Crazy About You.

Глава 9 От бесконечных съёмок Сугизо готов был лезть на стену. Рекламная кампания отнимала все силы, и вечером хотелось только добраться до дома и уснуть. Сколько раз Сугихара поминал незлым тихим словом Нишикаву, не взялся бы сказать даже он сам. И вроде бы теперь, когда Луна вернулась домой, ничто не могло помешать ему сблизиться с Джуном… Ничто, кроме мелкой рыжей занозы в заднице, имевшей, к несчастью, почти равную Оносэ власть в компании. А Таканори, по всей видимости, всерьёз решил не подпускать его к Оносэ до самого выхода альбома. И оставалось только ловить на себе жадные взгляды осунувшегося Джуна и не иметь возможности даже слова сказать ему о том, что творилось в душе, не говоря уже о большем. Они всё время были не одни. Рядом крутился стафф, менеджеры, фотографы, визажисты или же вездесущая Ивасаки. А иногда и сам Нишикава. И это изматывало куда больше, чем работа. С каждым днём всё больше хотелось наплевать на все условности и приличия и просто увести Оносэ за собой – туда, где никто не увидит и не услышит. И воскресить в памяти ощущение горячих губ, сильного стройного тела, к которому так приятно прижиматься, его запах, его хриплое дыхание…О милосердные боги, за что ему это наказание? Почему именно Оносэ хотелось так, что от одного воспоминания о его губах низ живота приятно тянуло? Почему именно он, такой недосягаемый? Обжигающий взглядами шальных тёмных глаз, но не решающийся переступить ту границу, что установлена им самим, его чёртовыми принципами и ослиным упрямством?! Ясухиро не был слепым, он видел, что Джун с каждым днём всё больше мрачнеет, всё чаще к аромату его парфюма примешивался запах виски. Если бы только суметь пробиться сквозь все преграды и хотя бы дать ему понять, что он всё ещё желает своего невыносимого продюсера так, что готов об этом кричать. Но как? Под неусыпным надзором Нишикавы? Или послав к чёрту Ивасаки? Ответа не было, и Сугизо продолжал беситься от бессилия и выискивать способы остаться с Джуном наедине хотя бы на несколько минут. Случай представился неожиданно. В съёмках музыкального шоу, – Сугихара сбился со счёта, которого за этот месяц, – возник технический перерыв. За окном уже давно стемнело, время близилось к полуночи, а конца этой нервотрёпке видно по-прежнему не было. Ясухиро поискал глазами Оносэ – не уехал ещё? Но Джун всё ещё был здесь – дремал на неудобном студийном стуле. Очевидно, и его утомила суета съёмочной площадки. Вокруг никого не было – все были заняты своими делами. Нишикава давно уехал, сославшись на то, что по контракту честь караулить Сугихару принадлежит именно Джуну. Оно и к лучшему. - Эй, – Сугизо присел рядом, касаясь расслабленной руки Оносэ. - Закончили? – встрепенулся Джун. Только теперь, когда они, наконец, оказались так близко, Ясухиро заметил тени, залёгшие под глазами Оносэ. - Пока нет. Что-то с камерой. У нас есть минут десять перерыва. Может, сходим выпить кофе? - Кофе? Хорошая мысль, – Джун встал и с хрустом потянулся. Кофе пили в неловком молчании, словно не знали, о чём можно вообще говорить друг с другом. Джун отчаянно зевал и тёр глаза. Недосып ещё никому на пользу не шёл. А Сугизо уже не казалась удачной мысль побыть наедине. Что-то мешало просто подойти к Оносэ и сделать то, чего так давно хотелось. И всё же на обратном пути, когда шли по закоулкам павильона, он вдруг понял, что всё. Сейчас они вернутся в суету съёмочной площадки, и момент будет упущен, может, даже навсегда. Джун возмущённо вскрикнул, когда Сугизо толкнул его к стене, наверное, слишком резко, причиняя боль. И, не дав опомниться, поцеловал, жадно, жёстко, пытаясь в один поцелуй