***
- Господин Кюдзо, господин Кюдзо! – на крики Кирары и Юкино сбежались все самураи. Девушки сидели у его постели, как вдруг он снова начал задыхаться. И в этот раз им удалось привести его в чувства, однако теперь все еще больше переживали о его состоянии. - Он что-то говорил? – осведомился Ситиродзи. - Да, он снова говорил что-то неразборчивое, кажется, он вспоминал ваш с ним поединок, господин Камбей. – ответила Юкино. - Вот как. Значит, это воспоминания. В тот раз ты говорил, что ничего не скажешь, что умрешь вместе с командиром, было ли такое? – обратился к еле отдышавшемуся Кюдзо генерал. Тот нехотя кивнул. - На войне попал в плен. Кирара коснулась щеки больного. - Теперь его знобит. Пожалуйста, выйдите, ему нужен покой. Самураи покорно вышли, а Кирара заботливо уложила Кюдзо и села возле его постели. - Кирара-доно, у меня есть просьба, – неожиданно сказал он. Девушка вопросительно посмотрела на него, - я не хочу, чтобы все знали о том, что я… говорю в бреду. Кирара понимающе кивнула, но потом возразила. - Но я не могу уйти, вдруг вы снова начнете задыхаться! - Я хочу, чтобы только вы были здесь, и чтобы кроме вас никто ничего не слышал. Кирара, улыбнувшись, ответила: - Я клянусь сохранить все ваши тайны, можете на меня положиться!***
Уже третий день Кирара неотлучно сидела с Кюдзо. Она ответственно отнеслась к его просьбе, так что ни на минуту не впускала остальных в его комнату. Первое время ему было совсем плохо, температура долго не опускалась, а жизнь в нем поддерживали лишь лекарства, оставленные доктором, но и они уже были на исходе. От обезболивающих его рассудок затуманивался все больше, поэтому за это время больной не прекращал бредить, то и дело в его памяти оживали далекие события из его прошлого, иногда отдельные обрывки мыслей, которые он сбивчиво шептал. Поначалу Кираре не хотелось брать на себя обязанность хранить всё в секрете, поэтому она пыталась его разбудить до того, как он что-либо скажет, но этого ей не удавалось. Но вскоре её заинтересовали слова Кюдзо, она даже стала внимательно к ним прислушиваться. Девушке удалось много узнать о нем, хотя зачастую она не понимала, о чем он говорит, но в итоге у неё сложилась отдаленная картина его непростой жизни. Однажды, когда он снова начал задыхаться, Кирара в очередной раз разбудила его. Отдышавшись и успокоившись, он обратил внимание на то, что глаза девушки полны слёз. Заметив его вопросительный взгляд, Кирара тихо сказала: - Раньше я не знала вас, но на самом деле… на самом деле вы прекрасный человек! Я так ошибалась в вас, простите меня! Вам пришлось столько всего пережить… Мне всегда было сложно понять вас, но сейчас я, кажется, многое осознала, - бывшая жрица дала Кюдзо лекарств и накрыла одеялом. Закрыв глаза, он все еще чувствовал на себе странный взгляд Кирары. «Что же я такого мог сказать?» - думал он. В одну из самых тяжелых ночей Кирара долго смотрела на посеревшее, осунувшееся лицо Кюдзо, вдруг к ней пришло ощущение, что дни его сочтены. Бывшая жрица время от времени проверяла, дышит ли он, настолько неподвижно он лежал. Склонившись над ним, она долго молилась богам о его здоровье, как вдруг увидела, что он открыл глаза, но взгляд его помутнел, он тяжело дышал, как вдруг он схватил ее запястье и сжал ослабевшей рукой. - Юми... - сказал он шепотом. Кирара в испуге попыталась отдернуть руку, которую он все еще держал слишком крепко. - Господин Кюдзо, я не она, я Кирара, крестьянка из деревни Канна... - Юми, убей меня, я больше так не могу, - сказал он, смотря куда-то сквозь Кирару. - Я ведь все равно скоро умру, зачем все это? Только ты видела во мне человека, помоги мне... На его лице, освещенном лунным светом, отражалось настолько глубокое страдание, что девушке стало ужасно жалко его, но ей лишь приходилось наблюдать, без возможности хоть как-то помочь ему. От сильных лекарств он все больше терял контроль над своим разумом, все усугублялось из-за лихорадки, неужели избавить его от мучений могла только смерть? У Кирары на глазах навернулись слезы, и она сжала руку Кюдзо в ответ. - Не правда, вы поправитесь, вы обязательно выздоровеете, обязательно! Она вышла из комнаты поспешно вытирая слезы, чтобы не объяснять произошедшее другим самураям.***
