Верфь

На сей раз, когда «бык» Гарта, скептически Дина оглядев, препроводил его обратно в кабинет босса, Гаррет Мерфи стал мрачнее чёрной грозовой тучи над Озёрами. Особенно, когда услышал о цели нового визита Дина. — Я не ослышался? — зловеще поинтересовался он, рывком подымаясь из-за стола. Дин и глазом не успел моргнуть, как Гарт оказался рядом, — для такого великана двигался он на редкость проворно, — сгрёб Дина за плечи и грубо встряхнул, так, что тот едва не откусил себе язык. Дину до смерти хотелось зажмуриться, спасаясь от беспощадного тигриного взгляда Гарта, у него прямо поджилки затряслись, словно он стоял, беззащитный, в клетке рядом с настоящим тигром. Но он ответил, пытаясь придать голосу твёрдость: — Нет. Не ослышались, сэр. Я бы хотел, чтобы вы отпустили этого парня, Мориса, со мной. Чтобы он работал у нас на верфи. — Ты и в самом деле идиот? — всё тем же вкрадчивым голосом осведомился Гарт, продолжая рассматривать Дина, как тигр рассматривал бы придавленного лапой щенка — угрюмо и пренебрежительно, решая, сожрать ли такую мелюзгу или всё-таки отпустить. — Это же конченый шлюшонок. Какой из него работник? И чего ради ты так им озаботился? — Возможно, я идиот, коль уж все мне об этом толкуют, — медленно проговорил Дин, подбирая каждое слово, — и да, я совсем не знаю его… но ему же очень плохо так жить, сэр… и если я могу ему помочь, почему нет? Произнеся это, он даже как-то успокоился. Пусть даже Гарт велит пристрелить его вместе с этим бедолагой Морисом, которому слово «бедолага» вовсе не подходило. Дин живо представил, как взвился бы Морис, услышав эдакое, и слабо улыбнулся. — Чем он вам так насолил? — вырвалось у него. Гарт не ответил. Он разжал пальцы, стиснувшие плечи Дина, — отчего тот чуть не упал, — и рявкнул, повернувшись к двери: — Вэйн! В дверь тотчас просунулась знакомая лопатообразная физиономия давешнего «быка». — Притащи-ка сюда этого сучонка Мориса, да поживее, — распорядился Гарт, снова усаживаясь в своё кресло. Дин кое-как одёрнул куртку и уставился в угол кабинета, радуясь этой мимолётной передышке. Но уже через пару минут дверь снова распахнулась, и Вэйн услужливо втолкнул в кабинет отчаянно вырывавшегося Мориса. — Я сам дойду, убери свои поганые лапы! — зло выкрикнул тот, и Вэйн, выругавшись себе под нос, отпустил его. Дверь захлопнулась. Морис нервно приглаживал взлохмаченные кудри. Руки у него тряслись, но глаза пылали всё тем же мятежным огнём. А Гарт откинулся на спинку кресла, брезгливо рассматривая его. — Чего ради этот… — небрежно кивнув в сторону Дина, Гарт скривил губы, — этот простофиля хлопочет за тебя? Ты ему так хорошо отсосал? — Нет! — обалдело выпалил Дин, опять покраснев до ушей, а Морис одновременно с ним ядовито пропел: — А ты, никак, ревнуешь, Гаррет Мерфи? Массивная, инкрустированная золотом чернильница на полированной столешнице подпрыгнула от удара мощного кулака Гарта. — Заткнись! — проревел он, но Дин, завороженно уставившийся на него, успел заметить тень смятения, промелькнувшую в его хищных глазах. Впрочем, Дин тут же решил, что это ему просто почудилось с перепугу, потому что Гарт тут же понизил голос до полушёпота: — Ты же способен работать только ртом да задницей, ты, никчемушный шлюшонок! — Отвали! — бешено проорал в ответ Морис, судорожно стискивая кулаки, и Дин вновь заметил, что парень препирается со всесильным Гартом на равных. — Пристрели меня уже и притопи, давай! Только отвали! Он весь дрожал, нещадно кусая губы, и Дину захотелось взять его за плечо, чтобы