Страсти ресторана "Вонгола"

Сегодня утро для Луссурии началось не с кофе, а с соленых слез от горестных воспоминаний. Он целый час не отходил от барной стойки Скуало, изливая ему свою скорбь. Причем делал это в прямом смысле этого слова, размазывая платком потекшую от слез тушь по лицу, а после разыскивая накладные ресницы в своем бокале. Они распушились в его коктейле, напоминая мушиные лапки. Бармен отвел взгляд. — Скуало, ну почему, — стонал Луссурия, раскидывая платки по бару. Раздраженный Скуало меж порывами гнева пинал их ногами, срывая злость. Скуало был весьма хладнокровен, занятый своим делом, и не обращал внимания на слезы Луссурии, что было обычным явлением, но его неаккуратность выводила его из себя. Однако когда на пороге появился несчастный растрепанный Бел с горем и отчаянием на лице, бармен преобразился в предвкушении развлечься и забыл про очередной платок, застававший его со скоростью молнии проехаться по полу и врезаться в корзину с фруктами. Банан, лежавший сверху остальных фруктов, с размаху попал Луссурии в голову. Взглянув на него, Лусс впал в горе еще сильнее. — Ну, а ты чем порадуешь, Бел? — спросил Скуало, с сарказмом посмеиваясь над очередным неудавшимся любовником и пытаясь переключиться с воя Луссурия. Благо нервы у него были закалены частым слушанием металла. Бельфегор устало опустился на стул, снимая с растрепавшихся золотистых волос шапку. Выдохнул и отбросил шапку на пол отчаянным жестом. Потом поднял глаза на Скуало и начал свою «исповедь». — Лягва совсем офигела… И никаких нравоучений! — сорвался на крик несчастный. — Это серьезно! — при этих словах Скуало с сомнением посмотрел на него. — Я устал уже… Я скоро опять ему изменю! — Сначала с его полом определись, милый, — мрачно ответил Лусс, услышав резкие перемены в его предложениях. — Правда, изменишь? — обрадовался Скуало. Его глаза задорно блеснули. — Если что, я всегда здесь и в отличной форме, — он игриво откинул волосы назад, расплываясь в дерзкой улыбке. В конце концов он устал весь день стоять за стойкой и был не против позадирать этих двух неудачников, пришедших к истоку жизни — алкоголю. Оба с поникшими головами, печальные и смотрящие на него как на целителя их сердец. Или тел. — Милые… Это немного жестоко говорить о своей «недоличной» жизни в моем присутствии, к тому же, — не въехавший до конца в тему Лусс грозно привстал, — Скуало сейчас мой! — Ага, твой собутыльник, — съязвил повар. — Он мне вообще не нужен, — на этих словах Скуало разочарованно посмотрел на него, — ши-ши-ши, мне нужно чтобы лягва мне дала, иначе… Все будет плохо. — Бел прикрыл глаза руками. Луссурия взглянул на Бельфегора, постепенно проникаясь в его ситуацию, громко высморкался в очередной платок, который у него извлек из руки щипчиками для сахара Скуало, после чего отряхнул руки. Бел совсем был расстроен, иначе в нормальном состоянии испугался бы покрасневших от слез с размазанной тушью глаз Луссурии. — Знаешь… Можно очень много курить. Это помогает. — Правда? Но я сейчас не смогу купить сигареты, — Бел с ужасом посмотрел на советчика и поник головой, представляя еще один день вблизи Франа. Луссурия посмотрел на повара и вздохнул. — Возьми, — Лусс с лицом самой щедрости сунул ему в руку розовый портсигар. Бельфегор с надеждой открыл его, но там была лишь одна сигарета. Еще не обкуренная челюсть Бела упала на пол. Скуало громко хохотнул, качая головой и вытирая разлитый им случайно алкоголь. — Что, личный опыт? — оскалился он. Сегодня у него было весьма омерзительно веселое настроение. — Интересно, как у тебя вообще встает? Может, тебя поэтому отшили? — это был перебор, но Скуало было не остановить. Что брякнул, то брякнул. Наверное, подвыпивший с виду бармен сразу внушает доверие, как худой диетолог. До этого