вложить всё, что так долго копилось в душе. И едва сдержал довольный стон, когда почувствовал, как дрогнули губы Оносэ, принимая вызов, как его талию обвили сильные руки, притягивая ближе. Даааа… Вот так и теряют голову. От жара чужого тела, от жадных поцелуев, от пьянящего аромата парфюма… - Ой… – чей-то испуганный вскрик рядом разбил очарование момента тысячами осколков. Джун оттолкнул его с такой силой, что Ясухиро едва удержался на ногах. Ассистентка режиссёра в немом ужасе смотрела на них обоих, прижимая к пылающему лицу ладони. Чёрт бы побрал этих глупых куриц! - Вас… там… ищут, – едва слышно пролепетала девушка. - Мы… – голос Оносэ прервался. – Мы сейчас будем. Девушка кивнула и убежала так быстро, словно за ней гнались дикие звери. Сугихара дёрнулся было в его сторону, чтобы продолжить то, что начал, но Джун настойчиво отстранил его. - Нет. -Джун, какого чёрта?! – взорвался Ясухиро. – Тебе самому не смешно от того, как ты себя ведёшь?! Оносэ только поморщился в ответ на его выпад и направился в сторону павильона. Осёл! Упрямый баран! Готов выскочить из штанов, но, чёрт возьми, никогда в этом не признается! Внутри клокотала ярость, и остаток времени до конца съёмок Сугизо даже не смотрел в сторону Джуна. Да шёл бы он к чёрту со своими хвалёными принципами! Сугихара что, похож на продажную певичку, готовую ради места под крылом у лейбла залезть в штаны к продюсеру?! Да если бы не потребность в деньгах на выпуск альбома, если бы у него был выбор, Ясухиро давно порвал бы контракт перед лицом Оносэ, сметая преграду из его идиотских убеждений. Но добрых фей на горизонте не предвиделось, а значит, ещё неизвестно, сколько времени ему придётся просто мириться с этой причудой. Может, выход альбома изменит хоть что-то? Джун ожидал чего угодно, но оказался совершенно не готов к тому, что Сугизо вот так запросто толкнёт его к стене в переходе между павильонами и будет настойчиво целовать. От ощущения горячих губ кружилась голова. От усталости и постоянного напряжения отказывал последний самоконтроль, и Джун просто сдался, жадно отвечая на поцелуй, притягивая Ясухиро ближе, так, чтобы почувствовать его всего… - Ой… – громом среди ясного неба. Оносэ внезапно осознал, что они стоят, сжимая друг друга в объятьях практически на виду у всех. Наверное, не стоило так резко отталкивать Сугихару – тот даже покачнулся, едва устояв на ногах. Мысленно Джун призывал на голову перепуганной и смущённой девушки все мыслимые бедствия. Впрочем, если бы она не появилась, кто знает, какие глупости они могли бы натворить. - Мы…– голос внезапно сорвался. Джун откашлялся и уже вполне деловым тоном продолжил. – Мы сейчас будем. Девушка убежала, а Джун попытался взять себя в руки. От возбуждения путались мысли, но недостаточно, чтобы снова поддаться чарам Сугизо. Нет. Не здесь, не сейчас и не так. А Ясухиро обозлился. Джун и сам на себя злился. Снова попасться на старую уловку – такое только он и мог. Утро субботы было откровенно поганым. Он думал, ему станет легче, если он будет знать, что ему есть на что надеяться? Нишикава прав – он идиот. Потому что стало только хуже. Джуну даже с постели вставать не хотелось, не говоря уже о том, чтобы ехать в офис, где вообще каждая мелочь напоминала о собственной слабости перед лицом Ясухиро. И Иноуэ он на сегодня отпустил. Чёрт с ним, пусть себе спокойно отдыхает. Нишикава вчера весь вечер ходил какой-то до противного довольный собой и многообещающе улыбался Киёнобу. Опять решил поиграть в сводницу? Это Таканори умел. Только с Джуном у него раз за разом выходили осечки. Но Нишикава, ничуть не смущаясь, говорил, что Джун просто особенный