After the storm

Если уделять много внимания слухам, реагировать как-либо и проявлять агрессию, то люди начинают охотнее в них верить. Если пропустить мимо ушей каждую сплетню, не взглянув на говорящего, даже если обсуждать вас будут у вас же перед носом, то болтуны, не получив желаемого отклика, вскоре найдут новую тему для дискуссий. Осознавая, что дуэль, случившаяся накануне, стала чуть ли не самым главным событием месяца, Леншерр ни разу не проявил заинтересованности в судьбе Уилкинсона. Когда граф Солсбери попытался отблагодарить доброго друга за оказанную услугу, немец прервал его жестом, намекая, что это не нуждается в рассуждениях — на его месте так поступил бы каждый. Вскоре говорить о дуэли стало моветоном, а у местных болтунов появились другие заботы. — Мне очень жаль сообщать вам, что сегодняшний ужин — последний, что я даю в этом доме. Чарльзу показалось, что на губах мистера Леншерра появилась довольная улыбка. Эрик, поднявшись, обратил на себя внимание тех немногих людей, с которыми успел сблизиться и которых пригласил к себе, как оказалось, чтобы проститься. Ксавье младший удивлённо вскинул брови, но не решился подать голоса, замерев с приоткрытым ртом, не донеся до него вилку. — Как это понимать, мистер Леншерр? — возмущённо поинтересовался Брайан Ксавье, поднявшись вслед за хозяином дома, будто старался придать своим словам и своему виду ещё большую значимость. — Граф Солсбери, — Эрик едва заметным жестом попросил его сесть и граф, недолго думая, покорился, растерянно плюхнувшись на стул. — Буквально на днях я получил письмо с родины, где у меня возникло несколько неотложных дел. К сожалению, не могу доверить их кому-либо ещё, поэтому вынужден ехать лично. Но я рассчитываю вернуться. Этот город стал настоящим домом для меня. Здесь я обрёл друзей, которым благодарен за всё. — Надеюсь, что по возвращении вы найдёте и невесту! — Ксавье старший рассмеялся, поднимая бокал. — Выпьем же за возвращение мистера Леншерра! Эрик усмехнулся и глотнул вина, возвращаясь на своё место. Его цепкий взгляд бегло прошёлся по напряжённым лицам, не вписывающимся в картину общей радости и веселья. Чарльз, сильнее обычного склонившийся над тарелкой, будто на его плечи резко взвалили тяжёлый груз, не улыбался — хмурился. После дуэли, а точнее — гадких слов, брошенных в адрес семьи и его самого, молодой человек заметно помрачнел. Эрик не поднимал эту тему, хотя видел в глазах Чарльза непреодолимое желание спросить, что, чёрт возьми, подвигло фактически чужого человека вступиться за честь малознакомых ему людей. За Чарльза? Он отрицал это, перекладывая всё на сестру, ведь именно Равенна стала причиной скандала, злость перекинулась на её брата лишь потому, что он попал под горячую руку. Конечно, Леншерр заступился за оскорблённую девушку, это многое объясняло. В том числе и то, что Рейвен с тех пор только о немецком офицере и могла говорить, хотя он не уделял замужней женщине больше внимания, оставив их отношения на том же уровне. А она, полетев на яркий свет подобно мотыльку, сейчас сгорала, поражённая новостью о его отъезде, с трудом пряча увлажнившиеся глаза. — Ты чего? — она встрепенулась, услышав голос Чарльза. — Всё в порядке. Он криво улыбнулся и поднял голову, чтобы посмотреть на виновника торжества. Их глаза встретились — Чарльз ощутил, что краснеет. Он всё ещё был зол. Не на Эрика, на себя, понимая, что никогда не сможет стать таким же: мужественным, обаятельным, способным совладать со своими эмоциями в критический момент. Чарльз привлекал к себе женское внимание, он был красив и аккуратен, но дамские прелести не особо его интересовали, с куда большим интересом он проводил время за книгами и рукописями. Он посещал открытые занятия в университете, вскрытия, операции, общался с докторами, чем безумно раздражал отца. Тот, пытаясь отвлечь младшего сына от всей этой «чуши», нашёл ему невесту, ускорив свадьбу, поначалу отложенную на три года, надеясь уложиться с приготовлениями за год. Чарльз, повинуясь воле отца, проводил много времени с Элеонор, создав перед семьёй образ дерзкого юнца, понимал, что это успокоило графа Солсбери и дало молодому человеку некий шанс на самообразование. Капризы