момента никто и никогда не видел Луссурию в ярости, но лучше бы этого не случилось, потому что с таким макияжем он был похож на лысую ведьму с шабаша. Лысую, потому что убрал «к чертовой матери» свой парик, а с новым не определился. Резко встав со стула, он метнул на Скуало внушительный испепеляющий взгляд из-под его черного окраса ресниц и, перевернув бокал, спешно ушел, рассекая на каблуках. — Психанул-таки, — еще раз захохотал бармен, вытирая тряпкой разлитый сок. Бельфегор уныло взглянул на него и поплелся на кухню, подумывая над советом Луссурии, который было необходимо осуществить. Однако когда он толкнул дверь кухни и случайно налетел на выходящего из нее Франа, коснувшись его теплых рук… Бел понял, что до перерыва он ждать не сможет никак. К тому же кухня как живая напоминала все, что было раньше. Каждый нож, каждая кастрюля, полы — везде они успели овеять все романтикой… И эту ностальгию Бел не мог выносить. Надо было срочно позаимствовать у кого-нибудь сигареты. Кто из поваров мог курить? Он вдруг понял, что совсем мало знает о личной жизни каждого. Проходя вдоль спин поваров, он подумывал… Вот стоит Лар Милч. Но она сразу исключается, хотя мысль, что она встречается с братом Луссурии, уже заставляет задуматься о ее вредных привычках. Однако сказать ей про сигареты, значит совершить ритуал самосожжения, не взяв в руки спичек. Далее. Вот стоит Фран… Скользнув взглядом по его тощей чудесной фигуре, Бел горестно вздохнул и ускорил шаг. После Бьякурана, который весело притопывал ногой, шел Леви. Возможно, Джессо и употреблял что-то, но явно не никотин, поэтому Бел решил остановиться на Леви, которого обошла любовная судьба стороной. Леви расплылся в широкой улыбке и громко загоготал, вынимая из кармана сигареты и показывая Белу. Повар попытался схватить их, но Леви быстро убрал назад. — Сначала скажи мне, Бельфегор, — противно заржал он, — для чего они тебе нужны? Бел сжал руки в кулаки и, скрывая покрасневшее от злости лицо за челкой, ответил: — Это тебя не касается! — повысил голос повар, нервно сглатывая. — А мне кажется, что касается, раз ты пришел ко мне, — Леви весь таял от счастья и благоухал от райского восторга. — А я должен знать истинную причину, чтобы скурить ваше высочество. Бел чувствовал невыносимую агрессию и желание задушить Леви, но в этот момент мимо прошел Фран своей невероятно сексуальной походкой в глазах побледневшего Бельфегора. Схватив пачку сигарет из рук расслабившегося Леви, он спешно ретировался, угоняя от нелегкой туши мясника. Закрывшись в туалете, он открыл пачку, с наслаждением посмотрел на нее и приступил к миссии сжечь все свои пошлые фантазии о Фране, которого недостоин. «Ты сам во всём виноват, недоповар» — думал Бельфегор, уверенно зажигая сигарету. Он решил последовать совету Луссурии, он настроился. Он закурил и тут же закашлялся. Может, это успокоит нервы и не только нервы, а он пока что-нибудь придумает. Фран, конечно, был излишне вредный, но должно было быть у него слабое место. После нескольких минут размышлений Бела в урну полетел догорающий бычок. Светлые волосы повара пропитались горьким дымом, а ведь ещё недавно они пахли овощами на гриле и специями для пиццы… Фран так обаятельно вдыхал этот запах… Бел достал ещё одну сигарету. Ещё одну. Вскоре у него появилась надежда, сопровождаемая головокружением. За эту надежду он выкурил ещё четверть пачки. И, кажется, эффект облегчения для души тела начался, потому что Фран простил его: он даже улыбнулся. Он даже подошёл ближе, и Бел вскоре заметил, что с его Франом пришел ещё один Фран. «Бонусом, наверное» — пронеслось на задворках мозга повара. По мере того как количество лягушат в поварских шапках росло, Белу становилось всё хуже, он слышал стук собственного сердца в горле, виски