After the storm

Время, которого у Леншерра было не так уж и много, торопливо бежало песком, пропущенным через сито. Граф Солсбери, понятия не имевший, что случилось с его младшим сыном, был премного признателен Эрику за оказанное влияние. Ещё в середине января Чарльз Ксавье помирился со своей будущей женой, а к концу месяца спустился к ужину без повязок, но со шрамами на руках. Запирая свои обиды внутри, Чарльз с безразличием начал относиться к критике отца, капризам невесты, равнодушию матери. Он постоянно был рядом с Эриком, что ни у кого не вызывало вопросов. Ни у кого, кроме Элеонор Чосер, сидевшей напротив Чарльза с таким видом, словно она съела нечто совершенно отвратительное. — Вам не кажется, Чарльз, что вам всё-таки стоит проводить досуг со мной? — В чём дело, Элеонор? — Вы… вы стали заниматься верховой ездой, фехтованием, постоянно играете в шахматы, одалживаете книги… Иногда у меня складывается впечатление, что жениться вы собираетесь на своём новом друге, а не на мне, — девушка тихо фыркнула. Чарльз усмехнулся в ответ. Он полностью доверял немцу и действительно проводил с ним времени больше, чем дозволяли рамки приличия, но пока граф Солсбери души не чаял в прусском офицере, считая, что тот благосклонно влияет на сына, недовольство Элеонор ничего не значило. Эрик, ведя себя как всегда, снисходительно улыбался, говоря, что с удовольствием выполняет просьбу Брайана Ксавье присмотреть за Чарльзом, найдя в нём достойного собеседника, а теперь ещё и противника в игре. Коротая долгие вечера в гостиной мистера Леншерра, они долго и много разговаривали. Чарльз, видя, что ему не всё готовы раскрыть, не делал тайн из своей жизни. Он знал, что Эрику нужно время, и не давил на него. Эрик же боялся, что Чарльз увлёкся, найдя во взрослом мужчине родственную душу, а может и спасение, принимая его поведение поначалу за желание противиться воле семьи. Затем, привязавшись, немец не мог позволить себе разрушить ещё одну жизнь, хотя у него едва оставались силы, чтобы противиться собственной жажде, понимая, что сам попался на ту же удочку. Но несмотря ни на что, Леншерр, воспитанный лишениями войны, оставался сдержан, что с каждым разом давалось всё сложнее — карминовые губы Чарльза были для него слаще мёда. — Что вы имеете против верховой езды и фехтования, милая Элеонор? И шахмат, вы ведь не раз в них играли. Пытались играть. — Вы переводите тему, мистер Ксавье, и искажаете мои слова. Мне не нравится мистер Леншерр. — Он будет свидетелем на нашей свадьбе. Этим решением доволен даже мой отец. — Почему вы не хотите взять своего брата в свидетели, Чарльз? — Потому что я хочу, чтобы свидетелем был мистер Леншерр. Если вам больше нечего сказать, Элеонор, то я попрошу оставить этот разговор. Я не изменю своего решения, нравится вам мистер Леншерр или нет. Он мой друг, он друг нашей семьи, а скоро станет другом и вашей семьи, извольте смириться с этим. Громко отодвинув стул, Чарльз бросил на стол салфетку и вышел, не простившись с невестой и не отреагировав на её зов, когда девушка, совладав со своими эмоциями, позвала жениха по имени. Громко хлопнув дверью, он ударил кулаком по стене, сунув занывшую ладонь в карман сюртука. Свадьба должна была состояться ровно через неделю. Чарльзу Ксавье это событие казалось страшнее виселицы. Получив письмо с просьбой остаться в Хэтфильд-Хаусе на пару дней, чтобы поддержать сына, Эрик Леншерр сразу же заверил графа, что проведёт с Чарльзом ровно столько времени, сколько