невесты, а затем и её раздражение, кое она пыталась маскировать за интересом к его увлечениям, давили на Чарльза, он становился нервным, теряя почву под ногами. И начал срываться, найдя нехитрый способ успокоиться, — он разбивал костяшки пальцев о любые поверхности, замещая внутреннюю боль физической. Красивый поступок Леншерра, столь изящный и насмешливый, окончательно выбил Ксавье из колеи. Он находил себя задетым, хотя не мог признаться в этом вслух. После дуэли они встречались с Эриком вскользь, никогда не оставаясь наедине, не играли в шахматы и не обменивались книгами, как делали раньше при каждом свидании. Немец не проявлял настойчивости, а Чарльз стремительно убегал, пытаясь убедить себя в том, что его не пытались унизить ещё больше, что он тут решительно не при чём. И Чарльз бежал бы дальше, если бы непринятие приглашения в дом Леншерра не выглядело столь трусливо. Он пришёл сюда, до боли сжимая руку невесты, которая отчитала его злобным шёпотом, чтобы потребовать от Эрика объяснений. — Значит, вы уезжаете? — Завтра на рассвете. Это не значит, что вы не можете задержаться, по обыкновению я не сплю перед дорогой. Время в одиночестве тянется слишком медленно, а читать по вечерам я не могу. Может, сыграем? Чарльз отрывисто кивнул, после кивнул ещё два раза, подчёркивая своё нервозное состояние. Он поёрзал в кресле, потёр ладони о подлокотники, покрутил в пальцах бокал, поправил волосы, закусил, наконец, губу и затих, когда Эрик опустился напротив. Они сидели рядом с камином в просторной гостиной. Шерон Ксавье играла на клавесине, а её муж общался с девушками, что-то горячо рассказывая, не замечая рассеянности дочери, которая косилась на брата. Видеть Эрика Равенна не могла — тот сидел спиной, спрятанный за высокой и широкой спинкой кресла. Других гостей в доме не было. — Вам не стоит истязать себя думами, мистер Ксавье. И, тем более, истязать своё тело. Чарльз поднял испуганный взгляд, но не убрал руки, мужественно сделав ход конём и лишь затем медленно положив ладонь на подлокотник. Выдохнув, он слабо улыбнулся. — Это помогает отвлечься от проблем, мистер Леншерр. — Тогда я советую забыться иным способом. Займитесь скачками, тренировки с лошадьми успокаивают, я бы сказал — умиротворяют. Если этого недостаточно, посвятите время фехтованию, выплёскивайте свой гнев на манекенах. Поверьте, руки вам ещё пригодятся. — Вы часто затевали дуэли, сэр? — Кажется, это вторая в моей жизни, — радужки немца озорно блеснули. Эрик подался вперёд, понизив голос. — В семнадцать лет я ранил своего приятеля за клевету в мой адрес. Конечно, ссора произошла из-за девушки. Как ни странно, наша дружба после этого стала крепче. Он признал свою неправоту, хоть и на следующий день, когда протрезвел. Как видите, мистер Ксавье, алкоголь и женщины — беды этого общества. Вам не стоит винить себя, Чарльз. Уверен, окажись я в другом месте, вы бы нашли способ, чтобы вынудить этого господина замолчать и извиниться. Я прибег к варварскому методу, не в силах совладать с собой. Пожалуй, мне следует попросить у вас прощения. Я вижу, что все эти дни вы мрачны. Леншерр отставил виски, испытующе посмотрев в яркие даже в полумраке комнаты глаза Чарльза. Он, слушавший Эрика затаив дыхание, крепко сжимал бокал в побледневших пальцах. Поджав губы, Чарльз как-то неопределённо мотнул головой и отвёл взор, как показалось немцу — увлажнившийся. — Как продвигается партия? Мой сын говорил, что сумел вас обыграть, хитрюга! — граф Солсбери, появившийся из ниоткуда, заставил Чарльза проглотить всё, что он хотел сказать, а Эрика поднять голову и приподнять брови. Остаться наедине им больше не удалось. Прощаясь с семьёй Ксавье, немец подарил Чарльзу два тома по медицине, написанные на латыни, сообщив, что нашёл их среди своих книг. Когда Ксавье младший, восхищённый подарком, сказал, что не может его принять, Эрик предложил компромисс: он получит книги при встрече. Графа же немец обязался известить о своём возвращении, не оставив адреса, куда ему можно было бы написать. Покидая следующим утром Хартфорд, Эрик Леншерр не испытывал никаких чувств, кроме беспробудной тоски, зарождающейся в груди, что усиливалась с каждым