сдавливало, и он почувствовал руками холодный асфальт. — Я просто сказал, что курение вызывает импотенцию, — доносился чей-то напуганный тонкий голос из белого тумана, окружавшего Бела. — Ага, пожизненную, — раздался смешок. — Я бы сказал посмертную, — послышался голос Франа. «Франа? Лягух…» — подумал Бел, и где-то в подсознании прозвучало продолжительное «лягухи», сменившееся тишиной. Как Бельфегор не пытался, он не мог вернуться к реальности, язык не слушался его, да и Франов больше не было видно. Какое-то время в голове было подозрительно тихо и темно. Повар решил, что умирает и стал пытаться произнести завещание, и сосед по палате, где он лежал с капельницей и кислородной маской, услышал: «Тесто, Фран, помидоры, лягух». Косо взглянув на бледного, как стена парня, он позвал врачей, сообщая, что пациент, кажется, ожил. Вслед за врачами в палату вошёл Фран в белом халате, наделано спокойный и уверенный, но взлохмаченный вид выдавал его волнение. Он спрятался за ширмой и поглядывал на семпая. Врач отметил улучшение и, глянув на пузырек капельницы, сказал, что через десять минут нужно позвать медсестру, чтобы та поставила новую на «ноль, тридцать три». Фран с недоумением пожал плечами, залез в карман и, посчитав мелочь, побрёл в холл к автомату с напитками. — Содовая, — приговаривал под нос Фран, вспоминая слова врача, — у этих сынов Гиппократа совсем нет вкуса. Еда должна быть лекарством, тогда мы с семпаем, получается, фармацевты. Но всё обстоит не так. Лекарство должно быть едой, — Фран торжественно извлёк банку со «Спрайт». В палате на него накричала пожилая медсестра и велела как можно скорее ставить новую капельницу. — Вы все, практикантки, медлительные, кошмар! Что смотришь? Открывай раствор, устанавливай капельницу, делов-то, — заворчала она и отошла к другому пациенту. — Ась? Но ступор Франа длился он долго — через минуту он уже с бесстрастным лицом лил пенящуюся газировку во флакон от капельницы. — А дальше чё? — обернулся он на медсестру. — Вставь свои трубочки в иголку, — буркнула она, щелкая шприцом. — У тебя отсоединилось там. — Чего вставлять? — захлопал глазами Фран. — Куда? Медсестра, шокированная непонятливостью практикантки, за которую она приняла худощавого Франа в белом одеянии, воскликнула: — Ну не в рот же! — Да всякое вообще-то бывает, знаете, — протянул Фран. Медсестра вышла из палаты и оставила его в раздумьях. — Мы вообще-то сейчас в ссоре, поэтому не знаю, как и быть, а вы, семпай, что думаете? Бел заворочался во сне и схватил Франа за шею, притягивая к себе. Сосед выронил яблоко, глухо закатившееся под их койку. — Я уже умер и попал в рай? — прошептал сонно Бельфегор, теребя волосы ученика. — Мне просто велели вам вставить, — холодно ответил Фран, слез с повара и тот почувствовал мощную струю сладкой газировки, ударившуюся об язык. — С какого? Кто лезет в наши отношения? — кашляя, закричал Бел. — Подожди, лягух! Убери ты свою трубку, — Бел захлебнулся «Спрайтом», которым воинственно поливал его Фран через капельницу, нагло взобравшись на больного. Сосед тихо вышел из палаты и побежал за врачом, полный уверенности, что перед ним наркоман и вульгарная медсестра. Главврач выгнала Франа из палаты, а Бела заставила выпить успокоительные таблетки. Он начал приходить в себя и совсем скоро почувствовал голод. С легким головокружением он побрел в столовую. С задумчивым лицом он взял поднос, налил себе жидкого супа, смотря на себя в отражение в половнике. У него появилась надежда, что Фран почти простил его. Возможно, он сегодня вечером отправится домой, и быть может, не один… Фран наспех приготовит ему ужин, принесет ему в кровать, а потом сам ляжет рядом. А потом… Бел блажено вдохнул аромат переваренного больничного супа. Больной, сидящий по соседству, удивленно