Письма с границы между светом и тенью

«Это так романтично, понимаешь, они же И не знают, куда и зачем мы плывем» (с) Йовин

Когда не к кому обратиться за помощью, иногда проявляешь поразительные разумность и хладнокровие. Не обрывая телефоны и уж тем более не активируя амулет, чтобы поплакаться Йог-Сотхотху, я завела свою «Тойоту» и самостоятельно отыскала наш недостроенный зиккурат. Разумеется, ближайший, пересекать несколько границ на машине я не рискнула. И вот, теперь я живу в деревне неподалеку от стройки века — мне даже выделили отдельную хижину. Цивилизации тут нет никакой, ни модем, ни мобильный телефон интернет не ловят, воду — и ту мне таскают из колодца; правда, она достаточно теплая. Живут здесь, как и в любой деревне, с поправкой на климат — работают на полях и огородах, ходят за скотиной. Старики плетут корзины, одна старушка лепит кувшины и миски на гончарном круге (я ходила смотреть и попробовала научиться, нелегкое это дело, мне за весь вечер не удалось создать ничего ровного). Молодые мужчины уезжают работать в города или на большие плантации, оттуда присылают деньги своим семьям. Много чернокожих детей, которые носятся голышом и играют, лопоча на местном наречии. Ко мне относятся с радушной настороженностью — люди тут суеверные, я до сих пор толком не разобралась, во что конкретно они верят, но в ходу у них язычество: бывает, в хижине и распятие висит, и звезда с полумесяцем прямо на стене нарисована, и духам местным человек жертвы приносит. Ну, а что, пусть все сразу помогают, лишним не будет! А мои боги-демоны — нечто новое, тем более что Джтлфрен неизменно представлял меня как мать демоненка-мессии, потому и относятся ко мне местные жители с опаской. Только старуха-шаманка все старается что-то у меня выведать, окуривает своей трубкой чуть ли не каждый вечер. Мне-то все равно, а вот ребенку не очень полезно, пусть и на свежем воздухе… ладно, потерплю, недолго осталось. Хоть мошкару отпугивает, в доме на двери антимоскитная сетка повешена, а на крыльце насекомые достают. Бабка очень колоритная — левый глаз едва открывается и, кажется, вообще не видит, большей части зубов нет, ухмыляется старуха как-то криво и мерзко, на одну сторону, из-за чего все лицо перекашивается. Дополняют образ грязнющие шмотки, явно не национальные, а скорее купленные в городе. Но это даже не стиль ретро, это черт знает что, безвкусно подобранное, лишь бы выглядело ярко и богато, вот как этот красный пиджак с черным кружевом и огромным отложным воротником. И множество амулетов из каких-то косточек — и на руках, и на шее, и на одежде. Но в деревне бабку уважают гораздо больше, чем меня или сепаратистских лидеров, поэтому я веду себя очень вежливо. Да и пообщаться приятно, не скрою — с кем еще мне обсудить впечатления от всех мистических событий, произошедших с момента получения злополучного Некрономикона? Опять-таки, религиозные воззрения бабки очень похожи на ту объективную реальность, с которой мне пришлось столкнуться — есть Бог-Творец, создавший миры и давно наплевавший на их судьбы, а есть разные духи, со своими способностями, характерами и трудностями. Духи — это и Христос, и Аллах, и все-все-все из известных бабке пантеонов. Теперь ей про Лэнг интересно — сама она чужие миры видела только в трансе, грубо говоря, обдолбавшись до глюков. Она легко и без внутренних сомнений принимает все проблемы демонов — и то, что они вовсе не всемогущи, и сложный способ получения доли в такульту народом хигйджайя. Я-то в свое время чуть мозг не сломала, пытаясь это осознать и уместить в привычную картину мира. — Мне вот кажется, что они высшая ступень эволюции, — говорю я. — Настолько они сильнее нас, людей… — И тебе нравится, что сын твой таким станет? — хихикает бабка. — А почему нет? — отвечаю с вызовом. — Что плохого в том, чтобы жить вечно? — Он ведь человеком и не поживет почти, как его отец — будет его тянуть в страну Вечной охоты. Эти, о ком ты мне говоришь — Древние — они же прожили свою жизнь земную, пусть и многие годы тому назад. — А утукку? — возражаю я. — Они рождаются прямо в Лэнге! — Тебе виднее, — вздыхает она. — Скажи мне лучше, как задобрить твоих духов, чтобы вреда нам не чинили? — Они едят души, я ведь уже говорила. — Это плохо, — который раз повторяет бабка, и желтоватые зубы какого-то животного постукивают у нее на руке, будто сами собой. Но я фокусов не боюсь. — Души не пропадают насовсем, — терпеливо объясняю я. — Они становятся рабами в Лэнге, демоны по крупицам собирают их силу и опыт. Это как ад для душ получается. Но если демонам, в принципе, все равно, какие души к ним попали, то сами законы Лэнга не позволяют брать душу просто так — человек при жизни согласиться должен. А если война, вот как у нас, то вы разрешили Лэнгу брать души ваших врагов. Вам бояться нечего. — Так-то оно так… Но ведь не уйдут твои духи, когда нам землю отвоюют, верно? — единственный глаз старухи заглядывает мне в лицо пытливо и жутко. — Если и не уйдут — как будто мало плохих людей в мире! Насильников всяких, убийц, тех, кто детей маленьких калечит! А если их на Земле мало останется — есть и другие миры, в конце концов! — И кто же решать будет — хороший человек или плохой? — ухмыляется бабка. — Для того люди законы придумали, — рассуждаю я. — Демоны были до этих законов, и, может, после них будут, но люди законы придумали сами. Мы не можем осуждать животное — тигра или акулу, например — если оно хочет съесть человека? Такая у него природа. Мы можем только кормить тигра, если хотим жить с ним в мире. Если хотим, чтобы он помогал нам против наших врагов. — Тигра можно убить. Можно прогнать далеко в лес. И если людям это не под силу — есть и другие духи. — Ну и поменяете вы шило на мыло, — шиплю я. — Не факт, что другие духи окажутся сильнее и что они не захотят еще больше душ… или еще чего-то! Каждый такой разговор, особенно когда зиккурат вот-вот достроят — как хождение по тонкому льду. У меня уже выбора нет, я в любом случае поддерживаю экспансию Лэнга, демоны придут сюда, с моей помощью или без нее. Раз они способны проникнуть на Землю вот так, очаровав кучку идиотов и убедив их построить зиккурат — это вопрос времени, а времени у Йог-Сотхотха достаточно. И не мне осуждать демонов — про тигра я все верно сказала, только эти тигры еще и в клетке, в грязном и темном подвале. Может быть, старуха-шаманка права, и все это плохо кончится, но выпустить красивых тигров из клетки — вполне достойная цель, не хуже любой другой, как я пытаюсь себя убедить. Негров мне не жалко, если призадуматься, мне и белых людей не жалко, хоть и сама я человек и мне нравится быть человеком… Когда я пытаюсь вспомнить кого-то конкретного из моих московских знакомых, мне почему-то никого не хочется защитить или хотя бы предупредить, тем более что они наверняка сочтут меня сумасшедшей. В любом случае, мне лично уже ничего не изменить, даже если я разрыдаюсь на груди у старухи и расскажу ей обо всех моих невнятных страхах! Сомневаюсь, что эта шаманка сильнее Креола Урского, а судя по его реакциям и рассуждениям — он сам не уверен, может ли остановить Лэнг. Лучшая защита — нападение, по логике шумерского мага, но это ведь тоже неправильно… Зиккурат строится быстро, наверху решают не делать особенных изысков — только некое подобие каменной дуги, скрепленной железом. Джтлфрен столько рассуждал о сложном устройстве портала, что я несколько удивлена тем, что вышло в итоге. Забавно будет, если никаких демонов вызвать не удастся! Но местные точно ничего не хотят больше строить — у них пир на всю деревню, пьянка, народные песни и пляски. И хватает им сил танцевать по такой жаре… я все не могу решить, прохладнее мне на улице или в хижине, и вообще честно пытаюсь выспаться перед перспективой допустить в свой разум толпу демонов, а они галдят и завывают уже который час! Дверь скрипит, добавляя новые оттенки к моей головной боли; замков тут не предусмотрено, потому что вроде как все свои, но вдруг кто-то перепил и решил полезть в постель к белой женщине… Но нет, это бабка, а за дверью остается кто-то еще, по очертаниям — рослый мужчина, но хрен что разглядишь через плотную сетку. По комнате пляшут красноватые отблески костров или факелов, чем они там освещают свой праздник. — Вот твое платье, — мне в ноги плюхается белый ком ткани. — На кой мне платье?! — сегодня вечером меня злит решительно все. — Демонам безразлично, во что я одета, их волнуют мои мозги и только! — Так сказал твой бокор, — шаманка подходит ко мне вплотную. — Пришло время открыть дверь в мир духов, и могущественный Легба требует жертву. Твой сын и твой амулет будут достойной жертвой, и обряд должна проводить ты. Сон мгновенно покидает меня, но, прежде чем я успеваю хотя бы открыть рот, старуха срывает с меня амулет — черный, тот самый, что позволяет связаться с Йог-Сотхотхом. — Подожди! Я хочу поговорить с моим бокором! — я не могу поверить в то, что слышу. Джтлфрен, которого здесь упорно считают вудуистским шаманом, никогда о подобном не упоминал. — Он будет заклинать второй зиккурат, — из-за мудрого сочувствия на лице старухи мне хочется ее задушить голыми руками, но я понимаю, что не зря за распахнутой дверью поставлен страж. — Я оставлю тебе сонное зелье для малыша. Дашь ему перед рассветом. Меня оставляют в одиночестве, тихо прикрыв за собой дверь. Все, как прежде, ничего не