Шли дни, а самураям оставалось только лишь ждать и надеяться на выздоровление товарища. Кирара все также больше всех заботилась о нем, делала перевязки, приносила лекарства и даже помогала умываться, хотя он часто из упрямства отказывался от помощи, даже все еще находясь в спутанном сознании. В один из дней, когда все сидели за ужином в большом зале на первом этаже, Кюдзо внезапно самостоятельно спустился по лестнице, придерживаясь за перила. Все еще ослабший и бледный, он смотрел на удивленных товарищей, как вдруг Комати радостно закричала: - Дядя Кюдзо выздоровел! Все вокруг тоже облегченно вздохнули и улыбнулись, самураи подошли к нему ближе, а он стоял молча и выглядел несколько растерянным, настолько непривычным ему казалось то, что о нем так беспокоятся другие люди. На первый взгляд Кюдзо выглядел совсем плохо – заметно похудел и побледнел еще больше, насколько это было возможно, но его взгляд прояснился, а температура больше не поднималась. Комати поднесла к нему свой кристалл, и в этот раз он не погас, а под конец и вовсе ярко разгорелся. - Он будет жить! – воскликнула жрица воды и бросилась в объятия Кирары. - Как ты себя чувствуешь? - спросил его генерал. - В порядке. Но плохо помню последние события. Камбей переглянулся с другими самураями и сказал: - Я бы хотел поговорить ним наедине. Подождите нас здесь. Два самурая вышли на балкон, и вечернее солнце осветило их лица. Камбей долго смотрел на усталое лицо товарища, в глазах которого затерялись красные лучи заката. Их отношения всегда были сложными, но сейчас генерал особо остро ощущал их дружеские узы, но все же решил промолчать - Кюдзо лучше понимал язык тишины. В темных уголках двора и у корней кустов уже появились первые светлячки. Постояв так немного вместе и подышав свежим воздухом, Камбей все же решился начать разговор: - Что из последнего ты помнишь? - Что все сидели на первом этаже, как вдруг пришел... - Кюдзо вдруг замолчал, будто бы не веря в свои воспоминания. - Хидеаки, твой учитель. По крайней мере он так представился. Он сказал, что получил задание убить нас, и начать он решил с тебя, - Камбей замолчал на некоторое время. Лицо Кюдзо оставалось недвижимым, но в его взгляде что-то болезненно менялось. - По мелким движениям я сразу понял, что этот человек опасен, и что в твоем состоянии ты мог не справиться с ним. Я пытался остановить его, но не смог. Такой силы я давно не встречал, но открытое и честное ведение боя, похоже, не его сильная сторона, и также в бое с тобой он воспользовался твоим ранением, чтобы победить. В какой-то момент, когда он занес над тобой клинок, я уже думал, что мне снова придется пережить твою гибель, без возможности хоть как-то помочь тебе. Не отводя глаз от заката, Кюдзо спросил: - Он говорил про... - Про женщину, - Камбей снова замолчал, будто бы собираясь с силами. - Сказал, что она была твоей ученицей, и что он убил её. Теперь оба самурая замолкли, и тишину наполнило отдаленное пение цикад. - Он сказал, как она умерла? - Да... похоже, он подверг её пыткам. Кюдзо по-прежнему смотрел пустым взглядом вдаль, и на мгновение Камбею показалось, что он хоть как-то выдаст свои чувства, но самурай таким же бесцветным голосом спросил: - И что было потом? - Сложно описать это, но в тебе внезапно проснулась невероятная сила, и одного рывка было достаточно для того, чтобы убить этого человека. Не знаю, что случилось бы, если бы ты не победил его тогда, возможно, мы понесли бы большие потери. Он пришел туда один, но боюсь, мы не смогли бы без проблем с ним справиться даже всей командой. Как ты думаешь, он действительно был один, или за нами скоро явятся его помощники? - Он всегда работает один, обычно его одного более чем достаточно. Кюдзо впервые с начала этого разговора посмотрел в глаза генералу, и от этого взгляда Камбею стало не по себе, будто бы он сам заглянул сейчас внутрь себя и прочувствовал то же самое опустошение. Камбею снова захотелось найти какие-то особенные слова для Кюдзо, так же, как легко ему было всегда говорить с Ситиродзи, но он лишь смог сказать: - Как только ты достаточно восстановишь силы, нам нужно будет выдвигаться дальше. Кюдзо молча ушел обратно в дом.***
Искупавшись, Кюдзо снова вернулся в общий зал к остальным самураям. Все поглядывали на него все еще с опаской: надежда на его выздоровление к тому моменту уже успела покинуть многих. Он был одет в белое хаори, которое ему выдала Юкино, и оно подчеркивало его болезненную бледность. После всего произошедшего многие волновались о его самочувствии, но он вел себя как обычно, молча пил чай, нормально поесть ему снова не удавалось из-за боли, и он выглядел совсем ослабшим. Кираре, переживавшей о нем больше всех, хотелось многое у него спросить, но ее останавливал отстраненный взгляд самурая. Первым решил заговорить Ситиродзи. - Мы договорились о похоронах Хидеаки в заброшенной части Веселого квартала, там его могилу точно никто не найдет. - Благодарю, – коротко ответил Кюдзо, не подняв глаз. - Мы можем показать, где она находится, на всякий случай... - В этом нет необходимости, – прервал его Кюдзо. Чувствуя