глянул на него. — Гадость же, — произнес он. — А? — Бел с улыбкой обернулся на него. — Я такой же был, пока не пролечился, — понимающе махнул он. Бельфегор напрягся. — Отчего я должен лечиться? — Я так же говорил, — махнул костлявой рукой парень. — Я буду с ним всё равно, — непонимающе возразил Бел, в голове которого ещё оставался туманный беспорядок. — От этой заразы надо сразу избавляться. Есть более важные вещи в жизни. Работа, дом, семья. Из-за него ты можешь это потерять, — парень откусил кусок булки, на стол упало несколько маковых зернышек. Голова болела, и Бел плохо понимал, о чем говорит этот странный худой парень, но он явно пытался его убедить порвать отношения с Франом и начать всё заново с кем-то другим. Да, Фран своим игнорированием перегибал палку и делал ему больно, но это же не повод вот так всё разрывать! У них было столько хороших моментов, они так весело проводили время в ресторане, а особенно в подсобных помещениях… — Лягушонок для меня всё, а вас попрошу оставить свои дурацкие советы при себе. Разберусь сам. — Ну и губи своё здоровье сколько влезет, — парень пожал плечами. — Я курил, чтобы забыть о нём, — проворчал Бел, принимаясь за салат. — Обычное дело, — отмахнулся парень. — Всё-таки, попробуй отвыкнуть от этой дряни, пока ты здесь и тебе помогают. Бельфегор подскочил со стула и с размаху врезал парню, тот легко слетел со стула и оказался прижатым к полу. — Не смей так говорить о нём, — прошипел Бельфегор. Подняв голову, он увидел Франа, который осуждающе оглядел его, поставил свою миску салата на свободный стол и, молча развернувшись, покинул кухню. — Лягух! Стоять! — закричал Бел, срываясь с места и бросаясь вдогонку Франу. — Совсем запущенный случай, — удивленно ворчал под нос парень, вставая с пола. Он принял замученного Бельфегора, тихо улыбающегося столовскому супу за наркомана и теперь его догадки полностью подтвердились. — Ты всё неправильно понял, — начал Бел, прижимая Франа к стене в коридоре. — Я заступался за тебя, этот псих говорил всякие гадости… — Вот как? А Скуало, надо думать, вообще морду пол ночи били? Вы просто само благородие, истинный принц… — Фран безэмоционально смотрел на него снизу вверх, пытаясь отстранить от себя за плечи. — Я правду говорю, Фран. Поверь мне, — Бел уже был готов начать истериковать. — Прости уже, наконец, меня. — На вас, семпай, омерзительный больничный халат, — протянул вдруг Фран. — Он ещё отвратительнее кухонного, оказывается. Я слышал, что вы говорили. Бельфегор замер, не понимая, злиться, радоваться или плакать. Фран, воспользовавшись его замешательством, дернул его и толкнул на соседнюю дверь туалета. Она легко поддалась, и вскоре они оказались вдвоём в кабинке. — Не думайте, что я простил вас, — тихо сказал Фран, когда из кабины вылетел халат Бела и распластался на полу. — Даже не надеюсь, — ответил Бел, целуя своего «лягушонка» и сильно прижимая его к себе. — Всё это проходили, — приговаривал парень из столовой, стоя у раковины и понимающе кивая головой. — Тоже вместе, тоже в кабинках… Ему на голову свалилась футболка Франа с перекошенной зеленой рожицей. Дверь кабины зашаталась. Парень вышел, что-то бормоча про передозировку, и отправился за главврачом. *** Как только Бела и Франа забрала скорая помощь, смута на кухне только усугубилась. Повара, потеряв своего шефа, метались по кухне, сбивая ложки, ножи, Тсуна не понимал, почему ему не приказывают, Дино залетал и залетал в кухню, швыряя блокноты, исписанные заказами многочисленными посетителями, поток которых не прекращался. Напротив, они забили все залы, и паника поваров превратилась в клубы дыма сгоревших блюд. — Хватит! — гордо вошла Лар, беря ситуацию в свои руки. — Просто продолжайте чертову готовку! Что за несобранность, разве этого заслуживает