Panem et Circenses

У Пита дом — полная чаша. Он всегда лишь о таком и мечтал. Чтобы не так, как у его родителей — больше делано, больше напоказ, и так мало искренности и естественности. Лишь мать, поджимающая губы, и отец, предпочитающий с ней не говорить. Встает рано утром и идет в самый низ, в пекарню, будто сбегает от собственной жены. Питу это не нравится. Он даже мальчиком понимает, что так быть не должно. И у него действительно все совсем иначе. Жена у него, конечно, не красавица, но приятная пухлощекая женщина с круглым лицом. И имя у нее сказочное такое. Матильда. И глаза голубые-голубые, как весеннее небо после грозы. Питу нравится в них смотреть, в эти два бездонных блюдца. У Матильды руки по локоть в муке, фартук весь заляпан, и пряди светлых волос выбиваются из тугого пучка на голове. Мелларку с ней хорошо. У нее ласковые ладони и улыбка бродит по лицу. Шон — младший сын — любит рисовать. В его комнате лежат кипы альбомных листов, исчерченных разнообразными красками. Мальчику всего двенадцать, а он уже не может жить без кистей и густой гуаши. Пропадает сутками рядом с мольбертом, пачкает лицо и руки в синих, зеленых, красных оттенках, покрывается турмалиновым цветом. Матильда тогда смеется и гонит сына в ванную. Пит смотрит на Шона и думает о том, что сын воплощает его мечту — он ведь всегда хотел рисовать. Лишь старшая дочь поджимает губы. Сэм — просто невыносимая девчонка. Подросток. Максималистка. Бунтарка. Чумазая, с короткой косой стрижкой, все в лес бегает, не слушается наказов отца, сбивает себе колени и ладони в кровь. Пацанка такая. Мать ее ругает. Вот одежду в грязи изваляла, вот снова щека веткой дерева рассечена. Сэм лишь руки на груди складывает и ранним утром вновь убегает в лес. К Дэнни. К восемнадцатилетнему парню. Матери и отцу это не нравится. Сэм всего шестнадцать. Дэнни слишком взрослый для нее. Матильда ругает дочь, таскает за уши, кричит. Это от любви, от заботы, от эмоций. Пит к девочке более благосклонен. Ему симпатичен соседский юноша. Вид у него, конечно, лихой, но внушает надежность. Высокий, знает лес хорошо, улыбается обаятельно, иногда хмурится, прямо как его отец. Сэм от него в восторге. Пит понимает это и предлагает Матильде не мешать юности и влюбленности. Дочь ведь сияет. Жена лишь поджимает губы. Она не согласна, и ее не переубедить. — Твоя мать к нам давно не захаживала, не покупала ничего, — говорит как-то Пит Дэнни, когда тот ждет Сэм. Стоит, подперев косяк плечом, челка на глаза падает, голова вниз чуть склонена, костяшки свои рассматривает. Мелларк улыбается. Такое позерство, пыль в глаза. Сэм скатывается по лестнице кубарем, брызгами улыбки и крышесносящей юности. Девочка не замечает отца и кидается юноше на шею. Дэнни хочет ее отстранить, но не успевает. Пит смотрит, как его дочь целует чужого парня. Странное это чувство. Словно видишь себя со стороны, словно понимаешь, что упустил что-то в жизни, какую-то толику. Морок. Муть. Пит ведет плечом, а Сэм уже оборачивается, вспыхивает малиновым цветом, прижимает ладони ко рту. — Я не скажу маме, — усмехается Мелларк. Мать Дэнни приходит утром в воскресенье. Волосы в крепкой косе, глаза серые, руки натруженные с ногтями обломанными. Пит на нее смотрит и ему вдруг становится неудобно за свой собственный достаток. У женщины одежда залатанная, мослы выпирают, щека чумазая. Но ей словно плевать на собственный неприглядный внешний вид. Худой мальчонка не выпускает ее руки из своих тонких пальчиков. У шестилетнего Барри уже такой взрослый, осмысленный взгляд. Он молчаливый, но наблюдательный. Пит знает, что ему очень нравятся мучные пирожные, выставленные на витрине. Лебеди из теста, цветы из муки. Мелларк дарит ему одно. Матильда, конечно, скажет, что он расточителен, но малыша порадовать хочется. Он смотрит в глаза матери Барри. Та покупает буханку хлеба и уходит, звякнув дверным колокольчиком. Мать Барри зовут Китнисс Эвердин. И Пит был влюблен в нее когда-то. Мужчина знает, что Китнисс замужем за другом своего детства Гейлом Хортоном, главным охотником их Дистрикта. Пит знает, что живут они