Лишних нет.

Покупатель спрашивает одно, а Юнги отвечает совсем про другое. Не из-за кайфа и подступившего вертолета к голове. Ему похуй вообще, что от него хотят. Облокотившись о витрину, он невнятно говорит: - Какой бы искусственный член ты не выбрал, ни один не заменит настоящего. Учти. Его окликают позади. Шуга по привычке срывается: - Тихо, Чимин! - Я не… - щуплый паренек позади разводит руками. - Ах, блядь, точно! - громко и с досадой подмечает Юнги, пока прибалдевший клиент ретируется к выходу. – Извини, дружище. Юнги моргает влажными глазами и идет в подсобку. Работа не клеится, жизнь не клеится. Середина августа, середина ночной смены. Все коту под хвост. А потому что Чимин вот уже как две с половиной недели не напарник, не товарищ и редкостный пиздюк, который даже адреса не оставил и на звонки не отвечает. А Шуга не дергается из принципа, ждет – позвонит ли, заговорит ли у мелкого совесть. - Ни-ху-я, - вслух отвечает мыслям Юнги. – А чего я, собственно, ждал? Что смогу сделать их всех счастливыми? Что этот говнюк прозреет? Все они? Джа, за что мне это наказание… Когда только до Шуги дошло, что Чимина нигде нет, а после шеф показал заявление «по собственному желанию», тотально накрыла безысходность и какой-то необъяснимый ступор. Юнги стало беспросветно жаль, что он не почуял этот момент и не остановил Чимина, не дернул его за руку, не спрятал от самолюбивых сволочей, не доигравших в яслях в дочки-матери. Найти его будет проще простого и легче легкого, правда. Один звонок и дело с концом. Но тогда получится, что Юнги навязывается и сует нос туда, куда не просят. Если бы Чимин хотел его оповестить, ему бы ничто не помешало, кроме собственной скромности, разве что. Если он решил уйти по-английски, то так тому и быть. Насильно мил не будешь. Только Шуге и на подобные умозаключения похуй. Завтра. Завтра позвонит и вытащит Чиму из любой дыры, поможет, чем сможет и даже ругаться почти не будет. Времени прошло достаточно, малой не будет против. Да и кто его спрашивать-то станет. Юнги никто ни о чем не сообщал со стороны. Намджун, конечно, не мог знать, Тэхён прятался как задолжавшая шлюха где-то у своего Чонгука. А Хосок… Хосок как-то встретился в университетской уборной. Шуга только презрительно посмотрел на него и покачал головой. Слишком многое тогда вертелось на уме, не созрело до высказываний вслух. Все повели себя так, словно им стыдно. А Юнги знает, что Чимина пожалели от души, заплевали этой жалостью, но ни один не ринулся следом. И кроме как одарить всех заносчивых пиздодельных молодцев ненавидящим взглядом, Шуга больше ничего не смог. Если бы только Юнги знал, он бы наплевал на запись в студии в тот день, послал бы будущую карьеру куда подальше. Ведь такое ничего не стоит, если ты сам не человек, а дерьмо на ножках. Столько сожалений, столько упущенных возможностей! Почему-то Шуга уверен, что Чим не пропадет, всякое бывало. Он единственный, кто был в курсе о его прошлом практически с самого начала. Чимин разболтался как-то раз в ночную после пары глотков тайно притащенного Юнги коктейля. Юнги обнял его, погладил по голове и тысячу раз извинился. А такое происходит раз в год от силы. Потому что Шуга редко ошибается. Теперь он ошибся. Спустя пять минут он достает еще один сюрприз в пакетике и чуть позже делает себе ужасно больно, во вред и под действием наркотиков. Потому что накопилось за эти недели многое. Такое умалчивать можно годами – никто и не заметит. А потом разом обрушивается цунами и никто не понимает отчего. ...