наш ресторан?! Немедленно прекратите! Все резко стихли, но лишь потому, что голос Милч их на раз оглушил. Но Леви, наслаждаясь влюбленной глухотой (и слепотой) поднял руку вверх: — Я согласен! И я даже могу заменить этих чудиков! Вот вы, Лар Милч, часто меня напрасно недооценивали, а я между прочим, очень хороший повар, очень хороший мясник, очень хорошо готовлю, у меня есть дисциплина, я, — Леви захлебывался, — очень хорошо все делаю, я буду вас во всем слушать и следить за этими… Если вы разрешите мне стать шефом, пока их нет! — «и надеюсь, не будет», — прибавил он про себя. Лар посмотрела раздраженно на Леви и кивнула: — Хорошо! — и, незаметно вздохнув, подошла к плите. Леви старался вкладываться по полной, для него это было очень и очень ответственным решением, он пытался всеми силами показать на что он способен… Однако, от нервов у него все выходило едва ли не хуже, чем у Франа. Он взвалил на себя слишком тяжелую ношу. Леви окончательно отчаялся. Он нутром чувствовал все злые взгляды и укоризненные, посылаемые ему Милч. Он не справился, он провалил свою миссию доказать, что достоин ее доверия больше, чем другие. Бедный повар не мог примириться с тем, что он сделал с ее законной кухней… Он не мог произнести ни слова от ужаса, а лишь сидел на лавке перед рестораном и думал, как же возвращаться обратно с чистой совестью. Тоскливо и уныло он переводил взгляд от фонтана и на цветочные клумбы… Пока его не осенила гениальная мысль. Леви уже очень давно собирался подарить Милч букет цветов, но не знал, как это сделать, потому что ему не хватало смелости. Дверь на кухню отворилась, и Леви вошел с улыбкой на лице. Немного робкой улыбкой. Оглядев кухню, он подошел к Лар, которая стояла возле плиты и сама переделывала испорченный Леви заказ. — Это вам, Лар Милч, простите меня, пожалуйста. Лар оглянулась, посмотрела на цветы и немного удивилась. — Зачем? — коротко поинтересовалась она и милостиво приняла. Приоткрыла красивую упаковку и под пристальным взглядом Леви, который пытался прочитать хоть какие-то эмоции в лице Милч, но та лишь осмотрела цветы… И неожиданно ее привычно сердитое лицо исказилось… В уголках глаз показались слезы, она поднесла руку ко рту… Леви вытянулся во весь рост, он просто не мог поверить в то, что реакция будет столь бурной. Лар поднесла руку к покрасневшим глазам и… — Апчхи! Леви, а зачем это? Спасибо, но ты бы лучше свой заказ побыстрее начал исправлять, — поставила букет в вазу и с равнодушным видом вернулась к работе. Леви разочарованно вздохнул, про себя решив, что она просто не хочет выдавать то, что ей понравился букет прекрасных белых лилий. Смешивая свежий и ароматный шпинат с лимонным соком, Леви задумчиво обернулся на Лар Милч. Та стояла и спокойно украшала креветками салат… Неожиданно Лар отвернулась и, вынув из кармана чистый платок, поднесла к глазам… Леви шокировано повернулся к зашипевшему шпинату… Он не мог понять, что произошло. И почему Милч плачет… Неужели, из-за его подарка? Расстроенный, он торопливо выложил на блюдо тонкие ломти вяленой говядины насыщенного розового цвета и раздраженно перевел глаза на лилии… Он так и знал, что не нужно было этого делать. — Ну нет, я не могу так больше, — неожиданно прорезался голос Лар сковзь тишину. От неожиданности притихший в углу с ножом Тсуна вздрогнул. Ямамото улыбнулся: — Ахаха, у вас что-то случилось? — его счастливый тон звучал неуместно. Лар снова поднесла платок к глазам, сердце Леви екнуло. Он почувствовал, что больше так нельзя… — Да выкиньте вы этот чертов букет! — закричал он. — И так понятно, что все это из-за него… Лар посмотрела на Леви, и тот покраснел от своей наглости. Он ждал чего угодно, того, что Милч начнет ругаться, кричать, но только не холодного ответа: — Точно, ты