и эгоистично, но я не считаю его предметом своей зависимости как бы это не звучало вульгарно. Франческо удивительно чуток для мужчины, самоотвержен и действительно замечателен, но, кажется, не для меня. Я это поняла только сейчас: весь копившийся холод к нему готов выплеснуться наружу, причинив ему боль, только боль, отчаяние и непонимание. Неужели я есть такое чудовище, чтобы рушить все то, что он строил ценой своих собственных ценностей? Если да, то этот проступок даст мне по-настоящему оценить то, что имею и теряю. Ческо в этом не виноват. На границе неба и земли загорелся солнечный ободок, выплывающий из ночной пелены. На воде каналов блестнули рыжие лучи, развеяв темноту. Нужно возвращаться.***
Конечно же Люба знала, что меня не было дома к концу ночи, но она партизански молчала. Лишь непринужденно тянула глоток за глотком горячий кофе, закусывая свежей выпечкой, что только принес Карло. Почему она это делала, почему ничего не сказала? Молчал и сам Карло, который, судя по всему, просто не знал о том, что среди ночи дома меня вовсе не было. Но эта тишина за завтраком забила мне все уши, и я молила бога развеять это крайне поганое молчание без смысла. Я стреляла в домочадцев косым взглядом, выворачиваясь изнутри от недовольства, вызванного собственной нестабильностью. То, что я сейчас изматываю себя на первый взгляд пустяками, казалось мне крайне необходимым занятием. Люба не может игнорировать это, не может так спокойно дать мне гулять среди ночи! Но с чего мне стало так важно её внимание, если раньше я его избегала? Хотелось шумно, с недовольным грохотом встать на ноги и громко спросить: «Люба, неужели и тебе стало на меня все равно?!» Наконец она разомкнула пухлые губы и все-таки заговорила со мной, прежде чем я успела отшвырнуть стол от негодования, вызванный откровенным игнорированием. — Нас не будет сегодня, Нина. Карло и я должны отлучиться, чтобы проведать знакомую. Ты ведь справишься одна с домашними хлопотами? — она поглядывала на старшего мужчину, который хрустел страницами газеты, — Я уже подготовила обеднял разогрева, твое дело за малым. Я едва кивнула в ответ, погружаясь лицом в завтрак на тарелке. Это определенно не то, что я хотела услышать. Люба догадывается обо всем, я это знаю. Уже закончив зашнуровывать обувь и коснувшись дверной ручки, которой хотела отпереть входную дверь, я остановилась, услышав, как Безе окликнула меня с кухни, откуда выбежала уже собранная для выхода на улицу. Она смягчила выражение лица, подойдя ближе. Женщина заправила за ухо мою надоедливую, спавшую на лоб, прядь волос. И прежде чем она успела что-то сказать, я остановила ее жестом, переходя к откровенному диалогу. — Скажи, Люба, что я делаю не так? — В каком смысле, дорогая? — она осторожно, чуть отойдя в сторону, прислонилась к стене. — Кажется, что чем дальше я зайду, тем хуже станет для всех. Кажется, будто от меня все отвернулись. — Ты о Франческо? — озадаченно сомкнула она брови. — Не совсем, вернее, и о нем тоже, но… — я не завершила начатую фразу, заменив ее концовку громким вздохом. Безе мягко улыбнулась, понимающе кивнув. Ее мимическая морщинка заиграла в улыбке на округлом лице. — Чтобы ты знала, я никогда от тебя на отвернусь, милая. Такое бывает с вами, молодыми: мерещится подстава, что ты больше никому не нужен. Однако, поверь, это лишь временно. Когда встречашься с личной проблемой, в которую нельзя допускать других, но одному справиться крайне тяжело, приходится либо сдаться, либо перебороть в себе слабости. — Это… Неправильно — сдавать позиции. Я никогда не отступала перед такими вещами, — что бы сказал дед Миша, узнав, что я струсила перед врагом? — Я стараюсь тебя не тревожить, чтобы ты разобралась в себе сама, не сочти это за отречение. — Люба сунула пухленькую ручку в карман плаща, — Если нужна поддержка, то я всегда рядом. Но смысл в трудностях таков, что только самостоятельно их преодолев, мы выбираем в себя ценный опыт. Мы находим себя. Лишь кивнув на сказанное, я поскорее вышла из дома, глотая скользящий комок в горле. Город в два счета заполнился сонными, а то и спящими на ходу горожанами. Студенты плелись в колледжи и академии, свесив нос. Чуть старше впопыхах стремились на работу, неуклюже застегивая верхнюю одежду и портфели. Где-то уже разжигали печи кафе и поздние пекарни, заглушая ароматами булочек с пряностями едкий запах каналов. Только подступив ко входу в университет, меня нагнала Мелисса, опрокинув мою сумку со всякими мелочами на мрамор лестничной площадки. — Ты забыла выпить кофе? — широко улыбнулась она, протягивая мне сумку. — Скорее, проснуться. — ответила