случай, и рано или поздно и его настигнет настоящая любовь. А какая она, эта настоящая любовь? Неужели то, что он испытывает к Ясухиро, и есть любовь? Нет, глупости. А, впрочем, кто знает. Может быть, за безумной жаждой обладания Сугизо стоит нечто большее? В конце концов, раньше Джун никогда не придавал особого значения многочисленным притязаниям подопечных. Он и сейчас этого не делал. И только Сугихара смог что-то задеть в его душе. Какую-то тонкую нить, связавшую их так крепко, что теперь уже у Джуна не было никаких сомнений в необходимости сделать хоть что-то. Пока ещё он не изменил своим принципам окончательно и не втоптал собственное имя в грязь. Может, Сугизо и не преследовал корыстных целей, но разве мало вокруг завистников и просто злых языков? А музыкальная индустрия намного более замкнутый мир, чем может показаться со стороны. Знакомые, знакомые знакомых, бывшие и нынешние любовники, друзья и собутыльники. Вести распространялись по Токио быстрее лесного пожара. И прощайте, выгодные контракты и перспективные подопечные, – ославят так, что репутацию не восстановишь никакими средствами. Но что делать? Как выбраться из ловушки, в которую сам же и загонял себя так долго и основательно? В ловушку из принципов, от которых теперь слишком поздно отказываться. В ловушку контракта, который связывал его по рукам и ногам. В ловушку чувств, без которых жизнь становилась беспросветно серой. Оставалось только надеяться на чудо, пусть это и отдавало инфантильностью. Нишикава наверняка бы от души посмеялся, если бы сейчас услышал мысли Оносэ. Он всегда говорил, что Джун просто большой ребёнок и давно пора бы ему повзрослеть. На себя бы посмотрел. Со своим той-пуделем и шортиками детских размеров. Джун просидел с гитарой на коленях до самого вечера. Ничего особенного в голову не приходило, и он просто вспоминал старые мелодии, которые хранили отпечаток тех давних, почти забытых ощущений свободы и вседозволенности. Если бы только он встретил Сугизо тогда… Но что толку сейчас об этом думать, если историю не переписать. А пока оставалось только лихорадочно искать тот путь, что приведёт их друг к другу. * * * * * От Кавамуры целую неделю не было ничего, и Иноуэ совершенно извёлся, всё глубже и глубже погружаясь в депрессию. Он был уверен, что испортил всё одним своим неосторожным движением, и теперь неинтересен Кавамуре. Киёнобу ненавидел себя: ведь ясно же, что Рюичи не прочь был совместить приятное с полезным, и только такой идиот, как Иноуэ Киёнобу, мог отказаться от всего. Но чем мотивировал свой поступок Кавамура? Он женатый человек, а кем мог бы стать для него сам Иноуэ? Игрушкой? Развлечением? Да какая разница, когда уже всё потеряно… Да и вряд ли такой человек, как Рюичи, опустился бы до подобной глупости. Он слишком серьёзен и известен, чтобы развлекаться таким образом. И уж совершенно точно не стал бы так тратиться на какого-то там водителя. Тем более, если этот водитель дурак и кретин. Оносэ абсолютно прав, жаль только, что Иноуэ раньше не слушал его. А следовало бы. Джун всегда был умным. Киёнобу честно сказал об этом самому Оносэ, вызвав у того шок. И теперь всякий раз, когда Джун срывался и кричал, что Иноуэ недоумок и бесполезная ошибка природы, Киёнобу смотрел на него и кивал, кланяясь и повторяя: «Вы совершенно правы, Оносэ-сан. Я просто ничтожество». После этого Джун обычно замолкал и отправлял его в курилку – проветрить мозги. Жизнь потеряла смысл. Вечерами Иноуэ подолгу сидел на кухне и смотрел в одну точку. Сигарет уходило в два раза больше, чем обычно, но никаких мыслей, кроме как наложить на себя руки, в голову не приходило. Наверное, так