потребуется. *** До свадьбы оставалось меньше двенадцати часов, а Чарльз, метавшийся по комнате, никак не мог уснуть, хотя уже несколько раз укладывался в постель. Плотнее закутавшись в халат, дрожа тёплой летней ночью, он устало опустился в кресло и потянулся к графину с вином. Вздрогнув от стука в дверь, Чарльз замер, чуть не выронив бокал. Разговоры с невестой или с кем-либо из родственников, да и с Рейвен тоже, уже стояли поперёк горла. — Мистер Ксавье? Он резко поднялся, подошёл к двери и щёлкнул замком, впуская Эрика без лишних вопросов и снова поворачивая ключ. — Я знал, что вы не спите. Завтра ответственный день, вы должны быть в форме. — Не могу уснуть, мистер Леншерр. Я… Мне кажется, что это предательство. Я не люблю её. Я испорчу ей жизнь. Я… — Вам не стоит много пить, алкоголь дурно на вас влияет, Чарльз, — аккуратно вытащив из его пальцев бокал, Эрик поставил тот на столик, поднимая глаза. — Я могу остаться с вами, если пообещаете, что заснёте и перестанете думать глупости. Я знаю множество семей, где супруги не любят друг друга, но это не мешает им заводить детей и делать вид, что всё хорошо. У меня иногда складывается впечатление, будто главной вещью в браке считается внешнее благополучие — так много печальных историй кругом. Измены, предательство — со всем этим начинаешь мириться. — Останьтесь со мной, мистер Леншерр, — трепетные пальцы Чарльза сжали его запястье, настойчиво притягивая к себе. Он, искусав губы, пытливо смотрел на Эрика снизу вверх, неожиданно резко прижавшись к его груди и задрожав. — Я не хочу жениться на ней. Вздохнув, немец положил ладонь на затылок Чарльза, мягко поглаживая. Он не мог разделить эмоции Чарльза, ведь его брак был заключён по любви. Магда была единственной на свете женщиной — все прочие Эрику оказались не нужны. После её смерти миновало два года, но Леншерр, считавший себя безутешным, отныне чувствовал покой. Особенно сейчас, сжимая хрупкого юношу в своих объятиях. — Вы любите меня? Эрик предательски вздрогнул от вопроса. Любил ли он Чарльза? Как компаньона, как друга — безусловно. Любил ли он его, как любовника? Возникшая между ними глубокая привязанность, основанная на доверии, а не на одних красивых поступках, громких словах, очень многое значила для них. Чарльз явно понимал, что Эрик, похоронивший недавно свою жену, мог быть не готовым для новых страстей, тем более к нему, однако уже не представлял своей жизни без немца. Эрик же, меньше всего желающий причинить кому-либо боль, но с удивительной настойчивостью привлекающий к себе новых людей, осознал, что мёртвые, державшие его всё это время на месте, наконец-то дали ему возможность двигаться вперёд. — Пожалуйста, мистер Леншерр, просто любите меня, — голос Чарльза дрогнул, точно как и он сам, от продолжительного молчания. — Я люблю вас, Чарльз. Склонившись, Эрик требовательно накрыл его губы поцелуем, не позволяя больше ничего говорить. Его ладони, крепко сжимающие, вынудили Чарльза расслабиться, а все его печали и тревоги — уйти. Обвив Эрика за шею руками, он отстранился, слабо улыбнувшись. Чарльз сгорал от желания, такого сильного, пугающего, что не мог с ним совладать. Если раньше он разбивал руки в кровь, чтобы успокоить нервы, то теперь подобным образом пытался отвлечься от возбуждения, накрывающего с головой. Невозмутимость Эрика, его сдержанность, которую он проявлял, даже сжимая Чарльза в объятиях, немного пугали. — Вам нужно лечь спать, Чарльз. — Я хочу, чтобы вы остались, мистер Леншерр. — Я