я, закинув ремешок на плечо. — Я поверить не могу, мы реально с ним целовались! — трепетала девушка, прыгая от счастья, — Такой душка, он пригласил меня к себе домой в этот четверг. Сказал предков дома не будет. — Вы решили перейти на ускоренный режим? — едва поспевая за подругой, отозвалась я. — А смысл тянуть неизбежное? Попробуем разок, там видно будет. — она махнула рукой и закинула рюкзак за спину, прежде таща за собой. Мы прошли фойе, поднялись на этаж выше и завернули налево, прошли вдоль коридора, в конце которого разместилась аудитория, где, должно быть, уже сновала Алессия. Я вошла в след за Мелиссой в мрачную аудиторию, где досыпали остатки сонливости уставшие студенты. Я осторожно глянула на преподавателя, которому, по всей видимости, и дела до меня не было. Ливио все-таки применил на ней свою технику, отчего она даже не обратила на меня внимания. Я была права. Мелисса негромко поздоровалась с Маджо и устремилась к своему месту, где облегченно закинула ноги на стул, потревожив сон кареглазой Велии, что растеклась на общей парте, как увеститый гар с водой. — Как думаешь, есть вариант протащить на сдачу шпору? Никак не запомню последние восемь строф, как не пробуй... — девушка задумчиво уткнулась вглядом в высокий потолок, покачивая ступнями. Я лишь пожала плечами, склонив голову на сложенные руки, вкрадчиво наблюдая за сокурсниками. Затрещал звонок, с которым в аудиторию влились остальные студенты, разбрежавшись кучками по своим местам. Я внимательно выслеживала каждого из них, осматривая с ног до головы юношей. И Мелисса это тут же заметила, подровнявшись головой со мной, и осев в той же напряженной позе, что и я. — Бьюсь об заклад, ты ищешь того смазливого парня. А говорила, что он какой-то подонок… Мотнув головой, я поджала под себя руки, словно что-то пряча. — Я видела его в холе с Марко и Дино. Кажется, они сдружились. Какое удивление. — она на мгновение приподняла брови, но тут же напустила тучами над глазами. — Только этого не хватало, — я вновь уронила голову на парту, отчего Велия снова бросила на нас раздраженный взгляд, — если у Ливио появиться повод меня цеплять, то тупоголовые Марко и Дино на пару этим займутся. Нужно что-то делать. — Сплошное мракобесие. — поддержала подруга, наблюдая за мной, — Холивар, что они развели на прошлой неделе в самом деле вынесли на студколлегию. Скоро у них появиться новый друг-очаровашка, который будет гонять их дурные головы по своим нуждам и твоей персоной. Маджо встала башней у своего стола, поправив свой пиджак, освеший на худом тельце как мужское пальто. Ее губы разомкнулись в пустом звуке, когда петли дверей аудитории лязгнули, и на подиум перед широкой доской вбежал Борио со своими новыми друзьями, которые, к слову, вполне стоили своей нынешней персоны номер один. Маджо выгнула брови и, клянусь богом, я услышала сладостный вздох. — Нет, ты видишь это? — недовольно пробурчала я, ткнув в поле любопытного представления пальцем, словно заговорщик. — Что именно? То, какой Ливио красавец или то, что Маждо стонет по своему студенту? — вокруг послышались смешки и одобрительно взгляды со стороны массы к Мелиссе. Та победно приподнялась на месте, кивнув всем в знак почтения. Ливио вольяжной походкой дошёл до своего места, у которого в смоге перешептываний на мгновение упомянулось мое имя. Я дернулась, встретившись в противостоянии любопытства и рассудка, который нудно зудел «Не оборачивайся, все это — провокации!» Маджо, по всей видимости, оправилась от чар юного алхимика и рассеянно листала свой сборник материалов и статей, чтобы зачитать нам. — Паршивец, я начинаю жалеть, что согласилась на свидание. Я должна хотя бы спросить его имя! — девушка от эмоционального возбуждения не переставала вращаться на месте, то и дело скрытно подглядывая за Ливио. — Серьезно? — возразила я, морщась, — Зачем тебе узнавать то, что уже знаешь? Тем более его «ни разу не известное имя». — Он должен узнать меня! Меня все знают, кроме него, Нина. Даже твой Ческо и тот, рыженький... — Мелисса щелкнула пальцами, навеивая себе забытое имя парня. — Он не рыжий, а Додо. — Мне все равно. — она незаинтересованно отмахнулась, — Так вот, Ливио и мы вполне поладим, вот увидишь. Хочешь, даже поспорим? Ее рука уже была готова пожать мою, но Алессия подала признаки сознания, застучав по своему столу костяшками кулака. — Молодые люди, хватит болтать! У вас на носу сессия, лучше заняться делом, а не разговорами. Аудитория замолкла, но шуршание и шелест бумаги не прекратился. Спина будто горела огнем. Я явственно ощущала как его взгляд застыл на мне, выжигая во мне дыры.