прав… Это же букет лилий… — вынула его из вазы, и слезы покатились ручьем. Принявшись растирать торопливо глаза, она пробормотала: — Мне немного нехорошо… Вызовите скорую помощь, — и, сняв фартук, направилась в комнату отдыха. Руки Леви задрожали, он крикнул на попавшегося под ноги Тсуну: — Срочно вызови скорую! — и побежал вслед за Лар. — Луссурия, черт тебя подери, да дай ты мне нормально поработать! — закричал Скуало, нервы которого больше не выдержали Луссурию. Вернее нет, это был не Луссурия, а ком черных слез и соплей… Он имел столь жалкий вид, что даже его яркие перья на одежде как будто потускнели… Он отбивал у всех желание выпить. — Хорошо, что сегодня хоть кто-то кому-то даст, — Лусс сполз со стула, вдохнул, и Скуало скривился. Он сам не заметил, сколько он споил несчастному Луссурии. — А между прочим, Ску, меня сегодня бросили, — тихо проговорил он и поплелся к выходу. В этот момент за окнами ресторана раздались заунывные звуки скорой помощи, Лусс побледнел, качнулся на пьяных ногах, понимая, что все это происходит по его вине. И не своим голосом тихо прошептал: — Можно и мне скорую? *** — Мне кажется, вам уже гораздо лучше, — вынес сквозь зубы вердикт главврач. Бельфегор лежал, завернувшись в одеяло, и недовольно смотрел на него из-под сбившейся челки. Несколько минут их с Франом в не очень пристойном виде вытащили из туалета, выломав дверь, а когда их вели по коридору, они встретили Лар, которую провозили мимо них врачи. Она была очень бледная, однако глаза были открыты… Но они тут же закрылись, как только она увидела «кухонный кошмар». Фран поспешил успокоить её, что это ещё не ад, но она, судя по всему, не поверила и потеряла сознание. — Ещё одно происшествие с нашей помощью, и самочувствие у семпая совсем улучшится, станет просто прекрасным, да, доктор? — невинно заморгал глазами Фран. — Ну почему же, — натянуло улыбался врач. — Ему, действительно, лучше. Он здоров, всё хорошо, можно собираться, я вас выпишу, — его улыбка становилась всё шире. Фран захлопал в ладоши. — Отличная работа, доктор. — Лягух? — многозначительно поднял бровь Бел. — Ась? По домам, что ли… — Лягух? — Интересно, что свалило суровую Лар в наше-то отсутствие… — Фран задумчиво потер подбородок. — Наверное, работа совсем зависла. Они же совсем не умеют работать, — нагло рассуждал Фран. — Всё пошло под откос, начало гореть и убегать, наглый самоуверенный Тунец таскает фрукты, глупый Бьякуран поедает взбитые сливки прям из баллона, таскает орехи из теста грязными руками, — Фран мрачно сглотнул и театрально покачал головой. — Нехорошо это. Пора наводить порядок там, семпай, слышите? Я переночую у вас. Бельфегор с радостью глянул на него. — Стоп, не обнадеживайтесь. У меня пустой холодильник, а у вас всегда есть еда. По этой причине я останусь у вас, а не то, что вы подумали. Фран, действительно, поехал к Белу, но всё оказалось совсем иначе, нежели представлял себе повар. Фран лежал посреди его постели, смотрел телевизор, а он делал ему запеканку на подкашивающихся ногах и носил в постель… Потом он побежал ему в магазин за виноградным соком, но оказалось, что Лягушонок хотел яблочный. «Зеленая трясина» — приговаривал Бельфегор, поднимаясь по крутой каменной дорожке к своему дому. Голову ломило, и мир вращался перед глазами. — Понимаете, я бы мог остаться, — рассуждал Фран, когда утомленный Бел валялся рядом с мокрой тряпкой на голове. — Но моральные принципы у меня тоже как никак имеются. Как я мог оставить больного коллегу… Фран сорвал мокрую тряпку с головы Бела и вытер ей руки. — А чай где, я что-то не понял, семпай? Бел со стоном поднялся и стал искать ногами тапки. — Фран, ты меня хоть любишь? -А, да, люблю чай послаще, — воскликнул Фран, и Бел устало завалился обратно на кровать, устало хныкая.