***
О сути. Тэ еще не привык к новому соседству. Он выходит прогуляться, потому как Юнги готовит бульбулятор и готовится отправиться в страну чудес, а Намджун спокойно качает головой и продолжает корпеть за бумагами. Как будто все нормально и замечательно. Пусть придерживаются своей гармонии и дальше. Великое переселение народов, случившееся неделю назад, вывернуло повседневность Тэхёна наизнанку и сильно поменяло приоритеты с заботами, втиснуло флаг растафарианства на стену и принесло мириады новых запахов и звуков. Но это полбеды. Хуже всего примириться не к самой повседневности, а к тем особенностям, которые несут в себе новые соседи. Шуга ходил нещадно обдолбанным первые двое суток, но потом попался. Поначалу он не хотел выслушивать сопли Тэхёна, но сделал милость, потому что тому нужны были «умные уши». А кто как не Юнги, а? И он дожидается последней точки в эмоциональной речи, но воспринимает все молча, только причмокивает губами и о чем-то задумывается. Но именно молчание дает Тэ понять, что он влип по самые уши и пора составлять завещание. Заниматься ссыханием по утерянной любви и впадать в депрессию Тэ тупо некогда, потому что с Юнги не соскучишься. Он преследует Тэхёна и наказывает морально, он доёбывается до каждой мелочи и доводит до белого каления, но не нахально и беспочвенно, а всегда за дело и тонко. Тэхёну нечем крыть, и Юнги выходит из битвы победителем. Каждое возвращение в комнату после десяти карается вопросом с тематикой: «Ну и сколько заработал?», попытка посидеть за компьютером сопровождается довольным: «Что там новенького на Порнхабе?». Или чего хлеще, когда Тэ выходит из душа, а Шуга после рассматривает его ладони и говорит: «Смотри-ка, Намджун, не такие уж и волосатые». Ну, всем известна эта народная мудрость. А Тэ краснеет и не смеет парировать. Для него становится невыносимым то, что Шуга свободно рассказывает Наму о Чимине, мол, они так веселятся на работе, с Хосоком у них все обалденно и жизнь классная штука – все налаживается. В таких случаях Тэхён выходит из комнаты, громко хлопая дверью, а Шуга дожидается, пока тот отойдет подальше и смеется. Смеется горько. Ему жалко всех этих дурачков и их вавилонского образа жизни. Конфликты нагоняют на Юнги тоску, песни не пишутся, а тут еще сессия привалила – и стало совсем худо. Над Тэхёном и то издеваться становится лень. Что касается Намджуна, то он оказывается приличным и вполне адекватным парнем, если не считать того, что он снес полки в ванной, успел разбить лампу и потерять фирменный значок Шуги, слетевший после отбора вещей в стирку. Сегодня в комнате, заваленной кипами одежды и прочим, где вообще не перелезть без мата и ходуль - качает рэп с колонок microlab, притащенных Шугой. Трэк плавно перетекает на «ASAP Rocky – Peso», Нам читает тексты Юнги и что-то исправляет: сам вызвался помочь. А Шуга сидит на полу по-турецки и колдует, готовится расчистить чертоги разума перед завтрашним экзаменом. Аккуратно разрывая свеженький пакован травы, он качает головой в ритм музыке и, прикрыв глаза, спрашивает: - Ну, так где мой значок, бро? - Тот, с цветастым львом? – аккуратно спрашивает Намджун, оборачиваясь. - Не понял, - не отрываясь от ритуала вещает Шуга, - ты еще какой-то посеял? - Да нет, - спешит заверить Намджун. - Чтоб оба нашел, - мирно приказывает Юнги. – А не найдешь, не вздумай бежать заграницу, потому что я тебя из-под земли достану и все равно заставлю найти. Намджун вежливо улыбается, а затем забывает вернуться к проверке. Второй раз он наблюдает, как Юнги переходит из одного состояния в другое, из измерения обычной реальности в то, где сплошной позитив. На Юнги бесполезно катить бочку и читать ему нравоучения. И, черт его возьми, что бы он ни делал, ему все идет. Не в том смысле, что подлецу все к лицу, в Юнги нет ничего лишнего, по крайней мере пока Намджун очарован им полностью. Нежно-розовые влажные губы Шуги мягко обхватывают широкую