хоть чуток успокоить. Но он отчётливо понимал — посмей он это сделать, парень просто вцепится ему в глотку, как взбесившийся волчонок. И ещё он отметил, что, как бы пренебрежительно ни отзывался Гарт о Морисе, тот, тем не менее, ни разу не назвал мальчишку ни вором, ни «торчком». — Послушайте, сэр, — торопливо произнёс Дин, не в силах выдержать напряжения, повисшего в воздухе, словно грозовая туча. — Я понятия не имею, чем так уж провинился перед вами этот парень, но если он отрабатывает какой-то долг или ещё что-то… это же можно делать по-человечески! Он умоляюще переводил глаза с вытянувшегося в струнку Мориса на угрюмо молчавшего Гарта, пока тот наконец не отозвался, будто через силу: — Ты намаешься с этим… — он опять презрительно скривил губы, — намаешься с ним, доверчивый ты дуралей… а он рано или поздно всё равно вернётся к своему паскудному ремеслу, вот и всё. Морис снова оскалился — зло и безнадёжно, но в этот раз смолчал. — И потом… — размеренно продолжал Гарт, упираясь кулаками в стол и внимательно глядя на Дина: — Мне-то какая выгода от того, что он станет работать на твоей паршивой верфи? Его семья рассчиталась со мной его задницей, и мне доставляло удовольствие… Покосившись на потемневшее лицо Мориса, он почему-то осёкся и умолк. «Удовольствие видеть его унижение», — мысленно закончил Дин, а вслух сказал просто: — Та яхта, которую мы строим, станет вашей, мистер Мерфи — в счёт его долга, если вы захотите. Она будет готова к концу лета — чтобы вы успели её опробовать — здесь, на Озёрах. Клянусь, я вас не обману. Повисла звенящая изумлённая тишина. Дин увидел, как бледнеет смуглое лицо Мориса, и невольно подхватил его под локоть, боясь, что тот сейчас грохнется в обморок. Как ни странно, Морис его не оттолкнул. А Гарт, глядя на них обоих, непонятно усмехнулся и наконец хмуро бросил: — Ладно, по рукам. Если тебе так охота вкалывать задарма ради какого-то… недоделка. И ещё… — Он выдержал долгую паузу и повелительно закончил: — Я хочу видеть это твоё корыто. И тогда Дин Фрэйзер осознал, что выиграл этот раунд. * * * Его выигрыш не пожелал даже забрать свои шмотки из клуба, где, как понял Дин, Морис и жил — в пристройке для обслуги. Он прыгнул в пикап Дина так поспешно, словно у него под ногами земля горела, и выкрикнул: — Гони! Он то и дело оглядывался на ярко освещённый клуб Гарта — будто ожидая, что «быки» Гарта вот-вот кинутся за ними в погоню. — Да погоди ты, что тебя плющит-то так, — добродушно проворчал Дин, включая зажигание. — Старикашка у нас не особо прыткий, чтоб ты знал. Парень, видимо, сообразив, что прозвище «Старикашка» относится к дряхлому пикапу, демонстративно закатил глаза и презрительно фыркнул: — Твоя верфь, небось, такая же развалюха? — Ещё хуже, — весело ухмыльнулся Дин. — Наша шарага раскручивается с нуля, приятель… но мы справимся, не сомневайся. Морис нервно потеребил пуговицу рубахи, и, не глядя на Дина, сказал очень тихо: — Ненавижу быть обязанным… хоть кому. Хоть за что. С хрена ли ты это сделал? — Ты меня ни о чём не просил и потому ничем мне не обязан, — так же тихо ответил Дин. — Это моё решение. Ребята с ним согласятся. Если ты думаешь, что я тебя купил или другую такую же херню, то зря. Ты можешь уйти, если хочешь, но я хочу, чтоб ты остался. Нам нужны руки и мозги, а они у тебя есть. — С чего ты это взял? — резко перебил его Морис, вскинув напряжённый взгляд, и Дин отозвался с лёгкостью, которой вовсе не чувствовал: — Да по тебе ж видно! — Гонишь! — гневно процедил Морис, раздувая