Тень Пандемона

Ближе к сумеркам звонил Ческо; делал он это очень настойчиво, отчего было просто неприятно отвечать на вызов. Именно поэтому я пропустила около десяти дозвонов в ряд. Мелисса привычно для себя не отзывалась лестно о парне, просто отговорив перезванивать, когда совесть уже начала угрожать суровыми последствиями. Домой мы по случайности возвращались вдвоём, ненадолго остановившись в ближайшем кофе-баре. Там она со мной распрощалась, кажется, уже готовая ко свиданию с новым парнем. И почему я ей завидовала? И нет, это была сама настоящая зависть, не белая. У неё простая жизнь: как бы поскорее окончить вуз, наконец найти себе подходящего ухажера, чтобы сесть ему на шею и болтать оттуда ногами. Почему на меня, такую же девушку того же возраста и способностей, не распространяется легкомыслие? В любом случае стоит брать хоть в чём-то у неё пример, особенно в отношениях к парням. Как только я вышла на улочку, ведущую через обход к родной вилле, знакомый голос окликнул меня. Что ж, момент встречи настал и оттягивать его больше не придётся. Ческо широким шагом поравнялся со мной. — Мне начинает казаться, что ты меня выслеживаешь. — лучшая оборона — это, конечно, атака. К тому же, его действия сами обо всем говорят. — Я беспокоюсь, и на то есть веские причины. — беспокойству в его мутных, возможно, от усталости глазах было выделено особое место. — Ливио — несущественнейшая причина из всех. — Думаешь, не видно того, что происходит между вами? Ты сразу изменилась после его появления. Всему причина одна — ненасытный сукин сын Борио! — Хочешь избавиться от него? Так иди и разберись с ним лично. Почему я должна разрешать ваши недопонимания? — Ты — моя! — Франческо твёрдо завершил фразу, укоризненно таращась на меня сверху вниз. — Знаешь что, любезный романтик, мне надоело то, что меня вертят в руках, как вещицу! Тебе пора это уяснить, Ческо. И ещё кое-что: нам лучше не видеться какое-то время. — Постой, я не хотел задеть… Стой же! — он окликнул вновь, протягивая ко мне руки, как усыхающий в пустыне к колодцу с водой. Я тронулась с места. До меня ещё доносились его восклицания преследований, когда дверь в виллу плотно захлопнулась. Карло прошёл мимо меня, чувствуя, что двоим здесь нет места, отчего тот наспех зашёл в прогретую камином столовую, подальше от враждебной тесноты. Когда наши взгляды всё-таки соприкоснулись, я излишне нервно выпалила: — Убедительная просьба не впускать в дом Франческо ни под каким предлогом! Люба показалась из дверного проёма на звуки отчаянной попытки спокойно стащить с себя крепко зашнурованные ботинки. — Не думала, что вы вот так рассоритесь. — с её припухлых коротких пальчиков сыпалась лёгким снежком мука. — Мы не поссорились, Люба. Просто… Даю друг другу время поразмыслить над бренностью бытия и... все такое. Карло наспех вышел в сад, где скрылся за высоким кустарным рядом форзиции. Следом за няней я вошла в горячую кухню, где витал запах бананового теста и сдобных булочек. — Ты должна понять, что держать нелюбимого человека рядом с собой может быть неправильно, а то и вовсе оказаться преступлением против себя, — обыкновенной виктимностью. — Дело в том, что мне не до конца ясны мои чувства к ним. — Так, значит, их двое? — Люба уже уцепилась за неприятный факт и широко улыбнулась. — Стой, это не то… — Я тебя поняла. Так бы и сказала, что у Франческо появился соперник. Сопротивление было пресечено, дальнейшая судьба нашей с няней беседы зависила всецело от заинтересованной женщины. — Что ж, нет смысла врать. Да, есть ещё один, но он не замена Ческо. Представь, что есть два способа пересечь океан: авиалайнером и на круизном лайнере. Это выбор между предпочтениями, а не поиск аналога. — Само собой, но, судя по всему, тебя притягивают обе стороны. — Не совсем, — я упала на кушетку, словно оказалась на приеме у психолога, — Выбрать «круизный лайнер» никак нельзя — это преступление перед тем, за что я борюсь. — Тогда выбор очевиден. — Люба принялась снова месить влажное, обмякшее на доске тесто, — Лети на самолёте. Так даже надёжнее. Глаза своевольно остановились на окне, за которым на ветру трепались твёрдые кроны ореха, извилистые кроны которого тонули в вечерней темноте. — Выбор очевиден?.. — невзначай, словно неотделимый приговор переспросила я, и, казалось, что меня исход больше не трогает. — Конечно. Правда, ты всегда можешь оставить Франческо. Есть ли смысл обременять и себя, и парня? Я моментально выпрямилась на месте. — То есть, я могу с ним просто расстаться. — скорее, это было обращение к самой себе. В голове утихли всякие сомнения и колебания. Если к Ческо уже нет тех ярких чувств, то к чему этот спектакль? — Хорошо, это просто отлично. Меня словно