Дважды на одни грабли

Утро выдалось пасмурным и серым, как раз под стать настроению Мэтта. Он умылся на кухне, так как с того страшного вечера он не мог переступить порог ванны. Прохладная вода, казалось, ничуть его не взбодрила. Пытаясь замедлить время, Мэтт не торопясь совершал привычные утренние действия на кухне: варил кофе, доставал сахар, насыпал хлопья в небольшую фарфоровую чашку, заливал их молоком. Он поднял измученный взгляд на Гайю, когда та появилась на кухне. Они молча позавтракали и так же молча вышли на улицу. Несколько метров до машины привиделись Мэтту дорогой в никуда. - Я поведу,- сказала Гайя, и Мэтт послушно сел на заднее сиденье ее автомобиля. Как все просто! Нужно было просто сесть на заднее сиденье, и может быть, можно было бы избежать всех этих неприятностей. Не зря же существует личное пространство, вторжение в которое доставляет дискомфорт. Мэтт как кинопленку отматывал события назад, пытаясь представить все варианты развития событий. Он остался в тот вечер с Домиником, и они вместе пролежали бы на постели весь вечер. Дом читал бы свою книжку, а Мэтт..Он мог бы просто лежать рядом и смотреть на Доминика, изредка ловя его такой милый детский взгляд. А может он бы ненавязчиво целовал его, такого уставшего и измученного тяжелой болезнью. Или мог бы пойти с Гайей, но не переходить дурацкой черты. Он мог бы... Мэтт дернулся, когда автомобиль припарковался у больницы. В дверях он перехватил руку Гайи и, с силой дернув ее назад, практически взмолился: - Я не знаю,… Не могу... Помоги... Взгляд. Холодный, жесткий, не предвещающий ничего хорошего. Лифт. Слишком медленно поднимающий их наверх. Мэтту не хватало кислорода, он задыхался. От охватившего ужаса подгибались ноги, и ему показалось, что он не чувствует кончиков пальцев. Через стеклянное окно палаты Мэтт увидел Доминика в окружении непонятный приборов, которые светились и противно, то ли тикали, то ли пищали. У Мэтта был отличный слух, и поэтому он разложил каждый доносящийся до него звук на части. У него сразу возникла идея включить один из звуков в следующую песню, но тут же эта идея показалась ему омерзительной, и он от нее отказался. Он прислонился к холодной стене палаты, собираясь силами. Но тут увидел, как Гайя жестом показала ему ждать и первой сделала шаг в неизвестность. Время, как никогда тянулось медленно…. Или остановилось. Мэтт присел и, опустив голову на колени, просто стал ждать. Дверь палаты бесшумно открылась, и Гайя жестом дала понять, что Мэтт может войти. Последний взгляд Доминика, который помнил Мэтт, был теплым и спокойным. Память опять перенесла Мэтта в события того вечера, и он сдался, как человек, идущий на виселицу. Он переступил порог палаты и, собрав всю свою волю, взглянул на Доминика. Болезнь и последние события отразились на внешнем виде Домми. Он невероятно похудел, и Мэтту показалось, что не медсестра сидит рядом на стуле, а сама Смерть ожидает очередного кандидата. Доминик слабо улыбнулся. Гайя и сиделка вышли из палаты, оставив их наедине. Мэтт приблизился к кровати и присел на край, беря в свою руку холодную ладонь Доминика. - Все мои глупые и слова и оправдания все равно не передадут тебе, как я сожалею. Но я все же попытаюсь сказать, сформулировать, чтобы ты меня понял, - Мэтт заикался и проглатывал слова. - Гайя мне уже все рассказала,- голос Доминика был таким тихим, что Мэтт едва его слышал. - Дом, ты сможешь когда-нибудь меня простить?- Мэтт не слышал биения собственного сердца. Тишина... Зловещая тишина охватила палату, больницу, а может даже и весь мир. Куда подевались все звуки? Беллз в оцепенении держал руку Ховарда и смотрел ему в глаза остекленевшим взглядом. Там была пустота... Ни ненависти, ни любви, ни сочувствия, ни тепла... -Мэтт, ты заморозил мне сердце,- эти слова, как приговор звенели в ушах Мэтта. Еще секунда и Мэтт впадет в кому. Или умрет. Второй вариант казался более привлекательным, так как в этом случае все перестают страдать. Или он опять думал только о себе? - Мэтт,- Доминик высвободил свою руку, - Я простил тебя. Все эмоции вырвались наружу, и Мэтт заплакал, комкая в руках больничную простыню. Он припал к растерявшемуся Доминику, но подоспевшие Гайя и медсестра вывели его в коридор. Позже у Мэтта случилась истерика, и Гайя даже попросила сделать ему успокаивающий укол. Лежа на кушетке в процедурке, Мэтт, захлебываясь слезами, повторял Гайе, как в бреду: "Он простил меня, простил"