"Быт или не быт?" или как Максим с Сережей жил

      Вся эта ерунда началась в этот дурацкий «чистый» четверг. Вот, казалось бы, Максим — ну ни разу не религиозный человек, а тут как будто что-то перемкнуло у него: вернувшись домой, я застал его посреди полного бедлама с пылесосом в руках.       — И какого хуя? — спросил я, глядя, как он пытается пропылесосить кошачий домик.       — Так чистый четверг же! — сказал он, непонимающе хлопая глазами.       — И в чем заключается сакральный смысл этого великого дня? Просвети меня, будь добр, — скептически глядя на него, задал я ему простой, в общем-то, вопрос.       — Да ладно! Это ж традиция! Надо дом вычистить, самому вымыться и куличей напечь! — ответил он, глядя на меня, как на малое дитя.       — Ага, а потом когда можно будет хотя бы душ принять и пыль вытереть? Или так и сидеть до воскресенья, стараясь не пачкаться? Или ходить благоухать немытыми телесами? А куличи пусть стоят черствеют, да? — уточнил я.       — Так традиция же! Ну ты что! — возмутился он, размахивая трубкой гудящего пылесоса, в очередной раз пугая Фроську.       — Традиционный ты мой, а скажи мне, может, ты все эти сорок с гаком дней постился? Может, ты там всякие молитвы читал, пока я не слышал и не видел? И в церковь шастаешь чаще, чем на работу? Ну же, просвети меня, чего я еще о тебе не знаю? — начал заводиться я.       — Ну при чем тут церковь и пост? Ну традиция же! — терпеливо продолжал увещевать он меня. — Ну я ж тебя куличи печь не прошу! Я их в пекарне обычно беру — очень вкусные, с пылу-с жару. И «пасху» творожную тоже в субботу заберу у знакомого — он очень хорошо делает. Только вот яйца…       — Что яйца? — не понял я.       — Ну, крашеных где взять, а? — объяснил он.       — А зачем их красить? — продолжал офигевать я. Нет, ну ладно бы ребенок, но взрослый же мужик!       — Ну как же! Традиция! Ну и стукаться ими друг с другом, — сказал он, мечтательно закатывая глаза.       — Зачем? Чтобы проверить, чьи круче, больше и крепче? Так давай я тебе скажу, что твои, — и закроем тему! — не выдержал этого абсурда я, выключая пылесос.       — А стукаться как же? — удивился он, помогая мне ликвидировать следы его бурной уборочной кампании.       — И с кем это ты ими решил стукаться? Учти, если с кем-то еще, то я тебе их прямо счас оторву, чтобы даже и соблазна не возникало! — предупредил я, многозначительно скашивая глаза к его паху.       — Да не теми яйцами, глупый! Куриными. Крашеными! — снисходительно пояснил он, пытаясь меня приобнять.       — Ну… Свари яйцо себе и ходи стукайся, я-то тут при чем? — выворачиваясь, упрямо не понимал я.       — Сереж, ну давай, а? Давай покрасим! — умоляюще глядя на меня, ныл он.       — Макс, отвали, у меня курсовик, а ты тут с яйцами своими пристал. Тебе надо — ты и крась! — отрезал я, сбегая от него в кабинет.       — А я не умею! — крикнул он из-за закрытой двери.       — А я умею? Иди в жопу, гугл тебе в помощь! — буркнул я, погружаясь в работу.       Если б я только знал, во что это выльется…       В пятницу, когда я пришел домой, запах учуял еще в подъезде. Естественно, сомнений, откуда он идет, у меня даже и не возникло. В квартире стоял такой духан, что аж глаза резало. Вот честно, меня иногда поражает, насколько этот человек креативен в создании бедлама. Естественно, эпицентр этого ужаса находился в кухне: на плите булькала кастрюлька с жидкостью такого жуткого цвета, что мне аж поплохело. Нет, ну вот честно, если уж так хочется, то почему не взять ту же луковую шелуху и не покрасить эти дурацкие яйца в ней?       — Максим! Это что за нахуй? — с ужасом озирался я, глядя на какие-то брызги ядовитого цвета на плите, на полу и даже на шкафчиках.       — А, это я тут яйца пытался покрасить. Но что-то пошло не так, — выдал он с задумчивым видом.       — Ага, я жажду подробностей, — сказал я, с опаской думая, что, наверное, не так уж я и хочу знать, что именно здесь произошло, можно обойтись и краткой версией изложения событий.       — Ну ты ж сказал, что если мне надо, то чтобы я и красил. Вот я и купил краситель, развел, как написано, а потом решил сварить яйца. А они мне вот это устроили… — задумчиво сказал Макс, глядя на результат своей деятельности.       — А ты, прости мое любопытство, что вообще делал с ними?       — Ну… Развел раствор по инструкции, а потом яйца в него клал… А оно оттуда вдруг почему-то поперло сначала пеной, а потом вообще плеваться начало во все стороны!       — Мда уж… кстати, а цвет поприятнее ты не мог выбрать, если уж на то пошло?       — А он должен был быть синим. Там так написано!       — Хм… «Нагрейте воду, засыпьте в нее содержимое пакетика 1, — прочитал я. — Прокипятите и засыпьте содержимое пакетика 2, предварительно остудив до сорока градусов».       — Как остудив? Где написано «остудив»?! Вот черт… Это, видать, из-за кипячения он так… — расстроился он.       — Ага, я тебе больше скажу. Там дальше написано: «Тщательно размешайте и остудите до комнатной температуры, после чего влейте 50 мл столового уксуса. После того, как раствор будет полностью готов, опустите в него сваренные яйца на десять минут», — зачитал ему я из инструкции.       — Бля…       — Именно! Коротко, но ёмко!       — Это… Сереж… я…       — Да знаю я, что ты. Ну блин, ну неужели так сложно прочитать, что написано? Ты и договоры так же подписываешь?! — устало спросил его я.       — Нет, ну что ты такое говоришь? — возмутился он. — Это ж договоры! Это ж ответственность!       — А это — безответственность! А ты еще и яйца. Сырые. В раствор с неизвестным составом… кипящий… Мать-мать-мать… Макс, что ж ты их еще в микроволновке сварить не удумал? Пусть бы еще и взорвались для полного счастья! — истерично рассмеявшись, сказал я, разглядывая его «художества».       — Мда… Ошибочка вышла, — покаялся Макс, признавая, что лоханулся.       — Да твоя ошибочка весь дом провоняла! Да мы тут спать не сможем теперь, ты хоть понимаешь это? Сейчас же выливай эту гадость — будем пытаться отчистить всё, что ты тут в «чистый четверг» намыл, — заявил я, принимаясь за дело.       После того, как мы полтора часа оттирали брызги красителя со всех поверхностей, а потом проветривали всю квартиру от въевшегося запаха, я понял, что надо с этим что-то делать — он же не успокоится и умудрится-таки покрасить эти гребаные яйца. Вот же блин, приверженец традиций!       — Макс, а почему не в шелухе? Тоже, конечно, не фиалками пахло бы, но хотя бы привычно. И выветривается быстро… — спросил я, когда мы закончили драить кухню.       — Да где ж ее взять-то? А эти вон лежат во всех магазинах… — признался он, с таким несчастным видом глядя на меня, что мне аж чуть жалко его не стало, но я вовремя вспомнил результат его экспериментов, и мое сочувствие резко пошло на спад. — Угу… А если не покрасим, то год наперекосяк пойдет, да? Или разверзнутся небеса, что-то случится типа Апокалипсиса… Так, что ли?       — Да нет, не начнется… Ладно, я понял, больше не буду, — буркнул Макс, выходя из кухни.       И я подумал, что фиг с ним: в конце концов, хочет человек яйцами постукаться — жалко мне, что ли? Тем более это ж не кто-то, а Макс! Вроде больше никаких закидонов у него не случается, попробую завтра что-нибудь сделать, пусть сюрприз ему будет.       В субботу после занятий и успешной сдачи курсовика я решил, что этот его химический краситель использовать не буду — мало ли, что там намешано в нём, а скорлупа, все же, штука такая, не особенно прочная, — поэтому объехал все овощные магазины, заглянул во все ларьки. Ну да, поздно спохватился — луковую шелуху разобрали, раньше надо было приходить. Поэтому, закупив кое-чего, решил, что буду красить тем, что есть в наличии.       