ветром вымело из кухонного помещения. — Не забудь вернуться к ужину! — послышалось вслед. Налету надевая толстовку, я выбежала из виллы, пробегая мимо Карло с садовыми ножницами в руках. Меня и правда окрыляли мысли о свободе. Неужели это было так неочевидно для меня, неужели было сложно и нестерпимо эгоистично просто принять тот факт, что наши с Ческо дни уже сочтены? Оставалось недолго бежать до пристанища доброжелательных родителей юноши, свет в доме которых мерцал уютным пламенем. Как только показалась дверь в их мастерскую, меня внезапно остановил здравый смысл. Мы прошли с этим человеком через такие тяжелые времена, что было сложно представить, когда наконец будет мирное время без сплошных боевок со злом. Вера в победу, взаимовыручка и любовь спасала нас в трудную минуту. А, может, нелюбовь, а привязанность? Я постучалась. Спустя мгновение послышался легкий звон каблуков. Нет, привязанность должна обосновываться, при условии, что это всё-таки не любовь. А любви я, увы, а, возможно, и к счастью, не чувствую. Звучит все это крайне прискорбно: многолетний опыт взаимоотношений, накопленный не простыми бытовыми реакциями, а тяжелым трудом, через потери и непонимания. Дверь приоткрылась, и из створки выглянул мужчина средних лет. — Добрый вечер, могу я видеть Франческо? — незамедлительно начала я, тайком проглядывая на тени, проскакивающие внутри помещения. — Да, конечно, Нина. Я его позову. Мужчина пригласил меня войти, но, предпочитая не церемониться на краткий срок, я осталась снаружи. Вскоре в коридоре появилось удивленное лицо Ческо, который меньше всего ожидал увидеть этим вечером меня. — Нина? — его брови выгнулись радугой, когда я, придерживая рукой дверь, чтобы ненароком меня не успели остановиться полуслове, доброжелательно моргнула. — Да, это я, как видишь. Мы можем немного пройтись, если ты свободен? — не дожидаясь ответа я опустила глаза себе под ноги, где блестела в свете фонарей мокрая каменная укладка. — Конечно, конечно, я сейчас… — парень обернулся и тут же убежал. Ещё с минуту я безмолвно обменивалась любезностями с его работягами-родителями, приглядывавших за мной все это время со своего рабочего станка. Ческо вновь появился у порога и, отсалютовав на прощание родным, захлопнул дверь за собой. — Что-то стряслось, Нина? — нервно спросил он, затягивая шнурки на вороте темно-зеленого худи. — Как сказать… Я пришла, чтобы поделиться мнением на счёт… нас. — последнее слово я буквально небрежно выплюнула, и Ческо это заметил. — Я слушаю. — Прогуляемся? — предложила я, уводя парня за собой вниз по улице. Стоило привыкнуть к своим мыслям, окончательно переварить их и выдать членораздельной, внятной фразой. Не так просто, как казалось. Какое-то время мы напряжённо молчали. Окружение тому только способствовало: темный, таинственный вечер, в котором блекнут фонари вдоль тротуаров, минимум людей, и мокрые тропы, с зеркальными лужами, в которых можно утопить не только свои переживания, но и самих себя. Это к слову. — И-и-и… Что ты мне хотела сказать? — Как дела? — я не знала с чего начать. В голове, где некогда было настолько яркое озарение мыслей и чувств, теперь клубился громоздкий беспорядок. — Да не очень, в связи с последними событиями. — Ческо обиженно отвернулся. — Не в обиду, Ческо. Ты не виноват. И снова молчание. Так больше продолжаться не может! Я взяла волю в кулак и внезапно остановилась, преграждая путь парню. — Мы с тобой так долго шли вместе. Это были реально лучшие времена, не смотря на проблемы помасштабнее наших мелких ссор. Я всегда могла заручиться твоей поддержкой, любовью и помощью как в начинаниях, так и продолжениях дел… — К чему ты клонишь? — грузно перебил он, облокотившись о стену жилого дома близ канала, в поворот которого мы успели зайти за минуты безмолвия. — Давай раз и навсегда проясним то, что происходит между нами. — Отличная идея, тебе, кажется, есть что сказать. Начинай. — Да, есть. — плечи своевольно поджимались от нерешительности, — Ческо, так не может больше продолжаться. Нам было хорошо вместе, именно хорошо, а не так, как должно быть. А должно быть иначе. Его скептический взгляд сам толкал на объяснения сказанного. — Я не знаю… Разве ты не понимаешь, что произошедшее между нами когда-то давно, осталось в прошлом? Я не могу утверждать, что мы любили, по крайней мере именно я. Это была влюбленность, не больше. Ческо только кивал, но было видно, что он не согласен со всем сказанным мною наотмашь. Будь я на его месте, уже кинула бы обиду, может, бурно реагировала. Сложно сказать, но ясно одно — происходящее оставит свой след в будущем. — Пойми, мне не по силам изображать то, чего не могу чувствовать в полной мере. Я не могу, просто не могу делать