будет лучше. Вечером в субботу, когда только что вернувшийся из магазина Иноуэ разгружал пакет с продуктами и размышлял над тем, что приготовить на ужин, в квартиру позвонили. Решив, что это кто-нибудь из соседей, Киёнобу открыл дверь и замер, поражённо разглядывая стоящего напротив Кавамуру. Иноуэ поморгал, но это не помогло – Рюичи никуда не исчез. - Добрый вечер, Иноуэ-сан. Вы позволите мне войти? - Да, конечно, – спохватился Киёнобу и отступил, приглашая гостя в квартиру. Вовремя вспомнив, что с утра был так занят самоуничижением, что даже не удосужился собрать диван, он провёл Кавамуру на кухню. – Простите, я… только из магазина… и… - Вы собирались готовить ужин? – поинтересовался Рюичи, оборачиваясь. Слишком близко. Какого чёрта кухня такая крохотная? - Да, я… - Хотите, я возьму на себя приготовление ужина? – неожиданно предложил Кавамура, и Киёнобу удивлённо поднял на него глаза. С одной стороны, невежливо заставлять гостя стоять у плиты, а с другой… Готовил Иноуэ не очень. – Вы позволите проинспектировать содержимое Ваших шкафчиков? - Да, конечно, – забормотал Киёнобу. – Только… Рюичи быстро нашёл всё, что нужно, и уже через несколько минут в сковороде жарилось мясо, а в кастрюле закипала вода. - Духовная пища, несомненно, важна, – говорил Кавамура, ловко нарезая овощи. – Но бренную оболочку тоже нужно поддерживать, знаете ли. Иноуэ покраснел и опустил голову. Ему было нестерпимо стыдно за своё убожество. - Простите… - Иноуэ-сан, я оставил в прихожей свой пакет. Там вино. Пожалуйста, принесите его сюда. Сейчас мы его приговорим под ужин и, надеюсь, Вы перестанете воспринимать меня как строгого начальника, – Рюичи стоял у плиты, и Киёнобу поймал себя на мысли, что думает он сейчас о Кавамуре вовсе не как о начальнике, а как о… Испугавшись собственных фантазий, Иноуэ сбежал в прихожую. Лицо горело, а перед глазами так и стояла чертовски аппетитная задница Кавамуры. «О Господи!» – подумал Киёнобу и сполз по стене на пол, закрывая лицо руками. Наверное, он сходит с ума. С каких это пор он стал думать о Рюичи в таком ключе? Что с ним происходит? - Иноуэ-сан? – из кухни выглянул удивлённый Кавамура, но Киёнобу после таких ужасных мыслей было стыдно смотреть ему в глаза. Человек приехал поговорить, а он… Отвратительно. Кавамура присел рядом, заглянул в лицо, осторожно коснулся руки. - Что случилось? - Ничего, – получилось хрипло и жалко. Всё равно. Ему уже терять нечего. – Зачем Вы приехали? Кавамура взял его ладони в свои. Улыбнулся: - Я соскучился по тебе. Иноуэ вздрогнул. Зачем он так? Это ведь неправда… - Пойдём, ужин стынет, – Рюичи поднялся и потянул его за собой. Киёнобу ничего не оставалось, как подчиниться. Но это было… приятно. Как оказалось, готовил Рюичи прекрасно, чем в очередной раз поразил Иноуэ. «Сколько же у него талантов?» – думал Киёнобу, жадно поглощая еду и то и дело бросая не менее жадные взгляды в сторону повара. В бокалах рубиново сверкало вино, и сытый Иноуэ совсем расслабился, превращаясь в довольного жизнью кота. Правда, коты не курили, но Киёнобу котом и не был, а потому лениво потянулся к сигаретам. Кавамура открыл окно, выждал, пока Иноуэ подкурит, сделает первую затяжку и только тогда задал вопрос: - Ино-чан, ты помнишь моё имя? - Да, – Иноуэ удивился. О чём он вообще? - Тогда почему избегаешь его? Для чего поддерживаешь дистанцию? - Я не… – ленивая расслабленность исчезла, сменяясь привычной уже насторожённостью. Что-то определённо было не так. Находиться под прицелом внимательных глаз Кавамуры стало невыносимо, и Иноуэ отошёл к окну. Сигаретный дым смешивался с холодным воздухом и медленно таял. - Ино-чан… – шею обожгло