Лишних нет.

Если выращивать экзотическое растение в непригодном для него климате, оно медленно, но верно увядает, высыхает и болеет. Приблизительно так выглядит Тэхён для Чонгука. Нет, у них отличное общение, много схожих интересов и потрясающая близость. Но того, что хотел бы испытывать Чонгук от Тэхёна в ответ – нет. Его как будто украли, это странное возвышенное чувство, о котором читаешь в книгах и весь покрываешься мурашками. Вместо того, чтобы ждать, Чонгук становится тем, кому приходится предвосхищать случайный поцелуй, прикосновение или объятия. А порой кажется, что Тэхён пригрелся на груди, устроив привал в долгом путешествии, а завтра его и след простынет. «Так больше не может продолжаться», - думает Гук каждое утро, убеждает себя, что пора бы что-нибудь предпринять, но потом видит сонную моську Тэ, и сомнения как рукой снимает. Тэхён умеет приспосабливаться и не выдавать себя, переводить темы в разговорах, оголять ключицы открытой одеждой, неподражаемо надвигаться навстречу и просить быть с ним нежнее. Чонгук не бывает готов к такого рода атакам морально, но физически – всегда. …Гук внутри по самое основание, щекочет шею распаленным дыханием и старается выжать из Тэхёна последние силы, гоняя по третьему кругу по кровати. Тэ бессильно роняет руки, стонет и, замерев, вдруг хмурится, начинает отталкивать Чонгука. Потому что между ними сейчас нет тонкого слоя латекса. - Чонгук…? – Тэхён умоляет взглядом. Но младший неприступен и решение его непоколебимо, он толкается опасные последние разы, когда Тэхён уже чувствует его дрожь на себе и в следующее мгновение глубоко внизу становится еще горячее. Гук жмурится и глухо стонет. Для него это легкое нарушение правил, а для Тэхёна почти трагедия. После он обижается и замолкает насовсем, повернувшись на бок. - Ну вот что ты дуешься, а? – Гук толкает его в спину. - Отстань. - Только Чимину все было можно, - с досадой выпаливает Чонгук. - Раз мы встречаемся, Тэхён, не вижу ничего плохого в том, чтобы иметь право кончать в тебя, когда мне вздумается. - Мы встречаемся? – язвительно усмехается Тэ. Чонгук ужален и внезапно огорчен. Если Тэхёну действительно не нужны эти отношения, если привить в нем хотя бы благодарность и то невозможно – зачем так стараться все сберечь? Гук не хочет влюбляться бесповоротно и категорически, доходить до страданий и болезненной зависимости. И он бы смог отпустить Тэхёна, если бы не волновался за него. Сказать проще, чем сделать. Проходит еще неделя, как в пыточной камере, Чонгук исполняет капризы Тэхёна, а тот остается равнодушен, тосклив. Тэ замыкается в себе и продолжает увядание. Однако, в один прекрасный день за обедом получается увидеть его воодушевленным и чрезвычайно любезным. И у Чонгука есть основания полагать, в чем суть. - Узнал что-то о Чимине, да? - Юнги хён нечаянно проговорился. Как я и думал, в принципе, он вернулся в клуб. – И Тэ выразительно смотрит в глаза Чонгуку, навязывая отложенную просьбу. – Ты не мог бы…? - Узнать, в какой именно? – Гук должен был быть готов к такому повороту. Он много раз представлял, как это будет – завершение того, что даже не начиналось. Грандиозный конец мечтам. – Хорошо, если ты хочешь. Тэхён кивает уверенно и смело, точно решил еще задолго до того, как опустится их дырявый занавес. С Чонгуком ему физически приятно и душевно уютно. Но вырвать из себя Чимина так и не вышло, никакими путями. Он не забывается. Разумеется, Чонгук медлит. Пока разбирает движок на работе, пока меняет радиатор в старой ауди, отточенными движениями и на автомате, он размышляет о тех винтиках, которые слетели у него самого. Часто приходится