Funny Farm

чем быстрее начну, тем быстрее и закончу с ним

Домой идти не хотелось, я решил остаться в больнице и устроить себе экскурсию по этажам. Весь комплекс состоял из множества корпусов и пристроек к ведущим отделениям. Сейчас я находился в 22 корпусе — это был самый центр всего хаоса, творившегося здесь. Каждый корпус состоял из трех этажей, на каждом этаже находилось десять комнат, помимо комнат, на первом этаже находилась столовая, санитарный кабинет, душ, а так же комната свиданий (место, в котором больные могли пообщаться со своими родственниками один на один или, в случае тяжелого заболевания, при санитаре). На втором этаже располагался кабинет заведующего 22 отделением, а так же и всем сооружением психбольницы. Кабинет Уильяма Томлинсона. Второй этаж мне нравился больше всего, хоть там и были стены, покрашенные белой краской, которые наводили безнадегу, зато на стенах висели плакаты с кричащими заголовками: «КУРЕНИЕ УБИВАЕТ!», «СКАЖИ НЕТ НАРКОТИКАМ», «БЕРЕГИСЬ, СПИД!» — и все такое в духе оздоровительного призыва. Эти яркие плакаты были не единственным превосходством второго этажа над всеми остальными, также, напротив комнат для больных, находилась комната, в которой лежали тетрадки и альбомы, карандаши и ручки, акварель и кисточки, а рядом с этой чудесной комнатой находился зал со множеством стульев, все они были направлены к стене, на которой висел небольшой телевизор, показывающий новости. На месте тех, кто выбирал программу, что будет идти по телевизору, я бы выбрал музыкальный канал, чтобы вместо уставшего голоса ведущей новостей, пациенты слышали музыку: веселую или грустную — это не важно, главное само восприятие. Я уверен, что с музыкой, процентов 30 душевнобольных бы выздоровели. Осмотрев второй этаж, я поднялся еще выше — на третий. Немного о том, как распределяют больных по этажам: 1 этаж — пациенты с острыми заболеваниями. 2 этаж — пациенты, идущие на выписку. 3 этаж — хроники, или те, кто страдают заболеваниями, от которых невозможно вылечиться, поэтому комплекс становится для них родным домом. На третьем этаже, как я знал, находился Луи Томлинсон — мой подопечный и брат заведующего, такому исходу я не были ни капли рад. Как долго здесь находился Луи, чтобы попасть на третий этаж и стать хроником? Больничную карту парня я не стал читать, так как решил, что не буду судить о человеке по его прошлому, возможно не стоит судить даже по его настоящему, посмотрим, что будет после нескольких месяцев моей с ним работы. я слишком самоуверен? Нет, знаю, я не здраво мыслю, ведь, наверняка, с каждым из хроников находилось бесчисленное количество психологов и психотерапевтов, что были и по опытнее меня, но я не случайно взял именно Луи… Это чувство, будто нас что-то связывает, будто я смогу помочь ему, а он… мне. На третьем этаже ничего интересного не нашлось, лишь десять похожих комнат и привычный проход, что закрывался на ключ, идущий в соседний корпус. Ключей у меня не имелось, следовательно моя экскурсия по отделению была закончена, но домой все равно не хотелось, там было слишком одиноко и грустно, так что я решил посетить своего подопечного, хотя сегодня этого и не требовалось делать, но все же, чем быстрее начну, тем быстрее и закончу с ним. Комната номер семь. Подпись снизу «Луи Томлинсон, 24 года», парень оказался намного старше, чем я себе представлял, возможно, отсутствие волос на голове делало его похожим на подростка. Дверь, ведущая в помещение, была приоткрыта, поэтому я решил зайти без стука. Теперь я понял, почему Луи сошел с ума, конечно, находясь в такой комнате, я бы тоже свихнулся: белые стены с окном в пол стены, на котором стояли решетки, белый потолок, пол, выложенный белой плиткой, и железная кровать с белой простыней, наволочкой и подушкой. Слева от главного входа, где я стоял все это время, была еще одна дверь, ведущая, скорее всего, в туалет. Дернув за ручку двери и поняв, что в туалете тоже никого нету, я вышел из комнаты, направляясь к лестнице. В моих планах было найти хоть одну живую душу (никого на третьем этаже не было, даже в палатах, что очень меня удивило), чтобы спросить, где находятся все пациенты и Луи Томлинсон в том числе. Спускаясь по лестнице, меня сбил парень, что бегом бежал на третий этаж. На нем был медицинский халат, значит он являлся санитаром, что несказанно порадовало меня. — Хэй, постой! — Крикнул я блондину вдогонку, но парень, похоже, не услышал меня, продолжая стремительно бежать по ступенькам. Мне ничего не оставалось, как побежать за санитаром наверх. — Да подожди! — Наконец-то парень обернулся, изгибая бровь в недоумении. — Чего тебе? — (как вежливо…) — Ты бы не мог мне сказать, куда делись все пациенты из своих палат? — А, так они в столовой, это на первом этаже, — блондин улыбнулся и подошел ко мне, — ты у нас новенький? Я — Найл Хоран, санитар, — он улыбнулся и протянул мне руку. — Я — Гарри Стайлс, психолог, ищущий своего подопечного, — пожав его руку, ответил