останусь, Чарльз, но вы… — Пожалуйста, Эрик, — жалобный стон, вырвавшийся изо рта Чарльза, его отчаяние, заставили Эрика заметно напрячься. Он снова подался навстречу, целуя, лишь бы тот замолчал. — Вы идёте спать, — шепнул Эрик, отдаляясь первым. Чарльз сглотнул и скинул с себя халат, оставшись в рубашке и лёгких штанах, но вместо того, чтобы раздеться и забраться в кровать, опустился перед Эриком на колени, рваными движениями дёргая застёжки и завязки его брюк. — Вы не должны этого делать, Чарльз. Я прошу вас, — Эрик задохнулся от нахлынувшего желания, но ещё имел силы сдерживаться, упершись руками в плечи Чарльза. — Вы испортите себе жизнь, Чарльз, вы молоды и заслуживаете счастья, а не всего этого… — Я счастлив рядом с вами, мистер Леншерр! — взмолился он, прижимаясь губами к ладоням Эрика, а после утыкаясь лицом в его живот. — Пожалуйста… Эрик шумно вздохнул несколько раз подряд и до боли сжал плечи Чарльза, боясь пошевелиться. От возбуждения у него гудело в ушах, а мрачная и без того комната стала ещё темнее из-за кругов, поплывших перед глазами. — Мистер Ксавье… — Чарльз. — Мистер Ксавье, — настаивал Эрик, — Поднимитесь. Пожалуйста, — его голос, сделавшийся тихим, еле различимым, убедил подчиниться. Он поднялся с колен и вновь спрятал лицо на груди Эрика. Тот, прикрыв глаза из-за жгучего кома внизу живота, противореча своим же словам, зарылся пальцами в растрёпанных волосах Чарльза, запрокинув его голову, чтобы жарко поцеловать. Чарльз, вцепившись пальцами в рубашку, ожесточённо принялся расстёгивать ту, пока, наконец, не тронул пальцами раскалённую кожу. Вздрогнув, Чарльз отстранился, опуская глаза, чтобы взглянуть на огромный рваный шрам, тянувшийся через всю грудную клетку по диагонали вниз. Эрик попытался запахнуться, чувствуя, словно его только что облили ледяной водой. — Вам не стоило… Чарльз мотнул головой и очень осторожно, почти неощутимо коснулся пальцами, казалось бы, уродливого рубца. Но то, с каким благоговением он это делал, остановило Эрика — он застыл, наблюдая. Тёплые, слегка подрагивающие пальцы очертили шрам, двигаясь вверх, найдя его начало, а после трепетно опустились, поглаживая каждый миллиметр белой тонкой кожи. Уткнувшись в край брюк, но так и не найдя окончания линии, Чарльз поднял глаза, спрашивая разрешения. Эрик, вскинув мучительно голову, так же молча позволил ему вновь опуститься на колени и расстегнуть всё же брюки. Ведя дорожку вниз, Чарльз задыхался от нежности, остановившись под тазобедренной костью, там, где шрам и обрывался. — Он великолепен, — с трудом выдавил из себя Чарльз, прижимаясь к животу Эрика щекой и крепко обнимая его за бёдра. — Я так не думаю. — Он великолепен, — упрямо повторил он, не отодвигаясь. — Если бы не этот шрам, вас не было бы здесь, со мной. Я ненавижу того человека, что чуть не убил вас, но я благодарен ему, что он свёл нас, мистер Леншерр. Мазнув губами по поджарому животу, Чарльз поднялся, завлекая Эрика в поцелуй, глубокий и страстный, ловким движением скидывая с его плеч расстёгнутую рубашку. Тот, оказывая последние попытки сопротивления, был неубедителен, позволяя увлечь себя на кровать. Сплетаясь телами и избавляясь от одежд, они, полностью поглощённые друг другом, забыли обо всех невзгодах, поджидавших снаружи. Целуя исступлённо Эрика, хриплым шёпотом выдыхая его имя в кратких промежутках между сдавленными стонами, Чарльз цеплялся за его плечи, не думая о том, что через несколько часов он распрощается со своей свободой. Эрик, поглаживая