Письма с границы между светом и тенью

«Пейзаж лишен примет и горизонт неровен. Там в моде серый цвет — цвет времени и бревен». (с) Иосиф Бродский

Я выхожу из портала на пыльную брусчатку и с наслаждением вдыхаю свежий воздух, пропитанный солнечным светом. Пожалуй, на этой Серой земле даже жарковато, но я вполне согласна потерпеть неудобство — мне столько месяцев не хватало летнего тепла, что я чувствую себя немного ошалевшей и недопустимо расслабленной. Вот только глаза слезятся от яркого солнца, но я надеюсь, что это скоро пройдет. Кажется, никто не заметил, что я появилась из нарушающей все законы физики щели в пространстве посреди городской площади, и я могу отдышаться, осмотреть здания вокруг себя и подумать, что же мне делать дальше. Начнем с того, что я не могу верить в гуманные намерения Йог-Сотхотха: очень, очень сомнительно, что вся эта операция с отправлением меня на Рари (между прочим, явно спланированная заранее, судя по тому, как быстро нашлись нужные документы) может нести добро мне или Олегу. Гораздо более вероятно, что в планы темного бога входит жестокое убийство меня этим самым демонологом. Глубоко беременная Маша убита зверским способом — лучший повод для окончательного перехода Олега на сторону зла придумать сложно! С другой стороны, если Креола Урского серьезно воспринимают такие мощные твари, как Древние, он однозначно не тупой и должен догадываться, что это провокация. Сам же спланировал аналогичную подставу, когда Йог-Сотхотх чуть не убил Олега — вряд ли этот Креол хочет дать темному богу с его способностями повод вылезти из портала, расположенного прямо на этой площади, и разрушить местную столицу. А может, я себя переоцениваю — не настолько я значима для Олега и тем более для всего Лэнга, чтобы строить подобные интриги с моим участием… Впрочем, судя по этим бумагам… Хотя вообще-то это не бумага, это кожа, человеческая, но я не знаю слова, описывающего кожаные листы с текстом. В общем, наверное, я посол. А убивать послов оскорбительно и чревато объявлением войны, так что вряд ли мне что-то грозит. Жаль, не могу разобрать эти гребаные руны — может, я что-то и могу сказать на Наг-Сотхе, но учиться читать на нем мне и в голову не приходило. А при перемещении автоматический перевод на русский стал мне недоступен, я теперь могу разве что какие-нибудь письмена Серой земли понять. Ладно, буду надеяться, что там написано именно то, о чем я думаю, а не витиеватые оскорбления владельца этого замка. Город напоминает какую-то провинцию, или спальный район столицы, с таким советским душком — конечно, с одной площади, пусть и центральной, я вижу очень мало, но те дома, которые попадаются мне на глаза, абсолютно однотипны и безлики. Выбивается из общего ряда только огромное черное строение — чем-то напоминающее Кадаф, но все же строго симметричное и явно стремящееся к вертикали, судя по большому количеству высоких башен. Как я понимаю, туда мне и нужно. Не слишком я похожа на посла. Я черт знает сколько месяцев не видела зеркала, на свое отражение могла полюбоваться только в купальнях, но представить свой внешний вид могу и без него: длинное черное пончо прикрывает тяжелый живот, мешковатые брюки камуфляжной расцветки кое-как зашиты на коленях, но снизу превратились в грязные лохмотья. Волосы отросли и посеклись на концах, ногти обломаны, морда после полугода вечной ночи наверняка бледнее, чем обычно… Выше голову, я полномочный представитель Лэнга, и плевать мне, как я выгляжу со стороны! — Проведите… — проклятое горло подводит, и вместо обычного голоса раздается грубый хрип, в котором трудно различить слова. Откашливаюсь, начинаю снова, — проведите меня к Креолу Урскому! Серолицые стражники переглядываются, и, прежде чем они решат отправить меня по известному адресу, я разворачиваю у них перед лицами один из документов Йог-Сотхотха. — Я посланница Лэнга, и не стоит заставлять меня ждать! Смотри-ка, подействовало — из разряда местных сумасшедших меня моментально перевели в категорию… вероятно, опасных сумасшедших. Охрана шевелится, кто-то ныряет в тень помещения, и мне навстречу выходит господин в голубом плаще. Вполне представительный мужчина средних лет, пепельный блондин. А вот зрачки у него странные — абсолютно белые. Господин присматривается к пергаменту в моих руках, прищуривается и резко вытягивается в струнку. Через миг отшатывается от меня. — Сейчас о вас будет доложено, — блеет он и жестом вроде как приглашает войти. Я сворачиваю выручивший меня лист и наконец убираюсь с солнцепека в приятную прохладу. Вероятно, от документа веет мощью Древних, но я в смысле ощущения магии бревно, и меня это не смущает. А вот люди в холле стараются держаться от меня подальше. Я присматриваюсь к местной охране и понимаю, что зрачки здесь белые у всех. Интересная мутация, в остальном они выглядят как самые обычные люди, только неестественно бледные. Подниматься приходится долго — лифтов здесь не предусмотрено, здесь вообще гребаное средневековье, как и в Лэнге. После второго этажа у меня начинает темнеть в глазах, лицо покрывается испариной — в тяжелом пончо мне жарко, живот мешает смотреть под ноги. И хоть бы один козел поддержал даму под локоток! Но я сильная, я и так дойду. Меня приводят в зал с длинным столом, за которым сидят люди