избыточное внимание, самурай поблагодарил хозяйку за чай, и поспешил уйти в свою комнату. Однако лишь только он сделал пару шагов в сторону лестницы, у него закружилась голова, и удержать равновесие ему удалось только потому, что он успел ухватиться за перила. - Господин Кюдзо! – Кирара вскочила со своего места, но Кюдзо остановил ее жестом. - Я в порядке. Немного отдышавшись, он смог пойти дальше, но его побледневшее лицо и посиневшие губы не укрылись от глаз товарищей. - Камбей, тебе следует поговорить с ним о том, что не стоит торопиться и дать ему время оправиться, – сказал Ситиродзи. - В таком состоянии он не сможет сражаться, он истощен и еле держится на ногах! Камбей нахмурился и почесал подбородок. - Мы итак потеряли слишком много времени. Да и сомневаюсь, что разговоры с Кюдзо могут принести какую-то пользу. - Да, я знаю, сама идея вести с ним беседы кажется абсурдной, – печально ухмыльнулся Ситиродзи, – Но попробовать все же стоит. Через некоторое время Камбей подошел к двери комнаты Кюдзо, однако стучать не стал, так как был уверен, что самурай уже узнал его по звуку шагов. Кюдзо сидел рядом с окном и без удивления посмотрел на вошедшего генерала. Старший самурай сел напротив раненного товарища, и какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Наконец Камбей заговорил. - Мы все переживаем за тебя. - Я заметил, – коротко и бесцветно ответил Кюдзо. - Я бы никогда не стал сомневаться в тебе, но сейчас я бы не хотел подвергать твою жизнь опасности. Пока ты в таком состоянии, брать тебя в бой было бы просто жестоко и несправедливо. - Тебе не о чем беспокоиться, – так же равнодушно ответил Кюдзо, и через какое-то время продолжил. – Но у меня есть просьба. - Что угодно, – с готовностью ответил Камбей. - В следующий раз прошу меня больше не спасать. Камбей опешил. Повисло тяжелое молчание, которое Симада не скоро решился прервать. - Но почему? - Хочу умереть на поле боя, а не от ран и болезни, – Кюдзо снова сделал паузу. – Я искал достойного противника не только ради испытания своего мастерства, но и того, кто подарит мне достойную смерть. Им мог стать ты, – Кюдзо пристально смотрел генералу в глаза. – Но силы мои на исходе. - Мы закончим эту работу и сразимся. Я всегда чувствовал, что слабее тебя, ты победишь, и продолжишь свой путь, это я должен умереть от твоей руки! – отрывисто сказал Камбей. - Мой путь скоро закончится. Время самураев подошло к концу, да и сражаться я, возможно, скоро больше не смогу. Ничего другого у меня нет. Камбей не отводил взгляд от собеседника. Освещенный тусклым светом из окна, Кюдзо в белой одежде казался генералу невесомым и хрупким. - Сколько тебе лет? – внезапно спросил Симада. - Примерно тридцать, – с нотками недоумения ответил Кюдзо. - Ты ведь еще совсем молодой, – изменившимся голосом сказал Камбей, а затем внезапно обнял светловолосого самурая, порывисто и чувственно, но при этом бережно. Генерал потерял счет времени, настолько он растворился в этом моменте, будто только этим жестом он мог выразить сложные и смешанные чувства, которые он испытывал к своему необычному противнику. Это было нечто большее, какой-то особый уровень взаимопонимания, сочувствия и взаимного уважения. Через тонкую ткань хаори Камбей почувствовал, насколько тонкое и гибкое у Кюдзо тело. Одновременно с этим Камбей ощутил, как Кюдзо слегка вздрогнул и напрягся, и похоже, объятия не приносили ему того же успокоения, каким наполняли Симаду. Он отстранился и посмотрел на Кюдзо, лицо которого выглядело скорее растерянным, чем недовольным. - Ты в порядке? – неуверенно спросил генерал. - Да, – ответил он. – Тяжело переношу прикосновения. - Извини, – тут же ответил Камбей, сам не понимая, что на него нашло. Какое-то время они молчали, после чего Кюдзо спросил, смотря куда-то в сторону. - Когда мне было плохо, помню, что ты держал меня за руку. Это было в самом деле? - Да, однажды, – несколько смущенно ответил Камбей. – Кирара не пускала никого в комнату к тебе по твоей просьбе, и все же один раз я вошел сюда без ее ведома. Я относился с уважением к твоему желанию побыть одному, но слишком боялся, что ты умрешь, а я даже не успею проститься с тобой... Мне было так страшно потерять тебя снова, сам не знаю как, но человек, обещавший меня убить, вдруг стал моим смыслом жить. Они снова замолчали. Слова Кюдзо отчетливо прозвучали в тишине. - Боюсь, я не тот, кто ищет в чужих сердцах воду. Вспомнив слова, сказанные Кирарой перед битвой против столицы, Камбей горько усмехнулся. - Однако именно тебе удалось ее найти. Тебя это ни к чему не обязывает. Просто живи, пожалуйста, в большем я не нуждаюсь. Камбей неторопливо вышел из комнаты.