трубку, тонкие пальцы подтягивают зажигалку, и он делает первый осторожный вдох: подкачивает давление в сосуде. Затем ждет, пока травка разгорится как следует. Тягучая медлительность в движениях, застывшая тень на полусогнутых пальцах. Далеко не в первый раз, но впервые перед Намджуном таким образом. Юнги втягивается всерьез и, держа дурманящее облако в глотке, выразительно нахально смотрит на младшего, задрав голову. Ему все равно, что он скажет, он должен понимать, что между ними не только пять шагов в комнатных масштабах. Пар расходится с выдохом, впитывается, и сквозь него Шуга продирается в персональный космос. Он улетает неторопливо и со смаком, затяжка за затяжкой. Потом смеется, бормоча себе что-то под нос. Намджун присыхает к месту и долго не может ничего возразить. - Хочешь попробовать? – и уголки губ Юнги быстро плывут вверх, взгляд превращается в тихий лунный блеск над сонной долиной. – Обалденно вставляет. - Нет, спасибо. Ты же знаешь, что я такое не употребляю, - отмахивается Нам и заставляет себя таки отвернуться. Но сердце у него колотится как сумасшедшее. – Мне нравятся твои песни, я только в последней кое-что… Но он не успевает договорить: Юнги разворачивает его стул, садится к нему на колени и дерзко хватает за воротник, похищая личное пространство. - Ты… чего? – выдыхает Намджун, упираясь в чужую грудь руками. - Хотел кое о чем предупредить, - Юнги наклоняется еще ближе, дышит Намджуну прямо в губы. – Даже если я под кайфом, я хорошо соображаю, чувак. Поэтому не пялься на меня так и не представляй нас где-нибудь в домике у моря с тремя детьми. Во-первых, Юнги легкий, во-вторых какой-то совсем одурманивающий, когда настолько близко. Намджун сдвигает брови и улыбается, с удовольствием отмечает крохотную соблазнительную родинку на левой щеке сахарного лица и сухо спрашивает: - Неужели ты подумал, что нравишься мне? Растерянность промелькнула на доли секунд. Юнги шмыгает носом, будто разочаровавшись, отпускает Намджуна и слезает. - Вот не люблю пиздаболов, - говорит он, опасно прищурившись. И они расходятся, посмеявшись и обменявшись любезностями, как отличные игроки в покер после игры. Да, здесь тоже здорово блефуют и не без удовольствия.***
Чонгук целует сильнее, выдирая из груди Тэ многозначительный стон. Стоило взять у отца машину, чтобы прокатить Тэхёна, а затем остановиться на обочине для разговора. Теперь жарко. - Перестань, - мычит Тэ, слабо отпихиваясь. - Я не хочу. - А я хочу, - рычит Чонгук, кусает его в шею и тянет руку к ширинке. Тэхён борется недолго и галочки ради. Затем они оказываются на заднем сидении, где тесно, но вполне сносно, если быть сложенным Чонгуком вдвое. Каждая встреча оканчивается сексом или около того, и Тэ усмехается: - Я снова зря одевался. - Не проблема, - ухмыляется Гук, рьяно расстегивая чужую кофту и прощаясь со своей. Штаны снять вообще плевое дело. На притягательных бедрах Тэ остаются пурпурные «дизели». - У меня такие же боксеры, только красные. И их тоже не стало. Соприкосновение кожи взрывает в груди по два солнца, как в легендах. Необузданные поцелуи, нескромные предложения грязным полушепотом на ушко. Чон заставляет Тэхёна чувствовать себя желанным и необходимым, всякий раз, когда они остаются наедине. Исключительно в их мире нет ничего отвратительного и непристойного, только зашкаливающая амплитуда дыхания и палящих касаний на графике двух тел. Как всегда подготовлен, горяч и безжалостен. Чон Чонгук выжимает возможности Тэхёна по максимуму, он лелеет его тело поцелуями в духе лучших романтических фильмов. Тэхён ласкает глазами гладкий потолок, рукой – собственные соски. Блаженство до поры до времени. Затем Гук грубо тянет его за волосы и, присев, ждет приятного. Минет Тэ делает неторопливо и всегда качественно, глубоко до кашля после и безошибочно вкусно. Сейчас он не думает о Чимине, Хосоке, об Аиде-Юнги и том, как повернется жизнь. Поворачивается он сам, встает на