раскалённое влажное тело, слизывая капельки пота с шеи Чарльза, был вновь любимым, будто не встречалось в его жизни никаких лишений и боли, будто он никогда не был одинок. Впиваясь зубами в подушку, Чарльз стонал, никогда не испытывая столь сильных эмоций, никогда не мечтавший, что секс принесёт ему подобное удовольствие. Брачную ночь с женой он рассматривал как обязанность; не любивши Элеонор, он не испытывал особых желаний к ней, в то время как Эрик сводил его с ума весь этот год, мучая жаждой близости. Эрик, прижимая руки Чарльза к матрасу, тихо рычал, уже не разбирая, где потолок, а где пол, не в состоянии размышлять над моральной стороной вопроса, просто отдаваясь целиком процессу и Чарльзу, извивающемуся под ним в экстазе. Привлекая его к себе, немец тяжело опустился на бок, целуя нежно Чарльза в загривок. Его слегка подрагивающая ладонь, оглаживающая мягкий живот, всё ещё вынуждала тихо постанывать чересчур чувствительного Чарльза. Он, с трудом перевернувшись, взглянул в потемневшие глаза Эрика. — Мистер Леншерр… — Эрик. — Мистер Леншерр, — Чарльз, передразнивая, так и не продолжил фразу, беззащитно прижимаясь к Эрику, успокоенный и убаюканный лаской и заботой. Позволив Чарльзу уснуть в своих объятиях и укутав в тёплое пуховое одеяло, немец всё же оставил его и покинул покои Чарльза Ксавье в четыре утра, так и не сомкнув глаз. Эта ночь окончательно смешала все карты. Эрик Леншерр не знал, как вести себя завтра. *** — Мистер Леншерр! Прошу вас! Поговорите с ним, это невозможно! — Фрэнсис Ксавье беспомощно всплеснул руками, вытаскивая из кармана часы. — Он должен быть внизу через пять минут! Пожалуйста! Кивнув, Эрик вошёл в комнату, плотно прикрывая за собой дверь. Чарльз, стоявший у зеркала, чуть ли не плакал, не в состоянии справиться с шейным платком. — Я помогу, — Эрик вздохнул, подходя ближе. — Не надо! Я не пойду туда! — Чарльз схватил немца за руки и озлобленно посмотрел в его глаза, но тут же смягчился, перейдя за шёпот. — Прошу, мистер Леншерр, я хочу убежать. С вами. — Об этом не может быть и речи, Чарльз, — мягко выпутавшись из его хватки, Эрик, поцеловав ладони, покрытые шрамами, принялся завязывать белый шейный платок. — Вы пойдёте туда и согласитесь на всё, что вам предложат. Вы возьмёте Элеонор Чосер в жёны и поцелуете её. Вы проведёте с нею, семьёй и гостями весь сегодняшний вечер. Я всегда буду рядом, но для вашего же блага, прошу, оставайтесь с Элеонор, она должна быть уверена, что нужна вам, что вы её любите. После свадьбы вы будете свободным, Чарльз, я обещаю это. После свадьбы вас никто не сможет в чём-либо упрекнуть. Вы сделаете ей ребёнка, она будет благодарна вам. Вы понимаете это, Чарльз? Пожалуйста, вас ждут за дверьми. Ради меня, ради… нас, — тронув губы Чарльза своими, Леншерр резко отстранился, убирая руки за спину. Чарльз, не слышавший шагов в коридоре, хотел было потянуться к нему, но замер, испуганный стуком в дверь. — Я иду! — крикнул он и, бросив на Эрика быстрый взгляд, но ничего не ответив, выскочил прочь. Музыка казалась слишком громкой, шёпот гостей был неуместен, ропот невесты, нервно шагающей под руку с отцом к алтарю, выглядел чересчур фальшивым — всё это раздражало Чарльза. Слова Леншерра не убедили его, но он был готов терпеть ради того, чтобы вновь оказаться в объятиях Эрика, не в состоянии думать о чём-либо ещё. Эрик, стоявший рядом, сдержанно наблюдал за происходящим, точно всё это не находило отклика в его груди, где отчаянно громко билось