С удушающим садизмом Юнги хватает напарника за волосы, толкает на диван, впивается в его губы и хватает за член. Как-то же получалось раньше трахаться без обязательств, и сейчас получится. Слишком худенький и слабый, не похожий на Чимина, ни на кого вообще, молчит и подрагивает разбитой губой: потому что не поддавался сначала. Шуга бы точно сотворил катастрофу, если бы в один момент его не оттащили назад и не припечатали наглухо к стене, не встряхнули несколько раз. - Что ты делаешь?! Пьяный потерянный взгляд, мельком и чуть левее захват пространства, в котором испуганный мальчишка подбирает с пола рваную футболку и бежит прочь. - Юнги, блядь, что ты делаешь?! Звук как из трубы, Шуга с трудом настраивается. На синеющих губах кривая ухмылка. Он переборщил. Он позволил себе прикупить редкостную дрянь, не у своего поставщика, специально. Даже скалы подтачивает вода. И тут его начинает прижимать кошмарный отходняк, частым содроганием мышц. Одна сплошная чернота в радужке, ни намека на темно-шоколадный карий. Намджун ждет, пока Юнги отдышится. А тот не может, он начинает задыхаться, его ноги подгибаются, пальцы впиваются в плечи Нама. Что-то колотит в макушку, в тон ошалевшему сердцебиению. А в следующую минуту цветное полотно перед глазами пропадает, потому как Юнги сливается с ним воедино. Около полудня он просыпается медленно и неохотно, но не приходит в себя. Он не хочет быть с собой в мире, который вертит его на оси и ничего не дает, кроме боли. Которую удавалось прятать каким-то образом. И удастся еще, потому как вроде бы и полегчало. - Впервые, - сипло выдыхает Юнги. - Что? – Намджун сидит рядом, держит его руку в своей. - Впервые я испугался, что сдохну. В гребанном секс-шопе. Они немного молчат, Юнги сжимает ладонь Намджуна сильнее, переживает, а потом успокаивается. Может быть, он думал о переменах: Нам не интересовался. - Врачи сказали, что это амфетамин, - хмурится Намджун. – Чем ты думал, Юнги-я? - Я не знаю, Намджун, - еле ворочает языком Шуга, облизывает сухие губы. - Почему я не могу позволить себе быть такой вертлявой принцесской как Тэхён, а? А Чимин? Что еще за игры в прятки? - Это не повод убивать себя, хён. - Я и не убивал, размечтался тут! - пробует перечить Юнги и кряхтит в безуспешной попытке присесть. - Просто поставщик подонок. Когда я доберусь до него, он будет землю жрать, сука. Я его раздавлю. - Ты же говорил, что только травка, - вздыхает Ким. - А ты тут торчишь, чтобы проповеди мне читать?! Самое время. – Шуга обижается, замолкает, вырывая свою руку из плена. Сколько раз именно Нам видел его таким тряпочным? И ничего же, не задевает. - Спасибо, кстати, что не бросил там. - Не благодари, не тот случай. - Блядь, я того беднягу сильно отделал? – пугается Юнги, припомнив. - Нет, только губу разбил, насколько я успел заметить. Но что точно могу сказать: у тебя скоро будет новый напарник. Шуга закрывает лицо ладонями и тяжело дышит. Ему стыдно перед собой, в первую очередь. Он изменил себе, позволил чувствам одержать верх над разумом. Но тут же случился катарсис. Вот оно: решая проблемы других, Юнги всегда немножко помогает и себе. И пусть Чимин ни разу не объявился и не дал о себе знать, это не значит, что он не хочет ни с кем видеться. Четко нарисовалась схема действий. - Есть хочешь? – беспокоится Намджун. - Пить. - Только сначала давай медсестру позовем, пусть капельницу снимет. Она приходит, покачивая бедрами, вежливо улыбается и сообщает, что здоровью Юнги ничего не угрожает, еще часик-два отдыха – и он свободен. Он и так знает. Ее шикарная фигура загораживает Шуге Намджуна, поэтому кажется, что тот весь в восхищении. И Юнги начинает задумываться: реально засмотрелся или просто подыгрывает? Когда женщина уходит, Нам наливает из кувшина воды, и Юнги пьет. Здесь очень не хватает бутылки 0,5 л. Пальцы Шуги все еще дрожат, он проливает воду на подбородок, фокусирует уплывающий взгляд на пристально наблюдающем Намджуне. - Когда ты пялишься, я не могу пить нормально. Отвернись, ведьма. - Я просто волнуюсь. Ладно, - Намджун поворачивается на табурете и хохочет, - если ты так хочешь. Шуга уже не раз задумывался о том, какого черта его связывает с Ким Намджуном, будущим успешным бизнесменом и мальчиком из высшего общества. У Юнги тоже хорошая родословная, но он явно не пойдет по стопам отца. Допустим, хорошая духовная и интеллектуальная совместимость, допустим, им обоим нравится похожая музыка и всегда