Октябрьские хроники

Нас вели под конвоем по крытой балюстраде над центральной площадью. Мы рассчитывали на это: они любили показательные казни и хотели дождаться «праздника». Если повезет, сегодня мы сможем убить сразу нескольких. Не вождя, разумеется: до него добраться гораздо сложнее. Я видел его силуэт на трибуне, на фоне мерцающего разноцветного зарева, и хотя его лицо было, как всегда, спрятано за золотой маской, я прекрасно знал, какое чудовище скрывается под ней. На лицах собравшейся внизу толпы играли разноцветные сполохи, когда они одновременно вскидывали руки вверх и кричали: «Йа! Йог-Сотот! Нгаа! Нгаа! Йог-Сотот! Нгаи, баг-шоггог, йа!» Дойдя до конца балкона, я остановился, вглядываясь в невозмутимо улыбающуюся маску, и мстительно усмехнулся. Меня грубо ткнули в спину прикладом и отрывисто приказали спускаться по лестнице следом за остальными. Комната для казней была в самом низу, в подвале, нас затолкали внутрь и захлопнули за нашими спинами массивную металлическую дверь. Все сгрудились возле нее, всем было страшно. И мне тоже. Хотя я полностью отдавал себе отчет, ради чего решился на это. Кто-то за моей спиной бормотал иудейскую молитву, голос у него дрожал, но после выкриков на площади каждое слово казалось мне музыкой. «Шма Исраэль, Адонай Элохейну, Адонай эхад…» Дверь напротив приоткрылась, и в комнату, медленно переваливающейся бесформенной массой, вползла тварь. Когда к нам потянулись щупальца, усеянные глазами и ртами, кто-то заплакал навзрыд, кто-то закричал, молящийся сбился, но тут же продолжил снова: «Шма Исраэль, Адонай Элохейну, Адонай эхад! Барух Шем Квод Мальхуто Леолам Ваэд…» А потом наши «дети» встали и взялись за руки, вытянувшись в одну линию и перекрыв узкую комнату от стены до стены. — Назад! — крикнул я. — Все назад к двери! К двери, если хотите выжить! Шансов было мало, я прекрасно знал это, но не мог не попытаться. Тварь заклекотала и обвила щупальцем одного из «детей». Что было дальше, я уже не видел, крепко вжимаясь в чью-то горячую спину и оттесняя людей еще плотнее к двери, еще на пару дюймов, будто эти дюймы могли что-то решить. «Шма Исраэль, Адонай Элохейну…» Спустя мгновение мир разлетелся на сотни осколков, которые затопило изумрудно-зеленой волной.