бедно. Ютятся в небольшом скособоченном доме. У Гейла, конечно, руки ладные, но он пропадает целыми днями в лесу. Китнисс не нравится домашняя работа. Она обжигает себе руки — Пит видит как-то волдыри на тыльной стороне ладони. У нее все пальцы иглами исколоты — Пит замечает красные точки на фалангах. Она раздражается больше положенного, скучает по лесу, треплет младшего Барри по голове и всегда радуется Гейлу. Мелларк понятия не имеет, откуда знает все это. Наверное, он умеет наблюдать за жизнями других. Невзначай, украдкой, ради собственного интереса. Китнисс до сих пор рождает в его душе теплую симпатию. Странное это чувство. Нестертое годами, браком и детьми. Иногда, смотря на нее, Пит вспоминает собственную юность и это робкое желание детства, и красную ленту в волосах. Барри — самый маленький в их семье. Забавный паренек. Все молчит, на братьев глазеет. Зака — среднего сына Китнисс — Пит видит редко. Тот все с отцом, иногда ходит с ним в лес. Всем в Дистрикте понятно, что Зак не только внешностью, но и характером пошел в отца. Строгий, ответственный, собранный, умелый. Дэнни — самый неконтролируемый, уже настолько взрослый, что спорит с отцом. Пит как-то слышал, как он разъяренно и зло отвечал Гейлу. И эти эмоции — огонь матери, ярость отца. Бесспорно, Дэнни — самое лучшее творение Китнисс и Гейла. Матильде он страшно не нравится. Зато Сэм от него без ума. Пропадает ночами с ним, улыбается ему так заразительно, целует долго и сладко, и юноша с ней преображается. Он уже жизнью затюканный, затасканный. Питу странно, он все понять не может, почему ему радостно от мысли о том, что его дочь и сын Эвердин вместе. Это попахивает юношеской дуростью, которой он давно лишился. Чем-то слишком бредовым для взрослого человека. Шон таскает альбомные листы из своей комнаты, раскладывает их на столе в кухне, показывает матери, отцу. Матильда хвалит сына, легко касается губами рта Пита, любит своих мужчин. Шон взирает на отца с гордостью, ждет одобрения. Мелларку нравятся рисунки. Детские еще, конечно, лишенные должной зрелости, но не от ребенка же ее ждать? Шон изображает мать и отца, их пекарню, рисует Сэм и Дэнни. Смеющихся, улыбающихся друг другу, таких органичных, что режет глаза. И у Пита сосет под ложечкой. Не так все. Совсем не так. Неправильно. Гложет, ест, точит изнутри. Шон изображает Китнисс у прилавка. И ее тугую косу, и строгий взгляд, и залатанное платье, и сумку с покупками. Пит смотрит на рисунок долго. Так долго, что у него щиплет в глазах. Его сын слишком талантлив. Пит Мелларк ранним утром долго лежит в постели и смотрит в потолок. Известка на нем осыпалась, не мешало бы закрасить. Вон трещина бежит, словно паучья лапа. Мужчина вспоминает о том, что на заднем дворе, в сарае, лежат малярные кисти и стоят бидоны краски. Закрасит сегодня. — Пит, вставай! Голос женский, родной, любимый. Звонко так звучит, силой наливается. — Мне сон приснился, — говорит Пит. — Там не было Голодных Игр, — продолжает Мелларк и поворачивается набок. — Была лишь мирная жизнь. И знаешь что? — серые глаза смотрят на него вопросительно. — Мне этот мир не понравился. Питу Мелларку время от времени снятся сны об ином. О времени, где нет крови и боли Арены, нет криков умирающих, жадных ставок и алчущих глаз. Он чувствует себя так, словно выпадает из собственного тела, становится частью какой-то незнакомой, чуждой истории. Чужая жена, которую он зовет своей, так реальна во снах, и дети, и Китнисс, не принадлежащая ему. Пит называется себя эгоистом, даже уродом. Ведь тот мир правилен, ладен, почти идеален. В том мире нет Голодных Игр. И у тех Сэм и Дэнни из сна есть будущее. Но в том мире Китнисс Эвердин остается лишь детской влюбленностью, девочкой с красной лентой в волосах. Питу это не нравится. Мир, в котором нет Голодных Игр, чужд и странен. Мир, в котором нет Голодных Игр, неверен. Страшно звучит. Но правильно. Все, что даруется, потом воздается. Пит знает. У Китнисс глаза серые-серые, а руки теплые, с мозолями от дерева лука. И улыбка чуть смущенная, простецкая, но родная. Такой мир Пит знает. Такой мир Пит хочет.