есть о чем поговорить. Шуга зарубил себе на носу: не привязываться к людям. Намджун то на занятиях, то на соревнованиях и олимпиадах, у него полно приличных друзей и его слишком мало в жизни Юнги, чтобы он сейчас сидел здесь, бросив сливки. - Слушай, зачем ты сегодня ночью приперся ко мне на работу? - Чтобы повидаться, - честно отвечает Намджун, перехватывая опустевший стакан. - Тебе меня в общаге не хватает? Я же невыносимый. - Выносимый, Юнги. Ты просто привык быть угрожающим. - Если ты видел меня в нижнем белье и обкуренным в доску, это не дает тебе права так рассуждать, - ворчит Шуга, натягивая одеяло до подбородка. - Соседские привилегии тут ни при чем, - смеется Намджун. – Мы ведь друзья, правда? Покусав губы, Юнги щурится и фыркает: - Нет. - Вот видишь, это значит – да на твоем языке. - Самый умный здесь, что ли? - Здесь – может быть. Я же не покупаю амфетамин у левых чуваков с рынка. У Юнги побежали мурашки по телу, такие совсем не постнаркотические, странные. Зачем. Зачем он смотрит на эти ямочки при улыбке Намджуна? И в его глаза, где энциклопедия всего мира и вечный космос. - Как только я отлежусь, Ким Намджун, тебе пиздец. Я пламенно обещаю, что жизнь не покажется тебе такой сладкой, как прежде. - Не выйдет, - качает головой Нам и ретируется к двери, - ты же Шуга. Ты же сам сладкий. Парадокс. - Ким Намджун, ёб твою мать! – И Юнги, собравшись с силами, запускает вдогонку убегающему подушку. – Беги из страны, пока я отсюда не вышел! Намджун никуда не убегает. Он ждет Шугу на выходе из больницы и тот, гордо задрав голову, молча обходит его стороной. Нам идет следом, смотрит ему в макушку. Юнги такой крохотный и милый прямо сейчас, что хочется обхватить его, поднять на руки и убаюкать, унести и спрятать. - Поедим что-нибудь? Юнги дожидается, пока шаги Нама окажутся в непосредственной близости, резко разворачивается и слабо бьет его в живот. - Ты заколебал со своей заботой. - Ох-х, это как комплимент. – Нам кашляет. - А у тебя хороший удар. - Вот уж нифига, я и в половину возможного тебя не ударил. И да, я голоден, - добавляет Юнги, слыша кита под диафрагмой. - Ты, случаем, не взял мой телефон? Мне его не отдали в больнице. - Да-да, вот он, - Намджун быстро извлекает его из кармана и подает. – Срочный звонок? - Сначала я через других людей закопаю того мудака, из-за которого слег, а потом позвоню одному знакомому и узнаю, где именно тусуется Пак Чимин. Может, Юнги показалось, но Намджун как-то помрачнел, отвел глаза и сделал вид, что ищет в собственном телефоне, где вкуснее пообедать. - А как думаешь, твоя забота не способна заколебать? – аккуратно спрашивает Намджун, пока они ждут заказ в довольно дорогом ресторане. У Юнги в сообщениях есть точный адрес, крохотное облегчение у сердца. И прискорбная мина младшего напротив. Хотя, со стороны ни за что не скажешь, что именно Шуга – хён. - Тебе какое дело до всего этого? – корчит мину Юнги. - Да так, никакого. Просто ты… - Что? - Неважно, - мотает головой Намджун. - Сказал «а» - говори «б», - настаивает Шуга. – И еще: не говори загадками. У нас не бабский клуб. У меня была девушка. На одном свидании сказала: «Я привыкла к медленному развитию событий, понимаешь. Мне нужна еще не одна встреча, чтобы все окончательно решить». Разумеется, я понял, что она пыталась донести. Но неужели нельзя просто напрямую сообщить, что никакого секса на первых свиданиях воспитание не позволяет? - Ого, - вздыхает Намджун. – У тебя была девушка. - Как будто у тебя не было. Так что ты хотел сказать? Я просто…? - У тебя хорошая память, - юлит Нам, занервничав. - Ну бля, если ты это минуту назад сказал, естественно. - Просто ты зря стараешься, - выпаливает Намджун. Он сказал то, что хотел. Его давно напрягает то, что Шугу разрывают на части эфемерные чужие проблемы. Он себя совершенно не жалеет, он страдает в тонну раз больше, чем те, кому он помогает. Миротворец с диким нравом, бесцеремонный, дерзкий, язвительный, но непростительно добрый. - Что