Записки ментора Лаик

5 день Осенних Ветров - Пьер, ты уверен, что эта крыса тебе не приснилась? Жерар был весьма взволнован. - Но что тут удивительного? Ведь старое поместье, множество переходов, галерей… И крысы тут водятся. Ведь котов-то нет. Я с уважением отношусь к религиозным предпочтениям эсператистов, но считаю, что если в доме появляются крысы, то необходимо завести кота. А лучше – кошку с котятами. Но как доказать это Арамоне? - Я верю, что крысы предвещают неприятности. Мой коллега выглядел сегодня не лучшим образом. Он в последние дни жаловался на одышку, и боль в груди. Болезнь вымотала его, лишь глаза горели на исхудавшем лице. - Послушай, если ты болен, давай я поведу черчение вместо словесности. - Ты что? Нет, ни в коем случае. Жерар даже замахал руками. - Занятия должны вестись строго по расписанию. Я попрошу мэтра Лейбенца дать мне то средство для растирания груди. Оно плохо помогает, но все-таки лучше, чем ничего. Огромная крыса накануне вечером как-то очутилась в моей комнате. Она вела себя по-хозяйски, обнюхивая все вокруг и поводя усами. Я бросил в нее туфлей, и она нехотя скрылась под кроватью. Вооружившись щипцами для снятия нагара со свечей и кочергой, я отодвинул кровать и исследовал каждую щель в полу. Но крысиной норы там не было, да и щели между досками были малы для крыс. Тогда я и упомянул о таинственной крысе, чем и расстроил человека. Впредь я пообещал более не волновать мэтра Шабли. Жизнь шла своим чередом. Светало поздно, темнело рано. В Лаик экономили на всем – на дровах, свечах и нормальной еде, не говоря уже о мыле и прочих «удобствах». Унары фехтовали, рисовали, учились танцам и гимнастике, постигали красоту сонетов и математические формулы. С последним было хуже всего. Я просто в отчаяние приходил, когда видел пренебрежение юношей к математике. Зря я мечтал, что встречу среди них единомышленника. Все без исключения дворянские отпрыски были уверены, что место в выпуске зависит от их успехов в фехтовании. И еще – от положения семьи данного унара. Поэтому первые места прочили Альберто, Паоло и Эстебану. Оба превосходные фехтовальщики, да и семья обер-прокурора в почете, так же, как и родича Первого маршала. И все-таки я больше благоволил к кэналлийцам. Было в них что-то такое, что грело душу. То ли неунывающий нрав, то ли стремление навести справедливость в Лаик. А про Эстебана я вспомнил, когда перечитывал тетрадку мудрых мыслей. Одна из них гласила: «Надменный человек даже сам с собой не говорит на равных». И все-таки мне не давало покоя то, что по ночам кто-то бродит по кабинету над моей спальней. Выждав момент, когда капитан Арамона будет трезв и в хорошем расположении духа, я подошел к нему с этим вопросом. - Вы что-то путаете, - он повел плечами, словно желая стряхнуть с себя паутину, - ключи от кабинета у меня, и я уверяю вас, ночью я предпочитаю спать, а не бродить в темноте и холоде. Чуть смягчившись, он продолжил: - Этому аббатству уже не один Круг. Сначала – монахи ордена Знания, потом – унары. Дом очень старый, половицы рассохлись, скрипят, вот и чудится вам, кошки знают что. Я вам советую выпить немного горячего вина перед сном. Спасть будете, как младенец. У меня пятеро, я знаю, что говорю. И он усмехнулся в усы. На том бы наша беседа с капитаном и окончилась бы, но поздно вечером ко мне пришел слуга, похожий на мышь. - Господин Кери, вас вызывает капитан Арамона. Недоумевая, что нужно ему, я пошел в покои начальства. Арамона сидел за столом, а судя по запаху тинты, успел выпить, причем немало. - А, мэтр Кери, пр-роходите, сад-дитесь. Нетвердой рукой он налили мне в бокал тинту. Я