поглядывать в витринное окно, за которым прежде и очень некстати появился Ким Тэхён. В тех самых компрометирующих шортах и облизывая собственные пальцы. И если бы не сработавшее тогда запечатление отдельно аппетитных деталей одного кадра, до такого могло бы не дойти. Тэхён бы остепенился и вернулся в трио, где был бы счастлив с Чимином. Мстить последнему ни разу не значилось ни в одном плане. Для такого самолюбивого человека, как Чонгук, трудно определить степень вины. Но он ее чувствует. Днями вынашивает тяжелые выводы и обрубает колебания, позвонив в пару-тройку известных клубов. Попадает с третьего раза. И колеблется, когда зависает на контакте Тэхёна в списке. В принципе, тому тоже ничто не помешает выяснить, где работает Чимин, но если оттянуть еще чуток времени, самую малость – хуже не будет. Вечером Тэхён едет в машине с Чонгуком куда-то в Каннам, затем идет за ним по коридору роскошной гостиницы в лифт. - И что все это значит? – Тэ поднимает брови. - Небольшой сюрприз, - Чонгук обхватывает его за талию и мягко целует в губы. – Увидишь. Тэхён видит просторный номер, приглушенный розоватый свет и вызывающе-красное шелковое белье на большой кровати, на которую садится и проводит ладонями, изучая на ощупь гладкость, вдыхая запах эфирных жгучих масел. И не сразу замечает заманчиво поблескивающий пилон напротив. Включается музыка. И прежде, чем Тэхён вообще успевает что-либо сообразить, Чонгук выплывает из-за кулисы темноты, заваливает его на спину и, терпко поцеловав, отдает с языка капсулу. Тэ ничего не остается, как сглотнуть. Чонгук отрывается, пьет с горла поднятой с пола бутылки вино, снова делится с Тэхёном. Кисло-сладкое, вяжущее. Тэхён мычит, выгибается навстречу и ошарашенно смаргивает зарождающийся случайный вопрос. Но тут Чонгук становится все четче, как модный стилизованный рисунок, его прикосновения превращаются в ожоги. С Тэхёна медленно исчезает одежда, его заставляют отползти выше, а затем нежно затягивают наручники на запястьях. Чонгук помнит, где заказывал именно эти кожаные ярко-красные. Сегодня он планирует спалить комнату одним цветом. Самым любимым. У Тэхёна учащается дыхание, мокнет затылок и бесстыдно быстро встает член. Ему жарко, но елозить по скользкой простыне бесполезно. Фиксатор и на ногах. Чонгук закрепляет его, совсем лишая Тэхёна возможности двигаться. - Я не понимаю… - Все ты понимаешь, - ухмыляется Чон и, проведя языком по груди Тэ, отстраняется. Его нет около двух минут, которые превращаются для Тэхёна в мучительную бесконечность под воздействием афродизиака. Когда Чон появляется в ослепительно-белом, Тэ вздрагивает на всех цепях и вжимается головой в подушку, выхватывая со вздохом ярко-насыщенную картинку. Форма военно-морского флота, летний офицерский вариант. Строгие швы, стрелки на брюках, муляж погонов и орденов, тонкий черный галстук и серебристые запонки. Подтянутое тело под венцом черно-белой фуражки и залегших под козырьком теней. Из глубины которых появляется страстно-тягучий взгляд. Неважно, откуда и зачем, но Тэхёну нравится до сучьего визга, если бы он мог аплодировать – то только стоя. Если бы мог козырнуть, то тысячекратно и пав после ниц. Чонгук обворожителен. Он подхватывает ритм, делает волну телом, элегантно придерживая козырек двумя пальцами. Он танцует для Тэхёна вводную часть чистой импровизации, где каждый толчок воздуха бедрами заставляет кусать губы. Пластичные выпады с особенным чувством стиля. Первым с размаха слетает головной убор, затем пиджак, отработанным резким движением ослабляется галстук, и пропадают одна за одной застегнутые пуговицы рубашки. Чонгук без верха блистает крепко