Imagine Stars

Artik & Asti - Тебе все можно (лучше поставить трек на повтор) Я даже не помню причину нашей ссоры. Нашей очередной войны, сменяющей минутное тепло между нами. Наш дом становится нашим полем битвы... Все чаще и чаще я не могу находиться здесь, потому что каждый миллиметр пастельных стен и полов напоминает о криках и едких словах, потому что мы никогда не боялись выкрикивать их друг другу в лицо. Мы слишком гордые, слишком самоуверенные. Я и Гарри - два огня, которые могут контролировать только они. Я - его пламя, а он - моё. Это так сложно, чёрт возьми! Иногда, кажется, что мы вот-вот убьем друг друга в порывах подогретых эмоций. Наверно, со стороны выглядит действительно нереальным то, что ни один из нас не истекает слезами, выпуская очередной крик или ломая очередную фарфоровую тарелку, но это не так... Все дело в той самой гордости, переполняющей в эти моменты наши личности. Она ломает потом, когда комната опустошается, умирает последняя нервная клетка или пропадает голос. Все называют нас безумцами из-за этого. Им кажется, что в наших отношениях нет ничего, кроме агрессии, но что они могут знать? Люди судят по тому, что видят, не желая вникать немного глубже поверхности. Они не могут понять физиологию нашей любви, и все же иногда мне кажется, что её и правда не существует, иногда я замечаю - мы - груши для битья друг для друга. Гарри разъяренно выкрикивает «шлюха» и бьёт кулаком по столу, заставляя все аккуратно составленное со звоном подпрыгнуть на месте. И я тоже еле заметно вздрагиваю, стараясь показать обратное и выкрикивая ответное «придурок», швыряя со стола хрустальный бокал с вином. Красная жидкость, словно кровь, растекается по светлому паркету, унося своими потоками мелкие осколки стекла. Взвинченные и разозленные я и он встаем из-за стола, держа все такое же расстояние с двух концов, пронизывая друг друга взглядом, как какие-то хищники, отвоевывающие свою территорию. - Ты никогда ничего не делаешь правильно, /Т.И/! Какая же ты... - я не даю Стайлсу договорить, кидая в него опустевшую тарелку, которая, тоже разлетается на осколки. Может быть, в спокойном состоянии я бы убила себя за это, но сейчас мне ничуть не жаль его или любимую посуду. Заслужил. - Это не я появляюсь на два дня дома и исчезаю на полгода, а потом вдруг появляюсь из неоткуда с царапинами на спине, а ты! Ты творишь за моей спиной все, что угодно, в то время, как я жду тебя, словно последняя дура, на этом чертовом свете! - Тогда как ты объяснишь те фотографии?! Так же, как и обычно, да?! С каждой секундой парень свирепеет все больше и больше, разбивая свою посуду мощным ударом кулака, после которого капли крови окрашивают белоснежную скатерть, точно так же, как и это проклятое вино. Складка между его потемневших зелёных глаз становится глубже и я замечаю, как сильно он сжал челюсть, стараясь не выдавать боли, нанесенной острыми осколками. Что-то щелкает внутри буквально сразу, я чувствую необходимость как можно скорее промыть и перебинтовать его раны; мой рот невольно приоткрылся, но не издал ни единого звука, превращая меня в статую. А он продолжал кричать, уже не понимаю что, потому что я устала. Больше не могу оскорблять его и обвинять в том, в чем сама не уверена. Мне нужно перевязать его руку, и не важно происходящее. Я медленно приближаюсь к Гарри, не различая пространства и звуков, вытягивая руки вперёд, чтобы коснуться его ладони, но он тут же убирает её: - Не прикасайся ко мне, - выплевывает брюнет и мгновенно покидает комнату. Сердце рассыпается на миллиарды частиц, ранящих сильнее любого стекла. Именно сейчас настал тот момент, когда я сломалась. Снова. Мы ломаем друг друга, как старые игрушки, не думая перед этим о последствиях и чувствах, делаем самое простое, оставляя труднейшее на потом. Собирать другого