Когда я пришел домой, Макса не было. Судя по тому, что кулича и творожной пасхи тоже не наблюдалось, он явно ушел за ними. Времени у меня было в обрез. Поставив вариться свеклу, куркуму и шпинат — в разных, естественно, емкостях, — я решил приготовить яйца к покраске: тщательно помыл, оттирая магазинные печати, и, сложив в отдельную кастрюльку, поставил на медленный огонь на плиту, наблюдая за процессом готовки. Главное было — не допустить интенсивного кипения, иначе яйца могли побиться, а зачем они нужны тогда, битые. Когда истекли положенные десять минут, я осторожно снял кастрюльку с огня и поставил остывать, пуская тонкой струйкой холодную воду.       Потыкав свеклу ножом, я понял, что вариться ей еще долго, хотя нужный цвет уже получен, так что аккуратно слил краситель, залил вместо него чистой воды и оставил на плите. Куркума сварилась, придав отвару ярко-желтый цвет, а слитая со шпината жидкость была темно-зеленой. Готовые яйца оставалось только разложить на равные кучки и залить готовыми красителями, оставив их там на какое-то время.       Когда Максим пришел домой, я уже успел убрать следы «преступления», поэтому он застал меня за чисткой свеклы для салата и смешиванием ингредиентов для киша* со шпинатом.       — Привет, а вот и мы! — прокричал Максим с порога.       — Ты не один? — спросил я, надеясь, что ему, все же, пришло бы в голову мне позвонить и предупредить, что у нас будут гости.       — Я с куличом и пасхой! — сказал он, входя в кухню с двумя пакетами.       — Ну, тогда убирай своих приятелей до завтра, а я уже скоро заканчиваю — и будем ужинать, — сказал я ему, загружая киш в духовку.       После ужина я, глядя на Макса и понимая, что он жутко расстроен, хоть и не подает виду, чуть было не сдался и не раскрыл свой замысел, но он как-то очень вовремя меня отвлек и утащил в спальню, а потом нам вообще стало не до яиц. По крайней мере, куриных.       Поэтому спустя часа полтора я осторожно выполз из-под сопящего и очень довольного Макса и прокрался в кухню, стараясь вести себя как можно тише. Достав из шкафчика заветные кастрюльки, я аккуратно выудил из них яйца, выкладывая их на салфетку, чтобы обсыхали. Когда операция была завершена, я глянул на получившийся результат и хмыкнул: у меня получился «светофор» — бордовые после свеклы, желтые после куркумы и зеленые после шпината яйца в сочетании были похожи именно на него. Ну, а что, зато не однообразно! Вынув купленные специально для этого плетеные корзиночки, я сначала было думал разложить всё по цветам, а потом решил, что чем разноцветнее, тем веселее.       Так что утром, пока я спал, Макс нашел на своей тумбочке корзинку с яйцами, такую же на кухне и еще одну — в кабинете. Ну, а что, красить — так уж чтобы сразу и много, нефиг размениваться по мелочам!       — Сереж, а знаешь что? — прошептал Макс мне на ухо.       — Знаю, воистину. Дай поспать! — буркнул я, заворачиваясь в одеяло с головой.       — Нет, не это. Ты у меня — самый лучший! — не успокоился Максим, пытаясь выковырять меня из кокона — если не всего, то хотя бы голову, чтобы мне было лучше слышно, видать.       — Ага, в курсе. А теперь хоть обстучись своими яйцами, только меня не трогай еще часа этак два, а лучше три, — отвоевывая у него свое законное одеяло, зевнул я.       Когда я, наконец-то проснувшись, вошел на кухню, Макс с дурацкой улыбкой разглядывал свои сокровища.       — Сереж, ну какие ж они красивые!       — Ага. Только учти — больше я ни о каких яйцах и слышать не желаю! Они мне в кошмарах сниться будут, честное слово, — буркнул я, наливая кофе из джезвы.       — Совсем-совсем ни о каких? — хитро улыбнулся он.       — О куриных. Крашеных, — процедил я сквозь зубы. — По крайней мере, до следующей Пасхи!       — А то что? — ухмыльнулся он.       — А то моих не увидишь. Столько же, — отрезал я.       Макс сглотнул, видимо, представив, что я это ему запросто устрою, и поднял руки, мол, сдаюсь.       А я осторожно выдохнул, радуясь про себя, что он не стал спорить: да я сам бы первый не выдержал этой голодовки! Но об этом ему знать совсем не обязательно.