колени, чтобы ягодицы сжали две мощные руки, чтобы чужой язык прошелся по копчику и спустился ниже по впадинке. Тэ ударяется лбом о стекло, оставляя влажный след, и замечает, что по периметру все уже запотело. Римминг в исполнении Чонгука – это купание в вине с экстази и световое шоу при закрытых веках. Тэхёна качает и штормит, он чудом не соскальзывает вниз, дышит, кроша легкие на отрезки. Гук шуршит над распаковкой презерватива, щедро делится смазкой и вставляет сразу три пальца, чтобы услышать бодрящий возглас неожиданной боли. Тэ выпячивает зад, прогибаясь. Слышится мурлыканье и тонкий смех: Тэхён ожидал большего. Чонгук в силах дать ему это. Прижав голову Тэ к сидению, он помалу входит в него до основания, закусывает губу от того, что дико хорошо. С поясницы к шее Тэхёна по позвоночнику можно пускать лодочки, но Гук предпочитает пальцы, он растирает ему спину, пока насаживает на себя. Чонгук много чего передумал за прошедшие дни. Только одного не понял: что его приклеило к Ким Тэхёну, когда вокруг столько парней. Почему прекратились походы по клубам в одиночку и отчего не цепляют другие, молодые, горячие, с ветром в головах. Тэхён ведь не такой, он как только что испеченный эклер, благородно-кремовый и нежный, почти богемное создание. Такой типаж Чонгука раньше не интересовал. Ответ очевиден до горечи: Чон нашел свой императорский идеал, себе под стать. …Автосалон пахнет хвойным освежителем, тело Чонгука остатком свежих терпких духов и им же - Тэхёном. На двоих разделено преступление и наказание. Видимо, Тэ чему-то научился у Чимина, если сгиб его колен прижат к плечам Чонгука, хорошая растяжка. А младший вошел в раж, но не оставляет засосов, только ощущение, что мир рассыплется после того, как он выйдет. Что-то знакомое проскальзывает в глазах Чонгука, поблескивает из-под его влажной косой челки, где-то Тэ это уже видел. Чувствуешь себя как дома. Гук стирает его мысли поцелуем и толкается последние разы, специально неторопливо. Секс выматывает Тэ окончательно, он с трудом забирается обратно в одежду и, привалившись к плечу Гука, как раз спрашивает: - Что мне делать? В полутьме видна только подсветка приборной панели, снаружи почти отсутствует движение. Тэхёну кажется, еще чуть-чуть молчания, и он рентгеновским зрением увидит себя изнутри. - Ты собираешься отвечать? - Поехали ко мне? – устало шутит Чонгук, наперед зная, что будет отказано. Хотя, он просто не настаивает. – Ах да, у тебя комендантский Юнги-час. - Отъебись, - кривит рот Тэ. - Ты знаешь, что я имею в виду. - Как раз в том-то твоя проблема, Тэхён, - взяв его за подбородок, говорит Чон. – Ты не знаешь, что имеешь в виду, потому что не знаешь чего хотеть. Любил бы Чимина – был бы с ним, ну или с Хосоком. То, что ты здесь со мной – только твой выбор, я наручниками тебя не приковывал. Образно выражаясь, конечно. Правда режет по глазам. Чонгук нигде не фальшивит и придерживается своей позиции главного. И Тэхён улавливает, что именно это и есть его наручники – желание быть «снизу». Что, естественно, касается не только физической близости. Фрейд был бы счастлив помочь. - А ты почему со мной? – интересуется Тэ, глядя младшему в глаза. - Я? Чонгук отворачивается, чтобы протереть окно ладонью. Там другой край пустынной дороги. Жить восемнадцать лет, чтобы очутиться в машине с парнем, который задает глупые вопросы, с парнем, который не выходит из головы. Наверное, некоторые чуть подслеповатые кроты. - Я просто хочу быть рядом, Тэхён, - отвечает, наконец, Чонгук и, взъерошив ему волосы, перелезает вперед, чтобы усесться за руль. – Тебя надо в Красную Книгу. Ты все-таки существуешь. - М? – округляет глаза Тэ и видит улыбку Чонгука в зеркале заднего вида. - Ты Марти Стью, тебя реально все хотят. Раньше я думал, что так не бывает. Но знаешь… Все чувствуют по-разному, наверное, в этом вся соль-боль. Остается только понять, кого хочешь ты. И Тэхён оставляет реплику без ответа.