ноздри, но Дин видел в его синих глазах не только злость, но и надежду, и потому уверенно ответил: — Нет. Зачем мне? — И, видя, что Морис умолк, так же уверенно продолжал: — Яхта, которую мы строим, уже на треть готова. Все вместе мы быстро справимся. Сделав над собой явное усилие, парень хмыкнул: — Босс прав — ты простофиля, но… — Он сдвинул брови. — Вся эта хуета с его яхтой сыграет тебе на руку, когда и если ты эту яхту ему отдашь. Потому как лучшей рекламы здесь, на побережье, просто не придумать — яхта для самого Гаррета Мерфи! Имя Гарта в его устах прозвучало не столько с издёвкой, сколько с невольным уважением. Дин удивлённо заморгал, и Морис опять закатил глаза к обшарпанному потолку кабины: — Ты что, даже не просёк этого, что ли? Дин молча покачал головой. — Простофиля и есть, — снисходительно заключил Морис. — Ну ничего, — он мимолётно хлопнул Дина по плечу, — я пригляжу, чтоб тебя не облапошили, хотя… — Верхняя губа его снова вздёрнулась, как у оскалившегося зверёныша: — Я бы лучше бомбу в трюм этой его яхты засунул! — Хорошо, что предупредил, — спокойно отозвался Дин и вымученно ухмыльнулся: — Прослежу, чтоб ты этого не сделал. Скажи лучше, — поспешно добавил он, видя, как сверкнули глаза парня, — что у вас за счёты? Ведь это не семейные счёты, что бы вы оба ни твердили про семейный долг и всякое такое… — Семья, — высокомерно отчеканил Морис, — это не та семья, о которой ты думаешь, олух ты несчастный. Мы говорили о наших кланах. — Лицо его вновь превратилось в каменную непроницаемую маску. — Не лезь не в своё дело, если хочешь жить. — Как скажешь, — пожал плечами Дин. Старикашка наконец завёлся, и Дин уже готов был выехать со стоянки, когда Морис внезапно сжал его запястье своими холодными пальцами: — Стой! Видишь во-он ту тёлку? — Какую ещё? — нахмурился Дин, а Морис нетерпеливо ткнул пальцем в ветровое стекло. На освещённый «пятачок» возле клуба подкатил синий «додж», и из него неторопливо вышла женщина лет двадцати пяти, — как показалось оторопевшему Дину, самая красивая из всех, что он когда-либо видел в жизни. Одета она была просто — в тёмные джинсы и белую рубашку мужского покроя, рукава которой были подвёрнуты до локтей, обнажая смуглые точёные руки. Чёрные волосы её были собраны в тяжелый тугой узел на затылке. Огненно-тёмные глаза под сенью ресниц освещали замкнутое строгое лицо с плотно сжатыми губами. Взгляд этих глаз лишь на мгновение задержался на ошёломлённом лице Дина, а потом — на лице усмехающегося Мориса, и она шагнула в тень, скрывшись за дверью клуба. Дин взглянул на Мориса, безмолвно требуя объяснений. Тот, явно довольный произведённым эффектом, театрально помедлил ещё несколько мгновений, прежде чем снисходительно обронить: — Скво. Это Скво. Федеральный агент Кора Лайтфут. У неё к Гарту тоже свои счёты — всё пытается прищучить его на наркоте или ещё на чём. Но Гарт — он мудак, конечно, но не дурак. В голосе его на последней фразе явственно смешались восхищение, тоска и злоба. Дин снова вопросительно глянул на него. Но Морис уже каменно замолчал, отвернувшись и уставившись в стекло, по которому забарабанили первые крупные капли хлынувшего наконец дождя. Дин кивнул, будто бы всё понял, и тронул Старикашку с места, привычно включив радиоприёмник. Запели «Битлы» — как раз о том, что невозможно купить любовь. Чертыхнувшись, Дин дёрнулся было, чтобы вырубить злосчастную песню, но Морис, не поворачивая головы, глухо вымолвил: — Оставь. Заглушая мелодию, над их головами гулким раскатом ударил гром.