сложенным телом, хвастается прессом и мощными руками. Уделить внимание зрителю - важная часть. Гук залезает на кровать и встает на колени над лицом Тэхёна. И тот жадно вперяется глазами в бугорок, по вине которого здорово натянулась ткань. Всколыхнув цепи, он выгибается навстречу, задирает голову, и Гук опускается еще ниже, стараясь держать марку господина и повелителя. Тэхён поддевает языком пуговку – та поддается, он хватается зубами за замочек на ширинке и сводит его вниз, прижимается губами к белой ткани трусов под которым ощутимо горячая твердость. Сколько раболепия и мольбы под опьянелой пеленой в глазах у Тэхёна, столько и сожалений у Чонгука насчет всего происходящего. И он еще не закончил. Вернувшись в центр комнаты, он показывает как следует двигаться и крутить задницей, приспустив брюки. Подчеркнуто выпуклые ягодицы под белым бельем, напрашивающаяся на неприятности округлость, но на деле лишь приносящая их другим. Между тем, у Тэхёна пульс уже девяносто ударов в минуту и вся головка в смазке, кровь кипит в жилах и мышцы близки к онемению. Он надеется, что его пожалеют, но Гук непреклонен, он прощается со штанами и вместо жаждущего Тэхёна трахает чёртов пилон. Многоплановое издевательство на нескольких уровнях с несколькими потрясающими воображение трюками. И кроме того, что это искусство, Тэхён так же считает, что вдобавок это охуенное подспорье к сумасшествию на почве перевозбуждения. Потому что от афродизиака его уже переламывает надвое и едва ли не трясет. В отличие от Чимина, Чонгук выглядит мужественно, когда танцует вот так. Когда его тело зависает в шпагате, когда спускается змейкой вниз. Он показывает, кто тут хозяин без особых усилий. И видит как его мальчик давится слюной, дергаясь и мыча. Стоит только Чонгуку оказаться поблизости, снять с ног оковы, освободить руки, как Тэхён обхватывает его, прижимается и просит задушенным шепотом: «Возьми меня». - Не могу, - шепчет в ответ Чонгук. – У меня нет с собой презервативов. - Хватит издеваться, - хнычет Тэ, целует и говорит: - Возьми меня немедленно, Чонгук. Гук обрывает нытье засосом, пихает под поясницу Тэхёна подушку, мажет лубрикант и входит в него под острым углом, успевает только насладиться его узостью, как тот уже кончает, сотрясаясь от оргазма и до хрипа крича в голос. Нужно было надеть ему кольцо, чтобы потерпел. Но раз так, то Чонгуку все равно некуда деваться – он продолжает двигаться, тоже на взводе и не так долго, с ужасным комком в горле, когда Тэхён обнимает его и просит «быстрее». Тэхёна втирают в шелк простыни. Громкие стоны Гука вонзаются в ухо, а затем он кончает безо всяких там истерик по поводу и без. Случается кое-что, чему Тэ не верит. Гук падает с него на спину и, только отдышавшись, приказывает: - Трахни меня. По жизни актив, он редко давался кому-то так запросто. Были случаи, но редко. Позволить такое Тэхёну – гибкой хрупкой девочке с музыкальными пальцами, вообще нонсенс. Тэ не смеет ослушаться. Гук подкладывает руки под голову, ждет, пока ему сделают обалденный минет, а затем коснутся мышцы и сделают безошибочно правильный римминг, от которого Чон закатывает глаза и невольно раздвигает ноги шире. Тэхён держится за его колени и наклоняется вперед. Так тесно, так странно… В последний раз Тэхён был сверху, когда… Когда под ним извивался, покусывая губы, Пак Чимин. Опустившись, Тэхён сделал Чонгуку немного больно, но тот сдержался, только сморгнув накатившие слезы. Когда Тэ входит в раж, он одинаково хорошо смотрится с любой стороны. И пока Гук мучает его рот поцелуем, чувствуя дрожь глубоко внизу, он считает, что Тэхён осторожный и внимательный