ты сказал? – Шуга сдвигает брови на переносице. – Повтори. - Я знал, что тебе не понравится моя реплика. Ты зря стараешься, распаляешь себя на каждого в окружении, даже на тех, кто этого вообще не заслуживает. Ты самый честный из всех, кого я знаю, Юнги. Поэтому я взаимно искренен с тобой. Максимально. Словно проглотив крупную кость, Юнги тяжко сглотнул и налил себе воды, обдумал хорошенько, промолчал опасных три минуты. А потом Намджун заметно расслабился. - Разожми очко, Нам, я не собираюсь устраивать истерик. Ты прав. И я знаю, что все именно так. Но я сам так воспитал себя. Для меня нет отдельно взятых красок, все смешано, относительно. Даже если рядом со мной будет подонок с ужасным характером, но который спас на моих глазах человека или уступил бабушке место или просто проявил себя как-нибудь по-человечески, я уже не смогу сказать: ах, он такой-сякой. К тому же, никогда не знаешь до конца, что довело человека до того или иного состояния, не знаешь того, что он чувствует. «Поставь себя на место другого» - всегда охуевал от этой фразочки. Да чтобы поставить себя туда, надо этим человеком родиться и все пережить от пеленок до первой депрессии. Сходные эмоции, чувства – это только зеркала. Суть у каждого своя, как ни крути. Приносят заказ, Юнги утыкается в блюда и молча ест. С Намджуном не страшно показаться настолько настоящим. В основном Шуга никому и ни в чем не лжет, не рисуется и терпеть не может притворства и показушников. Но есть определенные рамки, за которые он не переходит в обществе. С Намом они не срабатывают, с ним получается чересчур правдиво. И как будто уже нет никаких секретов, можно говорить обо всем, что вздумается. Шуга говорит. Вечером в общаге, закурив и вежливо поблагодарив Намджуна улыбкой за то, что не перечит с воплями «выплюнь каку». - Не могу сказать точно, что я люблю Чимина. Потому что я вселенную люблю, как-то так получилось. А Чимин всего лишь такой маленький кусочек от общего, но очень важный, как от меня самого. – Юнги приваливается спиной к подушке, прикрывает глаза и ловит удовольствие. – Мне не хватало материнской ласки. Она была, но сдержанная и как по дозам, по расписанию. Потому что у мамы меня в планах особо не находилось. Ну знаешь, иногда женщины залетают по чистой случайности, а мужикам бери и женись, а то позора не оберешься. Несмотря ни на что, я люблю маму. И отца тоже. Он нормальный такой мужик, особенно, когда выпьет, его тянет на нежности. «Сынок, сынок, иди-ка сюда, мой ненадежный стервец…». И обнимает. И становится так, знаешь, хорошо. Голос Юнги дрогнул подстреленной птицей, понизился до предела, затих. Так желаешь счастья во что бы то ни стало, выжимаешь его из всего, к чему прикоснешься. А не выходит. Иной раз и вовсе наоборот. У Намджуна защемило в груди. Он перебрался на соседнюю кровать, Юнги не успел ничего возразить. Его мягко притянули за плечи и обняли, реально и здесь. Не папа. Но объятия крепкие, мужские, утешающие. И только в таких понимаешь и чувствуешь, сколько тебя есть в этом мире, и сколько останется, когда придет пора им разомкнуться. Шугу подрывает рассмеяться, но комок в горле не дает. И кайф доходит дольше обычного, если не испаряется совсем. Юнги поднимает трепещущие ресницы, ёжится от того, что губительная близость с лицом Намджуна вызывает прилив дурманящего волнения. Потеют ладони, подрагивают губы, это гораздо приятнее амфетамина – быть сокровищем в чьих-то глазах. Намджун слышит его шуршащие скорые мысли, глубоко вздыхает и склоняет голову, подается бессмысленным сантиметром вперед. Мягкие горько-сладкие губы, Намджун прижимается с ювелирной осторожностью, раз за разом, и Юнги подтаивает, расслабляясь. Где-то на задворках мыслей он отчаянно сопротивляется и бьет Намджуна подушками, но действительность пышет иными красками. И поцелуй вдруг обретает нужную глубину и влажность, и Юнги готов поклясться, что так чувственно его еще никто и никогда не целовал. Дело не в травке. Намджун победил парадокс.