действительно тяжело, чтобы потом ранить снова и снова, будто бы это своеобразное хобби для двоих. Слёзы стремительно заполняют глаза, на редкость большими каплями скатываясь по щекам. «Не прикасайся ко мне». Эти слова многократным эхом отдавались в голове, пока я забегала в нашу спальню, скатываясь вниз по стене и вытирая руками лицо. Они несут нереальное количество боли в себе, потому что он сказал это так, будто бы я противна ему... Я слышу, как ломается мебель и бьётся стена в соседней комнате от осознания сказанного, от чего зажмуриваю глаза, закрывая рот, чтобы никто больше не слышал и моей боли. Стайлс без конца рычит и кричит, молотя кулаками стены, выплескивая остатки гнева на неё. Мне бы хотелось почувствовать его боль и сравнить со своей. Так, я была бы уверена в нашем равенстве. - Ненавижу тебя, Стайлс! Будь ты проклят! - задирая голову к почерневшему от сумерек потолку, чересчур громко кричу, после чего буря в той комнате резко прекращается и наступает мертвенная тишина. Часть меня начинает беспокоиться, а другая расслабляется, надеясь, что он ушёл до завтрашнего утра. Он не понимает насколько делает больно своими словами, резкими действиями и прожигающими взглядами; внутри все словно падает или даже сжигается дотла. Все же и я не лучше... Обвив колени руками, я опускаю голову, тяжело дыша и пытаясь хоть как-то замедлить сумасшедший ритм сердца, как вдруг дверь открывается, пропуская тонкую полоску света в спальню. В груди все более болезненно сжимается.. в сотни раз больнее. Кудрявый молча стоит в дверях несколько секунд, я чувствую его взгляд на себе, продолжая сидеть, сжавшись в комочек. Уходи, Гарри! Уходи... Я не хочу видеть тебя, ясно?! Худые ноги делают несколько шагов ближе, его крепкое тело возвышается надо мной, отбрасывая половину тени, сливающейся со тьмой. Он упорно продолжает смотреть на меня и, наверняка, не перестанет, пока не приму вызов; я поднимают щиплющие глаза на его лицо. - /Т.И/... Я... Я не это имел в виду... - рефлекторно проводя рукой по взъерошенным волосам, выдохнул он; его хриплый голос поглотило пространство, потому что Гарри сказал это слишком тихо, чтобы услышать из других концов комнаты. Я не пытаюсь как-то реагировать на это, пропускать мимо ушей, но щеки только сильнее начинают мокнуть от горячих слез; зарываю лицо в сложенные руки, пытаясь сказать ему, чтобы катится куда подальше. Но не могу произнести и слова, потому что чья-то тяжёлая рука сжимает горло настолько сильно, что ещё минута и я задохнусь. Гарри переминается с ноги на ногу, стоя рядом со мной, и я отчётливо могу слышать, как тяжело бьётся его сердце, и учащенное дыхание время от времени сбивается. И моё тоже. Вся моя колющая боль уходит куда-то не задний план и я начинаю чувствовать творящееся в его душе, от этого ещё труднее, потому что это моя вина. Моя... - /Т.И/... - ещё тише прошептал парень. Это стало последней каплей, держащей вторую волну моей истерики, после чего я завыла, словно волк, попавший в капкан. Гарри произнёс моё имя настолько чувственно и сожалеюще, что мысли о его второй грани стали казаться просто нереальными. Сейчас не верится в то, что это он поливал меня грязью невыносимую бесконечность назад... Это мираж. - Гарри... Он сел рядом, обвивая вздрагивающее тело руками и прижимаясь щекой к макушке, выводя тонкими пальцами круги на плечах и спине. Его действия постепенно приводят меня в чувства. Как странно, что мы настолько несовместимы и сочетаемы одновременно... В одну минуту мы ссоримся громче тишины, а в другую успокаивает друг друга в углу почерневшей комнаты. Больше похоже на ритуал, без которого все связи между нами могут бесследно оборваться. Дыхание постепенно выравнивается, я отстраняюсь от Стайлса, сквозь черноту всматриваясь в его глаза. Даже без света видно, что