сердце, грозясь вот-вот выскочить. Отец считал, что его сын нарочно испытывает терпение родителей, мать, не имевшая своего мнения, сочувствовала не то своему мальчику, не то бедняжке Элеонор. Одна Рейвен, сидевшая в первом ряду и теребившая платочек, искренне сопереживала, испытывая ровно то же, что и её младший брат. Равенна Даркхолм не была глупа, она, не пытаясь получить от мистера Леншерра отзыва, преданная своей семье, нелюбимому мужу, не хотела обманываться и обманывать кого-либо ещё, справившись со своими болезненными эмоциями. Чарльз, придя одним дождливым вечером к сестре, рассказал ей всё, что ныло на тот момент в его душе. Рейвен видела, что между её братом и Эриком зародилось взаимопонимание, дружба и глубокая привязанность, любовь. Но сущность этой любви ускользнула от девушки, воспитанной светским обществом, где всякие намёки на пошлость или разврат были под запретом и исключались. — Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твёрдое намерение быть мужем Элеонор Чосер, кою видишь перед собой? Эрик, упорно смотревший на траву, поднял голову, поймав на себе испуганный взгляд Чарльза. Он едва заметно кивнул ему. — Да, святой отец. — Имеешь ли ты намерение хранить верность Элеонор Чосер в здравии и болезни, в счастии и в несчастии, до конца своей жизни? Чарльз до боли сжимал пальцы в кулаки. Он посмотрел на родителей, сестру, напряжённо подавшуюся вперёд, на Леншерра, стоявшего без каких-либо движений и, казалось, вовсе не дышавшего. С трудом выдавив улыбку, он, наконец, взглянул на встревоженную Элеонор. — Да, святой отец. — Имеешь ли ты намерение с любовью принимать детей, которых пошлёт вам Бог, и воспитывать их в христианской вере? Чарльз, давно решивший для себя, что от брака ему нужно лишь продолжение рода, ответил на этот раз без каких-либо колебаний. — Да, святой отец. Епископ задал те же вопросы Элеонор, которая отвечала, не раздумывая, но очевидно ощущая себя неловко из-за пауз, созданных её женихом. Если бы не долгие разговоры с Рейвен и Шерон, если бы не их слова о том, что Чарльз чересчур переживает и близко к сердцу принимает всякую неудачу, она бы наверняка решила, что тот не любит её. Целуя супругу, Чарльз зажмурился, чтобы скрыть слёзы, проступившие на глазах. Эрик Леншерр, повторяя вслед за епископом молитву, держал одну руку на боку, в самом начале шрама, вновь чувствуя себя раненным и разбитым, как и четырнадцать лет назад. *** Церемония венчания, назначенная на десять часов утра, проводилась прямо в садах Хэтфильд-Хауса, там же устраивался и праздник. К счастью, погода стояла отличная, позволяя отмечать свадьбу под открытым небом: множество столов было установлено на огромной площадке, где по обычаю хозяева и гости усадьбы играли в крикет, там же установили шатры, чтобы сберечь нежную кожу от прямых лучей солнца, а в случае непогоды — и от дождя. Остальная территория предназначалась для гуляющих и отдыхающих. Событие растянулось на пару дней, ведь количество гостей, желающих присутствовать и поздравить молодожёнов, было огромным. Чарльз, вынужденный всё время проводить рядом с Элеонор и отцом, который представлял сына и его молодую жену всем своим министерским знакомым, коих непутёвый сын мог не знать или позабыть, часто отвлекался, ища глазами Эрика. Но тот, как и обещал, всегда оказывался неподалёку, большую часть времени общаясь с Рейвен или другими дамами. Иногда он поднимал руку и трогал шейный платок, будто скрывая под ним какую-то болячку, что на самом