в серых плащах… и не только люди. Впрочем, сейчас у меня нет сил их рассматривать — я тяжело опираюсь на край стола, придерживая левой рукой живот. Ох, чтобы вытащить остальные листы из кармана, мне нужна свободная правая рука, а меня, кажется, шатает. Но здесь есть маги, которые от меня не шарахаются — девушка пододвигает стул и помогает мне усесться, подает прозрачный бокал воды, в котором вроде как плавает кусок лимона. — Спасибо, — смущенно улыбаюсь я. Медленно отпиваю холодную кисловатую воду, и головокружение отступает. А вот девушка в плаще, склонившаяся надо мной, вроде не местная — у нее азиатский разрез глаз и зрачки нормальные, темные. — Как вас зовут? — Мария. Мария Михайлова. — Зачем вы пришли? Черт, это как-то слишком напоминает допрос, а еще больше меня напрягает то, что мне так и хочется поделиться с этой девчонкой моими тревогами, доверить ей все, как случайному попутчику, которого я больше никогда не увижу. Будто бы я выпила и опьянела именно до того состояния, когда хочется ныть и жаловаться. Что-то не так с этой водой, но я не могу вызвать рвоту, с моего языка готовы сорваться слова. А я ведь не случайно сидела на всех совещаниях Лэнговской власти за последние месяцы, я знаю слишком много… Вывалить на колдунов подозрения о том, что Йог-Сотхотх хочет их спровоцировать? Нет, нет, это все равно что пересказать все тревоги архидемонов касаемо Рари, включая план по постройке зиккурата… Все это проносится в моем сознании с необычайной скоростью — странно, мне казалось, что такие релаксанты должны затормаживать мышление человека… — Я пришла, чтобы посмотреть в глаза так называемым светлым магам! — резко выпрямляю спину, и придержанные на пару секунд слова выплескиваются неудержимым потоком — я будто со стороны вижу, как далеко брызжет слюна с моих губ. Мое горло опять меня подводит, и говорить больно, но незнакомый язык в моем исполнении звучит четко и грозно. — Которые полагают, что очень по-светлому, очень по-доброму взять обычного человека, магически напихать в него демоническую силу, которая ему нахрен не сдалась, лишить его всех прав и возможностей… сделать пешкой в своих политических играх! А потом просто убить, когда он просит помощи — только потому, что демоническая сила вам самим пригодится. Да вы все хуже демонов! Они хотя бы не лицемерят, прикрываясь добрыми намерениями! — голос наконец начал срываться, превратившись в смесь хрипа и неприятно высокого крика, самоконтроль окончательно полетел к чертям, и я перешла практически на сплошной мат. Мир перед глазами дрожит и расплывается от избытка эмоций, я вижу перед собой только перекошенное лицо темноволосого мужика, сидящего на том краю стола. Наверно, это и есть тот самый Креол Урский, и он точно недоволен моей истерикой. Ну так нефиг было подсовывать мне наркотики! По ногам течет что-то, слишком густое для отходящих вод, и сквозь пелену злости и пронзительной жалости к себе я с ужасом осознаю, что была права. Они все задумали меня убить, это всем выгодно, кроме меня, но кого здесь волнует мое мнение?! Я чувствую, как болезненно сжимается желудок и все, что ниже, как резко прошивает боль из поясницы, кажется, по всему позвоночнику. Слишком часто эти спазмы повторяются. И слишком рано для схваток, даже если я ошиблась с пересчетом эондров в земные сутки. Мой амулет неожиданно холодеет так, что меня передергивает — ощущается это даже через плотную ткань — и начинает искрить. Похоже на бенгальский огонь, но искр намного больше, и вылетают они абсолютно бесшумно. Только сейчас я понимаю, что по моим щекам текут слезы. Зажмуриваюсь, пытаясь перебороть очередной приступ боли, корчусь на стуле и дышу носом — если я попробую откашляться, я либо задохнусь, либо заору, завою, как раненая собака. Конечно, я и так с треском и блеском провалила свою дипломатическую миссию. Но какое-то самоуважение у меня еще осталось. — Маш-ш-ш-ш-ша? — на этом языке Йог-Сотхотх шипит совсем уже невнятно. — Ш-ш-ш-што с-с-случилос-с-сь? Я несколько долгих секунд соображаю, откуда идет звук, попутно любуясь на офигевшие лица колдунов, и наконец задираю голову. — Мне подсунули что-то типа сыворотки правды, и я теперь рожаю до срока, — выдавливаю я. Поясницу будто протыкают раскаленными вилами, но я усилием воли отгоняю желание сжаться в комок и захныкать. Мне нужно родить хотя бы здесь, но никак не в Лэнге! За моей спиной девушка взвизгивает и пытается объяснить, что это средство было безопасным, и что всем виновата она одна, и ей очень, очень жаль. Мне все сильнее хочется разбить ее личико. — Не беспокойся, от родов быстро не умирают, и у меня с собой есть лекарства. Если что, я успею позвать на помощь, но мне хотелось бы остаться здесь. Из-за этого… форс-мажора мы ничего не успели обсудить. — Хорош-ш-шо, — мерцание на потолке стремительно уменьшается, и меня вновь накрывает боль. Я хватаю обеими руками живот в нелепом жесте поддержки, скользя по шершавому пончо, и, кажется, прокусываю губу, потому что во рту чувствуется кровь. Несмотря на мою предусмотрительность, из-за которой в левом кармане лежит полная бутылочка регенерина, я не уверена, что продержусь в сознании до того момента, когда смогу им воспользоваться. Вдохнуть невозможно, меня кто-то придерживает за плечи, но я этого почти не замечаю.