любовник. От взгляда которого скручивает живот. На него можно положиться, только если довериться и отойти от штурвала на второй план. Только тогда он возьмет на себя ответственность. В самый пик ночи и после холодного душа Тэхёну не спится. Чонгук тоже не спешит заснуть, лежит на кровати, распахнув махровый халат. - Чонгук, я тебя еще на прошлой неделе просил вроде помочь мне кое в чем. – Тэ пристраивается рядышком, прикладывает голову к чужому плечу. - Ты нашел? - Нашел, конечно, - вздыхает Гук. - Почему не сказал? – возмущается Тэ. - Наверное потому, что ты мне нравишься и я немного ревную. - Лестно слышать. Так где он? Чонгук называет адрес и название клуба, а потом, когда радость Тэхёна уже не знает границ, а отчаяние переполняет самого Гука доверху, он сожалеет вслух. - Это из-за меня Чимин вернулся к прошлой жизни так быстро. Легко предположить, что Тэхён отстранится и сядет, выпучив глаза. - В смысле? - В тот день, когда он уезжал, мы с ним встречались. – Чон делает непринужденный тон. - Я сказал ему, чтобы не вставал на моем пути и не лез к тебе больше, не лез к нам. Ты знаешь Чимина, он поддался, конечно... Тэ мрачнеет, злится и выдыхает: - Как ты мог? - Я пытался сделать твою жизнь лучше. Тебе ведь не нужен этот слабак. Подумай сам, Чимин тянет тебя назад. Ты из-за него даже вляпался в тройные отношения. Из-за него все пошло наперекосяк, ты до сих пор страдаешь. К тому же, есть одна история, которой я могу подтвердить насколько Чимин лицемер. Добивающий рассказ про бывшего. Больше Тэхён ничего не хочет слышать, вставляет невидимые беруши в уши. Чонгук удачно влезает в костюм подлеца и смеет так гадливо улыбаться. Тэ даже не всматривается, что эта улыбка держится на одном шве и далека от натуральной. Тэ быстро влезает в одежду, растерянно поглядывает на Чонгука. Вот он – повод упорхнуть и порвать порочную связь. Не повод, скорее, а вынужденный и закономерный выход. - Мы не можем быть даже друзьями, - цедит Тэхён сквозь стиснутые зубы. – Не ожидал от тебя, Чонгук. Не ожидал, что ты окажешься таким эгоистом. - Я – эгоист? Может быть. Зато я хотя бы забочусь о своих желаниях. А чего ты ожидал? Что у нас будет любовь до гроба, и мы сможем беззаботно спать, пока не состаримся вдвоем? Оставь эти сказки для кого-нибудь другого. Чон подбирается вплотную и, взяв Тэхёна за шею, медленно и с чувством говорит: - Все, что между нами было и есть: тупой трах. И все, что я говорил прежде – моя эгоистичная лабуда, чтобы ебать тебя как можно дольше, а также вернуть Чимину старый должок. А теперь можешь идти на все четыре стороны. - Подонок… Тэ вырывается и дает Чонгуку дамскую пощечину в стиле старых добрых фильмов. Только в отличие от тамошних сценариев, Гук отталкивает Тэ к стене, больно сжимает запястья и, приставив колено к паху, предупреждает: - Если бы у тебя действительно были понятия о чести, ты бы сделал так тогда, прежде чем я разложил тебя на столе в кладовке. И раз ты намеренно шел на измену Чимину, то ты мало чем отличаешься от тех пафосных шлюх, которых я снимал в этом же номере. Чонгук отпускает Тэхёна, тот подавлен двойной порцией унижения, приправленной неискренней, но вполне похожей на то желчью. Он смотрит на Чонгука как на предателя, затем собирается с духом и выходит прочь из номера, оставляя дверь открытой. Гук захлопывает ее с ноги и с яростью ударяет кулаком по стене, кусает губы и пытается успокоиться, глядя в потолок. Это был маленький прощальный подарок – свобода. И чтобы дать ее Тэхёну, Чонгук впервые, наверное, поступился своими принципами. И лгал во спасение другого так, что постыдились бы и мифические шлюхи из этого номера.