шагом по направлению к Магдебургу. *** Хартфордшир опустел и посерел. Отъезд немца обсуждали гораздо дольше, чем его выходку, пока все не сошлись на мнении, что он, вероятно, не хочет вмешиваться в личную жизнь младшей дочери графа Солсбери. Мысль, что Равенна понравилась мистеру Леншерру, прижилась, и теперь сплетники считали, что он не хочет обманывать замужнюю бедняжку и давать ей лишнюю надежду. Это, однако, восхищало женщин, а у мужчин вызывало недоумение: что такого в этом немецком офицере, раз он, ничего толком не сделав, стал главной достопримечательностью города. Чарльз, которому слова Леншерра не принесли покоя, раздражался. Он, прощаясь, надеялся, что с отъездом Эрика всё уляжется, что его собственные переживания охладеют, но с каждым днём ему становилось всё хуже. Эмоции, не находя выхода, давили ещё сильнее. — Чарльз, вы меня не слушаете. Чарльз? Мисс Чосер, упершись двумя руками в стол, склонилась над женихом, смотря на него недовольно, осуждающе, всем своим видом выговаривая то, что думает о его рассеянности. — Мне кажется, своей, нашей свадьбе, мистер Ксавье, вы должны уделять больше внимания. Чарльз вымученно вздохнул, поднимая на невесту глаза. Его тяжёлый взгляд, переполненный болью, отчего-то вызвал у девушки отвращение — она, отстранившись, решительно вышла прочь, не желая понять, почему жених стал себя так странно вести. Хлопнув дверью, Элеонор оставила Чарльза одного. Он закрыл лицо ладонями и рассмеялся. Дни тянулись медленно и ничем не отличались друг от друга. Чарльз замечал, что Равенна стала грустна, а с возвращением мужа — печальна, будто находиться с ним означало для неё пытку. Ксавье, стараясь проводить время с невестой, в конце концов сорвался, заявив, что подготовка к свадьбе — женское дело, что все вопросы Элеонор в состоянии решить сама, а если нет, то может обратиться к его матери или сестре, а он хочет заниматься учёбой. Затаив обиду, мисс Чосер игнорировала жениха. Испытывая нехватку общения, которое Чарльз получал от немца, его толковых советов и стабильности, он горестно осознавал, что лишился лучшего друга, коего нашёл в малознакомом и закрытом человеке. Возможно, ощутив это, Леншерр опять закрылся — он явно не нуждался в таких приятелях, как Ксавье. Уехав, он не оставил адреса, куда можно было написать письмо, не дал и надежды на то, что напишет сам, да и зачем? Будучи занятым, Эрик наверняка воспринимал Чарльза как сбившегося с пути юнца, которого пытался направить к свету, чего не делал его отец, просто из жалости. Не вернувшись и к середине июля, Эрик Леншерр подчеркнул своё безразличие, окончательно лишив покоя нескольких жителей Хартфордшира. *** Получив срочное письмо, неожиданно пухлое, прибывшее из Хартфорда, Эрик поначалу решил, что случилась беда, но вряд ли бы Ричард, оставшийся в Англии, стал бы писать столь длинные письма. Приглядевшись к гербу на сургуче, он криво улыбнулся, опускаясь в кресло. На трёх страницах мистер Ксавье детально описывал всё, что успело произойти в городе, и в его жизни в частности. Сетуя на капризы невесты и рассказывая о своей ссоре с ней, он забыл упомянуть причину своего дурного настроения. Писавши об отце и матери, Чарльз продолжал разочаровываться в себе и в том, что не в состоянии дать им отпор. Он жаловался и на сплетни, которые распространяли про его сестру, мельком отмечая её тоску и то, что, вероятно, слухи эти правдивы. Снова перекладывая всю тяжесть ноши на Равенну, Чарльз говорил, что девушка без мистера Леншерра заскучала. Заканчивая письмо, он извинялся за своё нетерпение и то, что выпросил у Ричарда адрес, подводя, наконец, итог тем, что он сожалеет о подобном поведении, ведь это было глупо — злиться на Леншерра за его благородство и откровенно этому завидовать. Чарльз испытывал надежду, что немец всё-таки вернётся в Хартфорд, ведь книги он уже успел прочитать, а компанию для игры в шахматы юный Ксавье так и не нашёл. Сделав глоток виски, он кинул распечатанное письмо на кипу бумаг, кажется, не придав известию никакого значения. Погасив свечи, Эрик Леншерр оставил кабинет в темноте, а чувства Чарльза — небрежно брошенными среди всего этого бардака, что творился у немца в груди.