вид, что люблю тебя! Теперь он поднял голову. Его глаза не соскользнули с моего лица, что не скажешь обо мне: я металась взглядом в поисках понимания в его жестах, мимике и прочем, но нигде не было в нем понимания. — Прости, это правда. Я не хотела тебя ранить, правда, но будь иначе, я бы сделала только больнее. — Я тебя понял. — кратко ответил он и улыбнулся. Улыбнулся он горько и безутешно, с тоской человека, наблюдающего за скоротечным крахом всей его жизни. — Я не брошу тебя в беде, Франческо, тем более, что никогда не предам. Но вместе нам быть не суждено. Он наклонился вбок и о чём-то усиленно подумал. Слов не хватало для объяснения причин «почему я бросаю лучшего парня на свете и как это логически аргументировать». Когда наши взгляды — наивные и тревожные, полные мнимого сожаления — вновь соприкоснулись, юноша отпрянул от стены и порывистым толчком, вплотную сблизился со мной. Мимолетный контакт двояких ощущений пламенем прошёлся по спине, вызывая горючие и крайне неуместные реакции тела. Один бездумный, водевильный вздох Ческо, словно первая готовность перед прыжком в бездну, и он припал к моим губам, мягко, почти невесомо продлевая минуты предписанного конца. Я не торопила, наоборот, охотно отвечала его движениям, теснотой губ, не смея отторгать пьянящее влажное тепло. Туман, окружавший нас в миг таинства, скоро рассеялся, предоставляя нам друг друга. Он так надеялся, что это могло опровергнуть все глупости, сказанные раннее. — Мне пора. — отрезвев окончательно, я отошла от него и направилась в обратную от него сторону. Надо двигаться дальше, с ним или без него. По возвращении на виллу Безе беспокойно наблюдала за мной. Нет, она не смела меня упрекнуть в задержке к ужину, уже готова вновь разогреть для его. Я вошла в гостиную и тяжело рухнула в софу, которая жалобно проскрежетала кожей. — Как все прошло? — няня аккуратно села на край дивана напротив меня. — Не так ожидаемо. Но я сделала это. — Франческо в этом не виноват, ты должна дать ему это понять. — Он знает. Свежие дрова уже потрескивали в жерле камина, наполняя зал и лоском огненных цветов, уютным теплом и мягким ароматом углей. — Я очень надеюсь, что это правильный выбор. Ты до конца не посвящаешь меня в свои дела, но, полагаю, знаешь, что делаешь. — Забудем обо всем. Я хочу есть и спать. Пошли, вместе поужинаем. В конце концов это было лучшее решение за всю неделю, а то и месяц. Люба с неподдельным удовольствием наблюдала за тем, как её без пяти минут внучка за обе щеки уминает тушеные овощи и рисовые лепешки, еле проглатывая огромные ломти. После душа я кинулась под одеяло. На душе было удивительно легко и спокойно. Ветер из приоткрытой форточки слегка взбивал прозрачный тюль штор, тщательно подобранные Любой под тон моей комнаты. Похоже, что питомцы отдыхали сегодня в комнате няни, и я осталась наедине со своими мыслями и едва различимым свистом сквозняка. Что ж, теперь я свободна от притязании Ческо. По крайней мере, я очень на это надеюсь. С одной стороны, отказываюсь от лучшей поддержки и верного спутника, с другой, могу без лишних отвлечений выяснять обстоятельства возрождения сил зла, а с третьей, я оказываюсь последней эгоисткой. Как бы там ни было, эгоисткой я себя совсем не чувствовала. Похоже, общение с Мелиссой идёт мне во вред. Лёжа на спине и изучая таинства давно изученных очертаний своего потолка лишь зрительно на ум приходили бесперебойным ключом только воспоминания. Думать о ближайшем, теп более далеком будущем вовсе не хотелось, поэтому я попросту удила в пруде своего сознания любопытные моменты из своей жизни. Проходили минуты, мимолетные, удивительно скорые. В сознании прорисовывались тёмные очертания чего-то вытянутого, невнятной формы и размера предмета. Его линии становились более очерченными, более ясными… Прежде чем я поняла что это был за предмет, приоткрытое окно громко хлопнуло, насильно вытащив грохотом из пучины раздумий. Пандемон. Этот предмет навеивал мне множество не лучших воспоминаний, начиная с Каркона, заканчивая злосчастными близнецами. И Ливио. — Чёрт, — я приподнялась на руки, не без стараний крепясь духом, словно на мне уже использовали дурман темной магии, — снова он. Снова его грязное колдовство. Словно слова приобретали силу, так Ливио будто присутствовал в это комнате, будь то за моей спиной или уже у изголовья кровати. Его дух витал в комнате, сгущаясь и мрачнея. — То, что Ческо и я больше не вместе, не даёт ему повод что-то менять. Он так и будет никем, никчемным, слащавым неудачником, способным только наводить чары, не больше. Когда усталость взяла своё, я без труда и сопротивления погрузилась в мягкий омут снов. На сей раз без призраков прошлого и жутких предзнаменований.