Леди Нценского уезда

Если бы капитану Джону Ватсону пришлось погибнуть на сожжённой зноем земле Афганистана, он предпочёл бы райским кущам именно это благословенное место - крохотное сельцо Малые Ибени. Утопая в бесконечных улыбках и взглядах, блаженствуя на волнах всеобщего обожания и вожделения, Джон чувствовал себя солнцем в окружении преданных ему планет. Доктор, разумеется, отдавал себе отчёт в том, что он скорее не солнце, а луна, отражающая лучи истинного светила, коим являлся его друг и постоянная головная боль сиятельнейший граф сэр Шерлок Холмс, великий маг и детектив, но это никак не мешало Ватсону наслаждаться внезапно выпавшими на его долю удовольствиями. Накупавшись в тёплых, загадочно мерцающих водах старинного пруда, вся компания привольно расположилась на устланном цветастыми коврами берегу. Попивая вино и приняв самые живописнейшие позы, нценские дамы всеми силами пытались произвести на "аглицкого гостя" неизгладимейшее впечатление. - Эх-ма! - сладко потягиваясь, Лоренца Лоркенсоновна огладила ладошками свою ладную фигурку. - А не сыграть ли нам в жмурочки? Вы играли когда-нибудь в жмурочки? - прельстительно улыбнувшись, обратилась она к Джону. - Не уверен... - протянул доктор, готовый, казалось, уже к чему угодно. Дамы тут же повскакивали со своих мест, явно увлечённые открывающейся перспективой. Бывшая актриса объяснила нехитрые правила: - Мы завяжем Вам глаза шарфиком и разбежимся, а Вы станете нас ловить, и которую поймаете - с той и поцелуетесь... для начала. - Поймать кого-то с завязанными глазами? - засомневался Джон. - Да Вы не беспокойтесь! - успокоила Лоренца. - Мы частушки петь будем, чтобы Вы нас слышали. Смеясь и задевая доктора голыми локтями и коленями, барышни завязали ему глаза чьим-то шёлковым шарфом, раскрутили и разбежались в стороны, выдавая себя тихим хихиканьем. Джон двинулся было на этот едва различимый шум, но тут откуда-то справа на него обрушился звонкий задорный голос: Как у кузнеца Семёна Не твердеет без гандона... Что же делать, вашу мать - Где кондом в деревне взять? Сперва доктор подумал, что несколько поверхностное знание русского языка просто исказило для него смысл коротенькой песенки, но тут же сзади кто-то весело подхватил: Надысь в Малых Ибенях Найден пестик был в ветвях! На дубу живёт русалка, Ей подарим - нам не жалко! Джон не был пуританином. На войне матерные песенки были иногда единственным способом поднять боевой дух. Но среди этой девственной природы, из уст прекрасных обитательниц сего Эдема, подобная похабщина звучала... неожиданно возбуждающе. Два сильных хорошо поставленных голоса затянули дуэтом: Девы две навеселе Навкушались божоле; И полезли на статУи, Под листками искать... ягод! У деревни Ибенёво Родила кота корова; Поломалася оглобля - Началась в деревне... пляска! Жемчугом рассыпался где-то впереди девичий смех, зашуршали по траве шаги. Доктор рванулся за ними, и через несколько мгновений в его руках забилось облепленное мокрой батистовой рубахой тело. Он потянулся было к повязке, желая рассмотреть свою добычу, но тонкие сильные пальцы сомкнулись на его запястьях, заводя руки за спину мужчины, а горячие, пахнущие смородиной губы крепко, но нежно прильнули к его раскрывшимся навстречу губам. Захваченный пикантной таинственностью ситуации, Джон сцепил пальцы за спиной и полностью доверился проворным и явно опытным рукам, пустившимся в подробное турне по его крепкому, но такому уступчивому телу. Невидимая дама страстно и самозабвенно принялась ласкать напрягшиеся, обтянутые красным шёлком, ягодицы