горячее дыхание, а ладони Кавамуры упёрлись в подоконник, заключая Иноуэ в ловушку. - Вы… ты… – Киёнобу дрожал, не понимая причины – от холода или от близости Рюичи? – Ты не можешь… - Чего я не могу? - У тебя семья… - Да, я помню, – Кавамура упёрся лбом в плечо Иноуэ. – Ино-чан, пожалуйста, пойми: моя семья – это некая постоянная. Она была, есть и будет. И думать тебе о ней не надо. Думать буду я. - Отпусти, – пожалуйста, пожалуйста, он так слаб, так измучен, что одно слово – и он сдастся, позволит всё. Пожалуйста… - Нет, – Рюичи обнял его, и Киёнобу прикрыл глаза, понимая, что проиграл. – Не отпущу. В комнате горел торшер, давая мягкий рассеянный свет, и Киёнобу на мгновение стало стыдно за беспорядок. Но все посторонние мысли разом вылетели из головы, когда Рюичи накрыл его губы своими. Остались только ощущения – совершенно новые, острые и чудесные. И то, что терзало ещё минуту назад, стало совсем неважным, когда сильные руки обняли так нежно, так осторожно, словно он хрустальный. И только немного страшно: неужели Рюичи действительно хочет его, такого жалкого и напуганного? - Ино-чан… – Рюичи куда-то вёл его, а он только и мог, что подчиняться. Снова. И вздрогнул, когда ноги встретили преграду на пути. Диван… но… - Не бойся, – тёплые пальцы коснулись щеки, притягивая в ещё один головокружительный поцелуй, от которого подкосились ноги. И не такой уж плохой показалась мысль опуститься на диван, поддавшись очарованию ласковой улыбки Рюичи. С ним – куда угодно, пусть даже сердце бьётся испуганной птицей. Иноуэ просто устал. Хотелось отпустить себя, подчиниться мягким, но настойчивым ласкам Рюичи, позволить ему всё на свете и не думать о том, что завтра Кавамура уйдёт туда, где самому Иноуэ места нет и никогда не будет. Киёнобу зажмурился, пытаясь скрыть невольные, постыдные слёзы, от которых перед глазами всё плыло. Нет, он не позволит себе такой слабости… - Что случилось, Ино-чан? – искреннее беспокойство в голосе Рюичи сделало только хуже. Иноуэ прикусил губу, сдерживая глупые и никому не нужные эмоции. И рвано выдохнул, когда Кавамура прижал его к себе, словно ребёнка, успокаивающе поглаживая по спине. - Прости, прости меня, мой хороший… – за что Рюичи извиняется? Это он, Иноуэ, как всегда всё испортил. Расклеился, словно девушка. Как же стыдно… - Не… не извиняйся… Рюи…чи, – Киёнобу стушевался, испугавшись собственной смелости. А в следующую секунду охнул от неожиданности, когда Рюичи буквально опрокинул его на диван, не давая ни отстраниться, ни отвести взгляда. - Ты чудесный, Ино-чан, – жаркий выдох в губы. – Мой Ино… Иноуэ казалось, что он вот-вот лишится чувств от переполнявших эмоций, от ощущения тяжёлого и безумно горячего тела Рюичи, от невесомых, дразнящих поцелуев. Но так сложно, так мучительно переступить через годами взлелеянную неуверенность в себе, через свою проклятую робость и просто обнять Рюичи, свою ожившую мечту. Того, кто сейчас шептал на ухо такие слова, что Киёнобу оставалось только сладко замирать от восторга. И это всё о нём? Рюичи действительно так думает? Иноуэ смутился, когда Кавамура уверенно потянул вверх его футболку, помогая избавиться от ненужной преграды. Он никогда не считал себя привлекательным, но Рюичи смотрел на него с таким восторгом, что все мысли о собственном несовершенстве растаяли под этим взглядом. Киёнобу потянулся к пуговицам на рубашке Рюичи и нерешительно замер, коснувшись светлой ткани. Кавамура улыбнулся и кивнул, одобряя и позволяя. Пальцы не слушались, путались в петлях, – Иноуэ слишком спешил, опасаясь, что Кавамура остановит его, одумается и уйдёт. И вот тогда Киёнобу точно умрёт, потому что