они покрасневшие от слёз; снова ком подкатывается к горлу. Кучерявый протягивает руку к моему лицу и большим пальцем вытирает дорожки от застывших слез, почти что сразу прикасаясь своими дрожащими губами к моим. Нет сил больше сопротивляться, отталкивать его... Ответить на поцелуй - все равно, что простить его без слов. И я ответила, чувствуя, как его осторожный язык нежно проводит по моей нижней губе, после чего острые зубы легонько покусывают её; я снова рассыпаюсь, на этот раз от его чувственности. Медленно он придвигается ближе, хватая меня за бедра и приподнимая, чтобы усадить себе на колени. Его спина чуть слышно врезается в стену, когда он откидывается назад, я же усаживаюсь поудобнее, чувствуя, как начинают гореть щеки. Каждый раз, как в первый. Парень аккуратно убирает мои волосы на правую сторону, оставляя на противоположной стороне ожоги от горячего дыхания и тёплые следы ото рта. Мы и правда безумные... Наши отношения - рай и военная территория. И как бы там ни было, они всегда сменяют друг друга. Той ярой злости и обиды будто бы и не было... Тела все плотнее и плотнее прижимаются друг ко другу, поцелуи углубляются, остаются багровые засосы на шеях, но на полу не так уж и удобно находиться в этом случае. - Давай... - переводя дыхание, запнулась я. - Давай перейдем на кровать? Тебе же наверняка неудобно, Хазз... Гарри поднял меня на руки, не желая выпускать даже на миллисекунду, не разрывая нашего мурлыканья. Положив моё тело на мягкую постель, он навис сверху, будто бы разглядывая меня с высоты, хотя я уверена, что мало чего можно увидеть только с крохотной полосой света, исходящей из-за приоткрытой двери. А он видит, и я вижу. Вижу его любовь, нежность и власть. Давно пора признать гордости, что я принадлежу только ему и только у него есть право делать со мной все, что угодно, но, иногда, все мы любим нарушать правила, не так ли? У него есть все права на меня, а у меня на него, как бы пошло это не звучало. Мне нравится целовать каждую родинку на его шее, пока он задыхается от моих действий, поглаживая под рубашкой выгнутую от наслаждения спину, пропускать длинные спутанные волосы сквозь пальцы. Он знает, что доводит меня до дрожи каждым своим действием. - Давай-ка избавимся от этого, - ловко расстегивая мелкие пуговицы на рубашке, хрипло усмехнулся брюнет. - Футболка тебе тоже не нужно сейчас. Его тело сводит меня с ума, я прокусываю губу практически до крови при виде подтянутого торса и чернильных татуировок, которыми он так любит украшать своё тело. Они идеальны... Идеально подходят ему, особенно мне нравится огромная бабочка и лавры, прикрытые... джинсами. От них тоже следует избавится. Хватаюсь за пуговицы, отстегивая их под очередной смех Гарри. Малышка, ты не терпелива, да, раздаётся голос среди белоснежных простыней. Да, мне не терпится, потому что в любую минуту я могу взорваться, Гарри, уж прости. Его пальцы на моих бедрах, они расслабляются, спустя несколько секунд вновь начав поглаживать кожу. Медленно. Мурашки бегут по спине, пока дыхания смешиваются, потому что он наклоняет голову еще ниже к животу. Я чувствую, что вновь начинаю загораться, когда его губы касаются кожи. Одними действиями он может заставить меня достичь окончательной «остановки». Это одна из многочисленных особенностей Гарри. Для меня он особенный парень. Бесконечные потоки стонов разливались по комнате, пока мы путались в собственных телах, извиваясь словно змеи; получая сравнимое с Раем удовольствие. Тяжелое биение сердца постепенно утихает; пальчики обводят татуировки на его груди, параллельно оставляя крохотные поцелуи на тех же местах. И Стайлс потихоньку засыпает, укрыв наши обнаженные тела одеялом, оставив свою руку покоиться на моей талии. Не зря говорят, что мы безумны… Безумцы любят друг друга сильнее других.