я. — Кто твой подопечный? — Луи Томлинсон. Он тоже в столовой? — Услышав имя моего подопечного, Хоран немного помрачнел и глубоко вздохнул. — Да, он в столовой, но можешь не торопиться, он не скоро оттуда выйдет, — еще один тяжелый вздох и взгляд, уткнувшийся в пол, — ты ведь… сам его выбрал? — Найл, как я понимаю, Луи тяжелый случай, но не переживай за меня, а уж тем более за Луи, он в надежных руках, — я улыбнулся, блондин — тоже, - ой, а ты кажется спешил, да? — Глаза парня округлились, он ударил себя по лбу, попрощался со мной и побежал быстрее прежнего. Идя вниз по лестнице к своей машине, я раздумывал о том, что говорил Найл. Да, я знаю, будет не легко, и слова санитара меня нисколько не удивили, но вот почему Луи должен долго быть в столовой и Найл сказал это как очевидный факт — не понятно. Пищевое расстройство? Вполне может быть, с его то худощавым телом. Выйдя на улицу и забрав свою сумку, в которой находился мой завтрак, обед и ужин — 4 банана (Скудно? А нифига, обожаю бананы), я вновь вернулся в больницу, направляясь в столовую. На первом этаже чем-то ужасно воняло, этот запах вызывал у меня рвотный рефлекс. Пройдя чуть дальше, я понял, что этот запах тянулся из столовой, хоть нос зажимай. В столовой стояло семь столов, за каждым из которых сидело по четыре человека, и над каждым столом возвышался один санитар, следящий за тем, чтобы каждый съел все, что лежало у него в тарелке. А в тарелке у них лежало нечто не съедобное. Что это? Зеленая жижа с желтыми крапинками? Да лучше бы я съел сушеного кузнечика, чем эту гадость. Оглядев весь зал, я заметил знакомую лысую макушку. Луи сидел за самым дальним столиком, а вместе с ним еще двое мужчин и один санитар. Я направился к этим четверым. — Здравствуйте, я — психолог Луи Томлинсона, Гарри Стайлс, — мы пожали руки, но представляться этот санитар не стал, — вы бы не могли оставить этот столик, я послежу за всеми тремя, чтобы они все съели, — сделав милое личико, я сделал шаг вперед к санитару, сокращая расстояние между нами, от этого санитар сделал шаг назад и отдалился от стола, далее обвел всех троих мужчин неодобрительным взглядом и ушел, выполняя мою просьбу. — Приветик, — я широко улыбнулся и сел на четвертый свободный стул за столом, — ну и гадость же вам дают, — продолжил я, зная, что мне не ответят. Складывалось такое ощущение, что каждый из пациентов психбольницы хранил обязательный обет молчания. Я заметил, что никто за столом даже не притронулся к своей порции. Мне стало жалко этих мужчин и на ум пришла хорошая идея, ну, хотя бы лучше, чем ничего. Я открыл свою сумку и вытащил оттуда связку из четырех бананов. — Надеюсь, бананы вы едите, — я протянул каждому по банану, и смог наблюдать то, как лица каждого из сидящий со мной больных, прояснилось и озарилось хоть и кривой, но улыбкой. Двое пациентов быстро почистили свои бананы и за раз съели целиком, это бесконечно меня порадовало, кроме того, что мой дорогой Луи даже банан в руки не стал брать. — Луи, девочки на кости не ведутся, им нравится подтянутая фигура, а если ты не будешь совершенно ничего есть, то станешь анорексичкой… — Никакой реакции на мои слова, совершенно. — Вот как, не будешь есть? Ну хорошо, тогда пока ты не съешь хотя бы кусочек банана, мы останемся сидеть в столовой. Вскоре я пожалел, что сказал это, потому что Луи так ничего и не стал есть, даже через два часа. Мое терпение иссякло. В столовой сидели лишь мы вдвоем, даже санитары покинули столовую, так что все, что я сделаю, останется в этой комнате и никогда не покинет ее. Какую бы хрень я не решил сделать. Я начал торопливо чистить банан, смотря в безжизненные глаза Луи. Дочистив его, я отломил кусочек, ближе придвигаясь к Томлинсону. — Давай, Луи, дорогой, кушай, — мне приходилось буквально запихивать ему в рот этот бедный кусочек, но зубы парня были слишком крепко сжаты, — Ну все, Томлинсон, я не собираюсь танцевать под твою дудочку. — Двумя пальцами я зажал нос парню и стал ждать. Через секунд 50 Луи не выдержал и открыл рот, глотая воздух. Я воспользовался этим моментом и впихнул кусок банана подопечному в рот. - Да! — громко крикнул я, ликуя, и поднимая руки вверх, — я победил! Моя взяла! — Немного успокоившись, в надежде, что никто не слышал мои крики, я вновь уставился на пациента, он же нехотя пережевывал банан с безразличным лицом. - Луи, давай, признайся, не ожидал такого? — Я подмигнул ему и радостно улыбнулся, в ответ, как мне показалось, Томлинсон недоумевающе посмотрел на меня, но возможно мне только показалось. Просидев в столовой чуть больше двух часов с Луи Томлинсоном, я все же заставил его съесть хотя бы кусочек банана. Этот раунд за мной, Луи, посмотрим что будет дальше. Ближе к ужину, я уехал из психбольницы к себе домой, в мир покоя и одиночества, в мир моего темного прошлого и возможного светлого будущего. Если же мое будущее не сложится, то я сделаю все, чтобы оно удачно сложилось у Луи. Нет, у обоих братьев Томлинсонов.