сейчас Рюичи для него словно воздух. И Иноуэ не мог надышаться им. Киёнобу понятия не имел, что его тело настолько чувствительное, но Кавамура снова и снова заставлял его беспомощно скрести ногтями одеяло и кусать губы в попытках сдержать рвущиеся наружу стоны. Рюичи целовал шею, ключицы, скользил губами по груди, и Киёнобу сдавленно всхлипывал, комкал в пальцах одеяло, зажмуривался до цветных пятен перед глазами. Стыд смешивался с желанием, волнение – с удовольствием, и от всего этого можно было сойти с ума. Но стоило Кавамуре решительно расстегнуть его ремень, как Иноуэ тут же остановил уверенные руки, пытаясь без слов объяснить Рюичи свои чувства. Кавамура улыбнулся как-то совершенно особенно. - Верь мне, – едва ощутимое прикосновение губ к судорожно сжатым пальцам. – Я ни за что не причиню тебе боли. Иноуэ не боялся боли. Он боялся того, что завтра прекрасная сказка закончится, и он останется один на один с осознанием собственной никчёмности и глупости. Но Рюичи смотрел на него так, словно он был каким-то невиданным сокровищем, и Киёнобу сдался, позволяя Кавамуре раздеть себя окончательно. И теперь тонул в непривычных ощущениях, в каждом поцелуе, в каждом прикосновении Рюичи. Только бы он не останавливался... Только бы этот волшебный вечер никогда не заканчивался... Иноуэ сам испугался своего недовольного стона, когда по разгорячённой коже прошёлся поток холодного воздуха – Рюичи отстранился, роясь в карманах сброшенных на пол джинсов. - Рюичи? – робко, всё ещё не веря, что смеет обращаться к нему по имени. - Я сейчас, – Кавамура легко коснулся его щеки губами. – Мы ведь не хотим, чтобы тебе было больно, верно? – бархатные интонации его голоса отдавались в теле сладкой дрожью. Киёнобу почувствовал, как щекам стало жарко, когда понял, о чём говорит Рюичи. Нет… Он… разве он сможет? Говорят, это больно… Но больно не было. Было странно и упоительно хорошо от той нежности, которую дарил Рюичи. Иноуэ чувствовал, что Кавамура сдерживает себя, словно для него было невероятно важно, чтобы он, Киёнобу, не ощутил ни малейшего дискомфорта. Опять он всё портит… жалкий, бесполезный Иноуэ. Но рваный выдох Рюичи, когда он сам подался навстречу, с лихвой искупил все неприятные ощущения. Кавамура придержал его, не позволяя двигаться. - Не спеши… Но он ведь хочет, почему медлит? Наверное, вопрос отразился на его лице, потому что Рюичи мягко рассмеялся. - Я люблю тебя, Ино-чан. И не хочу, чтобы ты хоть секунду чувствовал боль, когда я с тобой. Киёнобу захотелось себя ущипнуть. Неужели Рюичи…? Или это просто волшебный сон, а в следующий момент он проснётся на этом же диване в одиночестве? - Я… – но Рюичи не дал ему сказать ни слова, вовлекая в тягуче-медленный поцелуй, такой нежный, что Иноуэ вообще перестал осознавать где он. Вихрь ощущений подхватил его, словно сухой листок, и теперь уже всё было неважным. Всё, кроме Рюичи. Его любят… неужели впервые его кто-то любит просто потому, что он есть, не требуя ничего взамен? Но какие могут быть сомнения, когда Рюичи здесь, рядом, так близко, что захватывает дух? В глазах темнело от совершенно невообразимых ощущений, остро-сладких, на грани боли. И хотелось всё больше, всё сильнее, чтобы потерять самого себя и снова обрести в тёмных ласковых глазах Кавамуры. Хотелось быть любимым и любить Рюичи, невзирая ни на что. Хотелось раствориться в этих ощущениях, таких неожиданных и приятных, отдаться им без остатка, и Киёнобу отпустил себя, забыв о всех своих страхах и переживаниях, впервые познавая настоящую страсть, бьющую по нервам, когда всё тело кажется слишком чувствительным и нет сил противиться собственным желаниям. Теперь