***

В свободное от клиентов и распоряжений Юнги время Намджун читает книги или составляет плейлисты на рабочую неделю. Иногда он ваяет статьи для будущего учебного года, лазает по сети или пишет стихи в заметках телефона. И убеждает себя, что на каникулах все равно надо чем-то заниматься. Честно говоря, работать в секс-шопе не то чтобы трудно, но стыдно. Намджун никак не может привыкнуть к тому, с какой легкостью тут спрашивают о той или иной диковине и с какой чувственностью нужно впаривать ассортимент покупателю. Намджун же теряет дар красноречия и рдеет, как девственник, из-за чего явно не прибавляет магазину репутации. Глядя на то, как идеально получается у Юнги расписать ребристый фаллоимитатор, точно то дело рук самого Микеланджело, Нам искренне тушуется и клянется, что так у него никогда не получится. Юнги подбирает удивительные метафоры, играет с интонацией, включает артистизм на полную – словом, превосходит любого продавца-консультанта, с которым приходилось когда-либо сталкиваться. Поначалу Намджун руководствуется гуманным мотивом: присмотреть за Юнги и помочь ему. Но по мере того, как пополняется словарный запас и расширяется кругозор, первоначальное желание затухает. Все-таки Намджун воспитан иначе, для него это та еще трудность. Как и ночные смены, после которых сосредотачиваться на какой-либо полезной деятельности решительно невозможно. Когда Юнги изрядно накурен, он добродушен и может говорить о кляпах, лентах, ошейниках и плетках, качелях и растяжках, зажимах и прищепках с таким энтузиазмом, словно они его старые знакомые. Говорит он, конечно, не только о них. Его раскрепощенность и умение держаться в Джа-атмосфере вызывает белую зависть. Он откровенен донельзя и напрямую заявляет Намджуну, что тот его заебал путаться под ногами, забывать закрыть витринный шкафчик или вешать пробки к вибраторам. - У каждой вещи в моем персональном раю есть свое место, Намджун, - прикрывая глаза и покачиваясь, наказывает Юнги. – И если ты стесняешься тут работать, а так оно и есть, то возвращайся к своей богемной жизни, сынок. Шуга старается не вспоминать того, что случилось между ними с Намом. Тот поцелуй больше похож на сказочное стечение обстоятельств, но никак не на реальность. Тогда все могло сойти за галлюцинацию. И Юнги постарался убедительно зацепиться за данное оправдание, подавить растущий воздушный шар в груди. Наличие под боком скромного Намджуна как-то постепенно входит в привычку. Шуга спасает его от особенно извращенных покупателей, берет все на себя, потом ругается для профилактики, но в целом остается доволен. Потому что Нам хоть где-то беспомощен и открыт для поддержки. Еще Юнги в настроении от того, что Чимин звонит и пишет сообщения, приглашает хоть разок на себя взглянуть. - И почему же ты не сходишь? – интересуется Нам, делая записи в ведомости, когда Шуга ворчит вслух. - У нас инвентаризация, если ты не заметил. – Юнги обводит руками просторы их небольшого склада. - Чимину было бы приятно. - А как мне было приятно, когда я увидел его стриптиз впервые, ты не представляешь! У меня встал за считанные секунды. - Ты же говорил, что вы теперь «очуметь, какие друзья», - передразнивает Намджун. Шуга резко тормозит и Нам врезается в него, замечтавшись. - Ой, прости. - Ничего. Да, мы друзья, - оборачивается Юнги на секунду, доставая ящик, и быстро считает содержимое. - Но физиологию это не отменяет. Может быть, в следующий раз и сходим. Так, пиши, анальные цепочки «ТойДжой» - тридцать штук осталось. Сколько мы продали? - Восемьдесят пять. Было сто пятнадцать. Все правильно, сходится… - Намджун черкает ручкой и вдруг зависает. – Погоди. Ты сказал – «сходим?». Юнги