Зыбкость твоей души

Журналистка и фотограф

Тим знает Северину такой, какая она есть. Она никуда не уходит во время выходных, выпивает с десяток чашек кофе за день и, не прекращая, стучит по клавишам, от чего в ее небольшой квартире стоит невыносимый шум. В эти дни, когда она работает дома, ее волосы остаются кудрявыми и все еще немного влажными после душа. Она убирает их в пучок, но одна непослушная прядь все равно вечно лезет в глаза, отчего она жутко злится. Впрочем, она злится постоянно. Когда редакторы отклоняют очередную статью, когда очередная статья не получается, когда Пит Мелларк отказывается давать ей чертово интервью. Она всегда держит всю злобу в себе, и эта злоба отражается лишь в том, с какой яростью она пишет, в том, что она практически все время молчит. Тим не всегда уверен, что Северина в курсе его существования. Он передвигается по ее квартире, как призрак, боясь потревожить нужный для "творчества" покой, стирает с полок пыль влажными салфетками и готовит ей очередную чашку бодрящего напитка, когда та опустошается. Часто Фелан засыпает прямо за письменным столом, и тогда он тащит ее до кровати. В лучшем случае — она положит голову ему на плечо и спокойно выспится, а на утро снова не скажет ни слова. Тим знает, что Северина ненавидит свою работу. Ей бы, наверное, хотелось быть другим человеком. Заниматься другой деятельностью. Проблема в том, что он даже представления не имеет о жизни, в которой она не была бы столь злой и уставшей. Она любит наводит порядок на своем рабочем месте, что не касается всего остального пространства, и несмотря ни на что, поднимается каждый новый день, каждую новую неделю, старается, пишет, но по-прежнему терпеть не может все, что связано с ее работой. Тим уверен, что он ей так же не по душе. Иногда убеждается, что это совершенно точно является правдой. Но, тем не менее, он знает, как связан с этой невыносимой женщиной за пределами душной редакции очередной капитолийской газеты. Когда она все-таки заканчивает что-то писать, он подходит сзади и мнет ее уставшие плечи. Снимает очки в тонкой золотой оправе, которые она надевает только дома, и видит, что вдруг приобретает для нее хоть какое-то значение… — Я не собираюсь это публиковать. — Показалось: он тут не причем. Ее снова посетила какая-то грандиозная идея.  — Почему? — Лишь тень удивления пробегает по лицу Тима. Они бегали за Мелларком целый год, и он не раз говорил, что в этом нет никакого смысла. — Помнишь того студента, что зашел во время интервью? Он, вроде как, пытался меня утешить и сказал интересную вещь: похвально пытаться напомнить людям о старом. Ее глаза буквально сияют; он не до конца понимает, как все это между собой связано, но способен догадаться. Что бы она там не задумала, может, ей понадобятся услуги фотографа? Кажется, насчет этого Северина и задает ему безмолвный вопрос, и он отвечает ей кивком. Как ни странно, она легонько касается его щеки. С тяжелым вздохом Тим оглядывает комнату. На стенах в ее кабинете висят сделанные им фотографии: внушительные капитолийские виды, обрывки воспоминаний из разных дистриктов, в которых они побывали. Она, сидящая на своем чемодане на вокзале в Двенадцатом. В легком платье и накинутой сверху трикотажной кофте с закатанными по локоть рукавами. Северина говорит, что ей не нравятся его работы, но они висят у нее в кабинете, прямо над письменным столом. Тим мечтает, что когда-нибудь на них будет не она одна, а они, вдвоем. Случайно снятые люди со случайно одинаковыми судьбами, даже не смотрящие в объектив. Смотрящие друг на друга.