кивнул, сел на липкий стул, пригубил напиток. Пить не смог – такую кислятину влить в себя без последствий для здоровья я не рискнул бы, даже из уважения к капитану. - А знаете, что дом не любит тех, кто бродит по ночам? И для чего унаров запирают? Уж не из-за греха гайифского. Парень не девка, в подоле не принесет. Он пьяно захохотал собственной пошлой шутке. - В доме ходят те, кому ходить не положено. Им положено смирно лежать, а не бродить по ночам. Вот вы давеча спрашивали, мол, кто над головой ходит? А я скажу честно – ОНИ и ходят. И, не договорив, уронил на руки голову. Вскоре по комнате раздался его мощный храп. Я потихоньку вышел, думая, что всем было бы лучше, сменись в Лаик начальство. Неужели нет отставных военных, способных навести порядок? Ведь тут учатся дети дворян. На следующий день случилось такое, что я позабыл пьяные бредни капитана. Унар Франсуа вышел отвечать к доске. Я сразу заметил, что мальчик бледен и держится как-то неестественно, да потирает лоб, то и дело. - Унар, с вами все в порядке? Если вы больны, следует обратиться к лекарю. - Нет, со мной все хорошо, - прошептал бедняга и стал заваливаться набок. Франсуа унесли. Вечером я зашел к Дитриху справиться о здоровье больного. Румяный лекарь махнул рукой: - Я же говорил, болеть начнут. Теперь жди – все попадают. Ох, охотнички Создателевы… С разрешения врача я вошел в спальню. Франсуа метался в бреду, что-то говоря о пожаре: - Все горит… не выбраться… мне страшно. - Вот, - развел пухлыми руками Лейбенц, - жар, как есть. Ну, помоги Четверо, все обойдется. Лекарствами я в этом году запасся. Ох, и ругался Свин, да ему на все денег жалко, кроме тинты да собственных карманов. Через день история повторилась с Жоржем. Ему стало нехорошо прямо на фехтовании. Арамона орал что не потерпит лентяев, пока не понял, что унар не ленится, а еле на ногах стоит. Жорж уронил рапиру и упал на пол сам. - Та же история, - рассказал мне лекарь, - бредит и говорит о пожаре. Мол, сгорит все, и что двери не открываются. Ну, лихорадка – дело такое… Я хотел навестить мэтра Шабли, но он прислал мне со слугой записку, что будет весь вечер проверять сочинения, а это работа долгая и требует полной сосредоточенности. Вечер занять было нечем. Дождавшись, пока отец Герман прочтет молитву, и унары разойдутся по спальням, я направился к капеллану – взять ключ от библиотеки. - Я вам дам кое-что другое, - сказал мне отец Герман, - а именно – историю Лаик. Но, увы – только ту часть, что удалось восстановить после пожара. - А когда он был? – поинтересовался он. - При Карле Втором, Победоносном. Да, скандал был и еще какой. Погибли сыновья многих семей, наследники родов. Имена их будто вычеркнули, запретив писать о гибели унаров. Если бы не прогайифский мятеж, было бы хуже, да Алонсо Алва уж слишком занят был в то время. Ну, а потом здание восстановили, сменили всех слуг, менторов. И, можно сказать, что с тех пор Лаик не ремонтировали. - Вот как? А не слышали ли вы шаги в нежилых помещениях? Отец Герман взглянул на меня острым пронзительным взглядом. Захотелось оказаться отсюда подальше – взгляд олларианского священника был подобен острой шпаге. - Нет, ни разу, - ответил он спустя мгновение, - и полагаю, как человек ученый, вы не допустите мыслей, что души погибших слоняются среди стен. - И мысли такой не было. - Унары обожают пугать друг друга подобными сказками. - Дети, что с них взять. - Ну, не скажите – у кэналлийцев в этом возрасте женятся и замуж выходят, а то и раньше. На этом мы и распрощались. А ночь мне снова снился сон, где падали горящие балки, ревело пламя и запертые двери отрезали путь к спасению.