тоже задумывается, закрывает коробку и вопросительно смотрит на Намджуна. - Я так сказал? Тебе послышалось. – Он поспешно отворачивается и, заглянув в следующую строчку, движется к другому товару. - Сомневаюсь, - улыбается Нам. – На самом деле, я не против. Если можно, конечно. Шуга закапывается в огромную коробку с упаковками вибраторов и громко считает каждый. И представляет, каково это – ходить тусоваться с Намджуном в гей-клубы. Умом тронуться можно. Он здесь смущается, а оттуда вообще выбежит с воплями и громким аристократичным: «Фи». Но не только поэтому с ним неохота куда-то выбираться. Юнги перекашивает при одной мысли о том, что Намджуна будут разглядывать, трогать и пытаться подкатить. - Ну уж нет. Учи свой бухгалтерский учет и продолжай придерживаться консервативных взглядов. И вообще, - Шуга поднимает глаза, - найдешь себе жену, заведешь семью как нормальные бизнесмены и заживешь нормально. - Я так и знал, - вздыхает Намджун. – Ты мне не веришь. Не веришь, что я гей. И то, что мы целовались вообще не аргумент! Он произнес это вслух. У Юнги побежали мурашки по спине, пришлось тут же закашляться и назвать количество вибраторов. Однако, на этом Намджун не успокаивается, заводится и продолжает говорить о том, что если он и отличается чем-то от других геев это не делает его ориентацию иной. Шуга тем временем берет стремянку и лезет на верхнюю полку стеллажа, кивает как бывалый психолог и бормочет: «Вот это да». Коробка с помпами оказывается тяжелее, чем предполагалось, Юнги тянет ее на себя, вытаскивает, но тут понимает, что теряет равновесие и одной ногой уже висит в воздухе, наклоняясь торсом влево. Его грандиозное падение длится секунды, он зажмуривает глаза и тихо молится про себя, чтобы товар не пострадал, потому что летать ему самому не впервой. Но вместо ожидаемой твердости пола Юнги встречает мягкая теплая уверенность и сладковато-древесный запах знакомых духов. Открыв глаза, Шуга оказывается лицом к лицу с Намджуном, за которого зацепился, как кот за дерево. - Ты в порядке? – взволнованно спрашивает Намджун. - Да. Я что, по-твоему, с небоскреба навернулся?! – хмурится Юнги, хотя внутри у него фанфары. Еще никто не носил его на руках. Ни разу в жизни не было такого, чтобы Мин Юнги поддался идее превратиться в принцесску. Слегка и совсем чуть-чуть он поймал с этого кайф. - Опусти меня уже, - напоминает Юнги. И вот сейчас он верит, что Намджун гей, как никогда верит. Его опускают. Вокруг разгром выпавших товаров. - Так, возвращаемся к работе… - Нет, подожди. Ты кое-что забыл, - Намджун хватает Юнги за локоть и резко притягивает к себе, впивается в губы, бросает: - Забыл поблагодарить. И еще не все. Юнги толкают к полкам, прижимают. Подгибаются ноги, подтаивает всяческая уверенность, что он еще способен контролировать ситуацию. Но чем сильнее прикосновения Намджуна, чем глубже поцелуй, тем проще Юнги определить, что его личный пиздец окончательно снес ему крышу. Он не может здраво мыслить, драться и держать оборону: Намджун побеждает его. Он отбирает его независимость и, свернув клочком бумажки, запихивает в сейф. То, чего нельзя было допускать: давать ему шанс. А теперь поздно. Потому что Юнги невольно отвечает на ласку, мягко окольцовывает шею Намджуна и надеется, что не закинет ногу ему на бедро. Намджун целуется по-настоящему долго и намеренно вкусно, чтобы у Юнги закружилась голова от нехватки воздуха и заныл низ живота. Поцелуев бывает достаточно, чтобы поднять не только настроение. - Намджун… Блядь, да что ты… - Юнги обсасывает припухшие губы, смотрит вепрем, дышит часто-часто. Приходит в себя. – Ты ебанулся? Какого хуя ты вытворяешь?! - Извини… - Извини?! - Я