доктора, то сжимая их, то поглаживая, то слегка пошлёпывая. Её мягкие губы лёгкими касаниями согрели шею, затем опустились на грудь и, подключив шаловливый язычок, овладели чувствительным отвердевшим соском, вылизывая, посасывая и осторожно покусывая коричневую ягодку. - Ах, сладка! - жарко шепнула таинственная захватчица, заставляя джоново сердце замереть в предвкушении чего-то удивительного." Ни хрена себе! И ЭТО у них *поцеловать* называется?" - пронеслось в идущей кругом голове доктора. Сводящий с ума рот опускался всё ниже, нетерпеливые пальцы потянули вниз вызывающие труселя отставного капитана, бережно высвобождая их внушительных размеров содержимое. - Ах, вот значит что! Я ему!.. А он!.. - знакомый голос прозвучал угрожающе близко. Джон сорвал с глаз повязку и растерянно заморгал, пытаясь разглядеть говорившего. Прильнувшая упругими персями к его голому после купания торсу, Декстроза Цукерхерцевна в замешательстве отпрянула и сбивчиво прошептав то ли: "Прошу прощения!", то ли : "А пошли вы!" скрылась в кустах. Стоящий в нескольких шагах Шерлок просто шипел от возмущения. Глаза магистра метали молнии, а по щекам предательски расползались красные пятна. Негодование бурлило, грозя затопить окрестности Ибеней, желательно со всеми их обитательницами. Поняв, что еще мгновение, и он сотворит нечто, о чем потом, возможно пожалеет, Холмс резко развернулся и стремительно бросился прочь. Кое-как подтянув сползшее бельё, Джон кинулся за графом, и догнав, крепко ухватил за плечо, не давая вырваться. Шерлок посмотрел на него зло и предостерегающе. - Ну что ты как маленький! - возмутился Ватсон. - Я взрослый человек, и в конце-то концов - ведь ничего же не было... Граф только возмущённо фыркнул, безуспешно пытаясь ослабить хватку на своём плече: - От твоих пальцев останутся гематомы - не боишься, что кто-то это превратно истолкует? Он гордо вскинул подбородок и презрительно произнёс: - Надо же! У меня появилась соперница! В этом захолустье! И не одна, разумеется! - Шерлок, за что ты так на них сердишься? - Джон улыбнулся, стараясь перевести всё в шутку. - Они милые, в чём-то наивные, трогательные барышни... - Я плохо понимаю происхождение отдельных русских слов, - сухо сказал Холмс. - "Трогательные" от глагола "трогать"? Я не люблю, когда тебя трогают другие... Хотя... В эту игру ведь можно играть вдвоём? Оставив недоумевающего доктора недоумевать дальше, Шерлок сделал несколько шагов в сторону и, протянув руку, выудил из черёмуховых кустов мадемуазель Зайцеву собственной персоной. На плече у барышни болтался переносной мольберт, а в руках она застенчиво сжимала пучок разнокалиберных кистей. - Вы, кажется, жаждали написать мой портрет? - граф обращался к сделавшейся вдруг пунцовой художнице, но смотрел при этом на Джона. Барышня закивала головой, а магистр продолжал, делая ударения на каждом слове: - На коне? В стиле "ню"? Идёмте! Сейчас же! - он мазнул по Ватсону небрежным взглядом, - трусы поддёрни! Холмс широко зашагал по шуршащему гравию. Ошалевшая от внезапно свалившегося на неё счастья, Алиса Евгеньевна поспешно засеменила за детективом. Оставшийся в одиночестве доктор с удивлением отметил, как где-то в глубине его негодования шевельнулась неуместная и совершенно неожиданная ревность. Негодование с недоумением воззрилось на нахальную соседку и тут же достигло своего апогея.Какого чёрта? Неужели, несмотря на активное сопротивление доктора, идиотский эксперимент гениального засранца всё-таки начал давать результаты? С этим нужно было разобраться, и как можно скорее...