он уже сам жадно целовал Кавамуру, цеплялся пальцами за плечи, притягивая ближе, желая сполна насладиться им, пока может. Неважно, что будет завтра. Сейчас есть только их вздохи и стоны, только их разгорячённые тела на смятых простынях, единые в сумасшедшем танце страсти. Плевать на запреты, преграды, расстояния – Киёнобу ни за что не отпустит его. Ни за что… - Рюичиии... – Иноуэ выгнулся до хруста, его захлестнуло волной эйфории, а тело наполнила блаженная лёгкость. Киёнобу казалось, что он сейчас мог бы взлететь, если бы захотел. Но куда он полетит, если его мечта, его счастье здесь, рядом с тяжело дышащим Кавамурой? Рюичи нежно поглаживал его по плечу, и Иноуэ чувствовал, как глаза закрываются сами собой. Нужно подняться и сходить в душ, но… Позже. Проснулся Киёнобу от резкого толчка в плечо, спросонок даже не сразу осознав, где он находится. В комнате было темно, и только слабый свет уличных фонарей пробивался сквозь неплотно задёрнутые шторы. Рюичи рядом не было. Приснилось? Но разве сны бывают такими реальными? Значит, ушёл. Не стал дожидаться пробуждения Иноуэ. Да и зачем? Киёнобу поднялся, надел на голое тело джинсы и выскочил в коридор. В кухне горел свет, и шумела вода. Иноуэ сделал пару шагов и замер в дверном проёме, со смешанным чувством облегчения и стыда глядя на стоящего у раковины Кавамуру, который мыл посуду. С влажными после душа волосами, в его старом халате… Киёнобу опустился на стул, вытащил из пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой. Рюичи выключил воду, убрал тарелки в шкаф и обернулся. - Прости, я разбудил тебя, – он виновато улыбнулся. – Не люблю беспорядок. Ино-чан, – Рюичи сел напротив, коснулся его руки. – Ино-чан, что ты уже выдумал? Иноуэ стало нестерпимо стыдно за свой глупый страх. Как он вообще мог допустить мысль о том, что Рюичи уйдёт? - Я не… Всё в порядке, – получилось жалко. Впрочем, как всегда. Что-то ведь должно оставаться неизменным. - Да, я уйду, и ты это прекрасно знаешь, – тихо сказал Кавамура. Иноуэ опустил голову. Ему не хотелось сейчас говорить об этом. – Но я уйду, а не сбегу. Чувствуешь разницу? Я буду уходить, чтобы снова и снова возвращаться к тебе. Если ты, конечно, этого захочешь. Если нет, то… - Ты… Что ты такое говоришь? – Киёнобу сжал пальцы Кавамуры в своей ладони. – Я хочу, я очень хочу! И… я всё понимаю, правда. - Понимаешь? – Рюичи поднялся, обошёл стол и остановился совсем рядом, выжидающе глядя на него. Иноуэ затушил окурок и отодвинул пепельницу. – И никаких претензий предъявлять не будешь? - Рюичи, – обращаться к Кавамуре по имени было так непривычно, но очень… правильно. И приятно. – Рюичи, я что, похож на ревнивую истеричку? Да я… Ты чего смеёшься? Ты… Ты нарочно, да? Ах ты… Иноуэ сам не понял, как так получилось, но Кавамура уже сидел на его коленях, обнимая за плечи. И Киёнобу, обмирая от собственной смелости, покрывал влажными поцелуями беззащитно открытую шею Рюичи с дразнящей родинкой и выглядывающие в распахнутом вороте халата ключицы. - Ино-чан… Ино… Остановись… – Кавамура потянул его за волосы, и Киёнобу с трудом заставил себя оторваться от приятного занятия. - Почему? - Потому что будет слишком много ощущений для первого раза, – пояснил Рюичи. - Мне в душ надо, – пробормотал Иноуэ и снова приник губами к полюбившейся родинке. - Тогда иди, иначе я завалю тебя прямо здесь и скидки на первый раз делать не буду, – засмеялся Кавамура и поднялся с его колен. Иноуэ, слегка ошарашенный таким заявлением, но ужасно счастливый, скрылся в ванной. А позже, лёжа в тёплых и сильных объятиях Рюичи, Киёнобу поймал себя на мысли, что было бы прекрасно засыпать вот так всегда.