все исправлю. Я оплачу испорченный товар, если таковой будет. - Какой к ебаной матери товар?! – Юнги краснеет и отворачивается. Нам опускает глаза на поднявшуюся ширинку джинсов Юнги, теряется. Так спешить он явно не хотел. - Это тоже можно исправить. – Он тянет руку, но Шуга шлепает по ней и направляется в сторону уборной. – Юнги! Тот показывает фак, и Намджун разводит руками, пинает разбросанные помпы ногами. Хотел как лучше, получилось как всегда. Как ему подступиться к тому, кто считает секс важной частью жизни, но рдеет от поцелуев?! Намджуну казалось, что он понял истинную природу Юнги, но побоялся действовать как-то иначе, отличными от его сущности стратегиями. Клин клином вышибают. Но это не срабатывает. И получается, что Намджун только что здорово ошибся. Если в первый раз его могли простить, то во второй уже не факт. Юнги же, справляясь с помощью правила правой руки со своей проблемой, фантазирует о том, как бы все могло обернуться, будь Намджун, скажем, его парнем. Но то, как он себя ведет, как будто Юнги можно целовать и пользоваться им как шлюхой – оскорбляет достоинство. Поэтому остаток ночи в инвентаризации проходит нервно, резко и с матом через слово. - Прости меня, - Намджун не выдерживает гнета. - Знаешь что? – Шуга нервничает из-за кончившейся травной заначки. - Если я тебе нравлюсь как партнер, то давай переспим и просто разойдемся. Правда, мне труда не составит. Ты меня во всем устраиваешь, я тебя, кажется, тоже. Всем нужен секс. И ты, мистер моногамность, не исключение. - Да причем тут секс вообще?! – Намджун захлопывает папку и ударяет ею по столу. - А притом, что твои нападки ни с того ни с сего я расцениваю как вызов, - сухо заявляет Юнги, зашнуровывая капюшон толстовки. – Может быть, ты просто не знаешь, чего хочешь? Ты говорил, что я бегаю за тенями? А сам? Ты-то чего за мной носишься? Куда ни плюну – везде ты. Шуга выразительно вздымает брови и ждет ответа. А Намджун злится на его вредность, на свое нетерпение и их общее упрямство. И молчит несколько минут, пока выключается компьютер. - «Мы же друзья»? – кривляется Юнги, выталкивая младшего из магазина, за пределом которого почти утро. – Хуёвый из тебя друг. - Юнги… - Что? – тот борется с замком, не попадает ключом. - Послушай, я не хочу, чтобы ты воспринимал меня несерьезно. Я не пытаюсь добиться постели. Ты нужен мне, как человек. - На органы? – язвит Юнги и хихикает, закрыв, наконец, дверь. - Нет! Как человек, с которым я могу построить отношения. - Ты каждого такого засасываешь по гланды проверки ради? Это что-то вроде испытания? Прелестно. Шуга идет впереди, сунув руки в карманы, а Нам чувствует, как взрывается его мозг, и как все катится по пизде в совершенно неправильном направлении. Он не так представлял себе возможное совместное будущее. И десять минут проходят в пугающем безмолвии. Вдруг. - Ты нравишься мне. В предрассветной тишине, освещенной фонарями. Странный пронзительный голос, как будто принесенный летним ветром, хотя совсем скоро осень. Что-то заставляет сердце Юнги забиться в учащенном ритме, он останавливается и разворачивается. У Намджуна отчаянная решительность во взгляде. Он словно сильно рисковал и не надеялся на то, что это подействует. Но оно действует. Невзирая на то, что случилось ранее. Невзирая ни на что. Юнги только кротко улыбается, качает головой и пожимает плечами. - Рад слышать, - говорит он одобрительно. – Это хотя бы объясняет, какого черта тебя стало так много в моей жизни. Намджуну полегчало. И до общежития даже удалось вернуть расположение Юнги и его роль в качестве собеседника. Неопределенная определенность между ними обрела какую-то интересную специфику.