изменилось, только появилась глиняная бутылочка на столе. А с моей груди пропала привычная тяжесть. У меня остался белый амулет, изящный ромб с какими-то рунами Наг-Сотха, но пользы от него мало — он умеет только делать меня и любые мои действия невидимыми для магов… Безумная идея заставляет меня подскочить на неудобном лежбище и уставиться распахнутыми глазами в полумрак. Я торопливо натягиваю джинсы, стараясь не шуметь, вытаскиваю из сумки свою единственную черную футболку, которая поможет мне слиться с темнотой. Жаль, рукав короткий, но наверняка там все уже перепились, опасаться стоит только шаманки. Прямо под моей хижиной никакой охраны не выставлено, а до машины я доберусь кустами. Даю ребенку пососать немного зелья с пальцев, вроде бы он снова засыпает, не реагируя на упаковывание в слинг. Только усевшись за руль и запустив верную «Тойоту», я начинаю критически обдумывать свой план. Нет, я не собираюсь рвануть, куда глаза глядят — даже с амулетом, защищающим меня от Лэнга и его прислужников, далеко мне не уйти. В доме, снятом на мое имя, я бросила труп любовника, а учитывая его должность — наверняка разразился скандал, и объявить меня в розыск вместе с моей машиной просто обязаны. Пешком я вообще далеко не уйду, и я не уверена, что сепаратисты и им сочувствующие не узнают меня в лицо — светлокожая женщина с годовалым малышом в этих краях редкость, и я сомневаюсь, что все европеоиды для них на одно лицо. Короче, идти мне некуда. Мне ничего не грозит, но вот ребенка нужно спрятать. Но какая же скотина Джтлфрен! Прекрасно ведь знает, что Антошка — никакой не демоненок, обычный пацан с полностью человеческим геномом! Ближайший город здесь — тот самый Зигиншор, в котором я прожила почти все мое время пребывания в Африке. Туда я и направляюсь, надеясь, что по ночам местная полиция не дежурит. За все время, что я здесь жила, вообще никакой полиции не встречала, но сейчас я боюсь собственной тени. Вот как среагируют в деревне, если утром я выйду без ребенка? Он слишком мал, чтобы уйти сам, и в сказку о внезапно материализовавшемся папочке, унесшем Антона в Лэнг, тоже вряд ли поверят. Я подруливаю к темной пятиэтажке, безошибочно выбрав нужную из россыпи одинаковых домов, но место для парковки нахожу только на газоне, расположенном у противоположного конца здания. Ничего, тут и так ходят все, кому не лень — я уже насмотрелась, почти каждую неделю сюда приезжала, порой и по два раза. На верхнем этаже здесь живет мастер на все руки: маникюр, педикюр, массажи, обертывания, коррекция бровей, эпиляция и прочие женские радости. Она хорошая девчонка, белая, приехала в Сенегал очень давно, надеясь заработать много денег — и не страшно ведь было — так и осталась… У нее трое детей, все от разных мужиков, и младший как раз похож на Антошку. Звоню в дверь, звоню еще раз, наконец, Эстер открывает — в заляпанном чем-то халате, лохматая и заспанная. Я вталкиваю ее в прихожую, нашаривая в сумке пистолет. — Мари?! — удивленно восклицает Эстер. — Что-то случилось?! — Мне нужно на время оставить у тебя сына, — выдыхаю я. Из комнаты выглядывает голая девочка лет шести, мулатка с удивительно тупым выражением лица. Эстер косится на мою руку в сумочке и выпаливает ненормально быстро: — Наталия, иди спать! — Не хотелось бы тебе угрожать, — вымучиваю улыбку, но, кажется, это пугает еще больше. — Я просто подменю моего ребенка твоим. На время. Если меня будут шантажировать, важно сохранять ясную голову… Да, это скорее моя паранойя, наверняка все обойдется, но для меня это важно. Эстер кивает, прижав руку к груди, пока я переодеваю детей — сердце у нее болит, что ли… А ведь повыше меня будет и потолще, и вроде бы самых разных клиентов в доме принимает, то есть не застенчивая скромняшка — но не бьет меня табуреткой, не зовет соседей на помощь. Если бы кто-то хотел отобрать у меня ребенка, не думаю, что пистолета хватило бы, чтобы меня остановить. Вот и все, Антошка уложен в подобие кроватки — это скорее пеленальный столик с высокими бортами, видимо, два в одном. Я прижимаюсь губами к нежному носику, замираю на пару секунд, но, если я хочу успеть к рассвету подняться на зиккурат, мне и так придется гнать под двести. Шнурок с белым ромбом великоват для такой крохи, но лучше это, чем вообще никакой защиты. Безымянный мальчик — никак не вспомню его имя, да и зачем мне оно? — угощенный капелькой сонного зелья, теплая тяжесть сопит у меня на руках. — Эстер… Утром… В общем, будь готова к любой неожиданности. Документы там, вещи необходимые собери, — заставляю себя сказать на пороге. Кажется, она не понимает, но объяснять некогда, и вряд ли такая прагматичная девушка, как Эстер, мне поверит.