деле было красноватым пятном от жадного укуса. Однако после обеда Эрик пропал. Пригласив супругу на прогулку, Чарльз не нашёл его в саду, хоть и не исследовал даже малую того часть, белея от ужаса, неожиданно нахлынувшего на него. Схватив Элеонор за руку, он было потащил её в дом, но, встретившись с Равенной, что не спускала с брата глаз, успокоился, извинившись перед Элеонор, и предложил вернуться за стол, где и обнаружил Леншерра, разговаривающего с кем-то на немецком. Ближе к вечеру от Ксавье не осталось ничего, кроме усталости. Он, желавший сбежать от гостей, количество которых почему-то не уменьшалось со временем, вышел из-за стола и отправился в дом. Оказавшись на пороге кабинета, где провёл немало часов за партией шахмат, он обессилено упал в объятия Леншерра, не удосужившись закрыть за собой дверь. — Я так устал, Эрик. Не ответив, он ласково поцеловал новоиспечённого мужа в губы, поглаживая чуткими пальцами загривок и слегка надавливая. Отстранившись, он улыбнулся, беря лицо Чарльза в свои ладони. — Вы молодец, Чарльз, но вам осталось продержаться ещё немного. Завтра уже не будет никаких клятв и обещаний, просто игра в крикет, думаю вам это под силу. Кивнув несколько раз, Ксавье нехотя отстранился, понимая, что ему нужно возвращаться, ведь нельзя остаться здесь, рядом с Эриком, нельзя склонить голову к его плечу и уснуть. Он отошёл к окну, с тоской наблюдая за не знавшими печали людьми. — Я не… — Чарльз Фрэнсис Ксавье, почему вы не с гостями? — граф Солсбери, возникший на пороге, недовольно смотрел на своего младшего сына, кажется, видимо, не заметив присутствия Эрика, хоть тот и был рядом. — Я устал, отец. И хочу передохнуть. — О, неужели, а я по-твоему… — Я устал, — злобно повторил Чарльз, перебивая. — И не намерен слушать… — Не нужно, право, — тихо сказал Эрик. Он, стоявший немного впереди, держал руки за спиной и схватил ладонь Чарльза, сжимая болезненно его пальцы, пытаясь таким образом привести в чувства. — Мой дорогой граф, я как раз говорил вашему сыну, что пора возвращаться. Моя вина, спорил с ним насчёт книги, пришлось прийти кое-что проверить. Не стоит ссориться, тем более, в такой день. По-моему, всё проходит прекрасно, что скажете? Миссис Сомерсет в восторге от фейерверков, да и я, признаться, тоже. Отпустив руку Чарльза, Эрик подошёл к его отцу, слегка приобняв за плечи, увлекая в разговор, так, что граф Солсбери позабыл, зачем пришёл, бросив сыну, что будет ждать его внизу. Леншерр подмигнул Чарльзу и вышел вместе с Брайаном Ксавье, не давая ему опомниться. Чарльз жалобно застонал, когда остался в пустой комнате, и направился в другую сторону, наспех умывшись в одной из уборных, где долго смотрел в своё измученное отражение. Собравшись с духом, Чарльз предпочёл вернуться к гостям и промучиться ещё час-два, чтобы после сказать невесте, что слишком устал для брачной ночи, мягко и правдоподобно прося не принимать это на свой счёт и близко к сердцу. Проведя с Элеонор немало времени, обсуждая свадьбу и извиняясь за своё поведение, пытаясь таким образом перестать быть в глазах супруги бесчувственным и бессердечным, Чарльз покинул их общие покои под утро, так и не притронувшись к жене. Засыпая на плече немца, о чём мечтал весь день, он не вспоминал ни венчание, ни праздник, не думал о своей жене и том, что завтра предстоит ещё один трудный день. Эрик Леншерр, перебирающий тёмные пряди, не спал, вглядываясь в красный рассвет, занимающийся за окном, и размышлял о том, что будет дальше.