Неосторожная

      Что уж точно необходимо знать о Нами: она не прощает.       Она не обижается по пустякам и не таит обиды, ревностные глупости не трогают ее сердца, а долги она записывает и выдает людям с чеком и космическими процентами, появляющимися так же внезапно, как шторм в Новом мире.       Но обиды. Те, глубокие, пустившие корни, которые пытаются вытащить, разбередив душу, и отмазаться единственным «Прости», она не умеет отпускать. Слишком много боли и слез они забирают и вносят в жизнь, эти обиды преследуют после.       А если уж они касаются Луффи, навигатор и вовсе остервенело и со всей твердостью, на какую способна, цедит:       — Не-прощу-думай-что-хочешь, — и все одним словом, не размениваясь на чувства и навязанную вежливость. — Могу только терпеть.       И ей все равно, накама это или еще кто. Единственный человек, кому она способна даровать прощение — сестрица Робин. Но она предана капитану и готова жизнью за него лечь, защищать в любом споре и лишь иногда шутить над ним. Вот только как: по-доброму, как по-матерински, ведь была обременена опытом.       Великовозрастный ребенок не то, что умеет прощать, для него это само собой разумеющееся. И, кажется, Нами таит обиду за двоих.       — Дурак ты, Луффи, — бурчит девушка, видя, как он легко и панибратски, чуть ли не под ручку шествует к запасам рома с бывшими врагами. — И ни капли самосохранения нет!       — А давай к нам в команду, газовый оссан! — перекрикивает ее Монки Ди и смеется так заразно, что опять-таки не слышит ее «это-же-черт-побери-прислужник-треклятого-Дофламинго-противоМамочкиной-революциии-вообще-тот-еще-предатель», разносится над синим небом только его громкое: — Дерешиши.       Она не забывает и не теряет осторожности, следит за каждым шагом Луффи, их попойками и, держа кружку рома в руке, не сводит взгляда под названием «я тебя сожгу, есчо». И, когда все теряют нить разума, подходит к Цезарю и по-змеиному шипит:       — Я же тебя изведу, только попробуй предать, ни один газ не спасет, — и болезнь «я боюсь рыжей ведьмы» становится эпидемией, поскольку болеет ей не один Усопп.       Утром следующего дня с настроения Нами сходят тучи, а Клаун, клацая зубами и пытаясь привычно улыбаться, лебезит, что не подходит Мугиварам. Но против Луффи не попрешь, даже веское слово Джимбея легче пера. Нами наливает ром с бочки и вновь сверлит взглядом. Цезарь едва не клянется, что дыры на халате не от реактивов после эксперимента, проведенного на пару с Чоппером, а от навигатора. Ребята смеются, а Робин подсаживается к Нами. Снова эти семейные разговоры.       — Не все скрывались, как это было с нами, — мягко льется ее голос. — Твои переживания оправданы, только вот наш капитан привык жить открыто, так, чтобы весь мир знал о его планах и подвигах. Сумей это принять, нам есть чему поучиться, не все умеют давать второй шанс.       — Его второй шанс дается постоянно отпетым убийцам, он у него уже тысячный какой-то выходит, сестрица. Так он точно до старости не доживет.       — Морщин не увидит, — улыбается Нико Робин.       А Клаун, меж тем, изобрел с Чоппером новые реактивы для ее климатакта, и Нами, скрепя зубы, постаралась поверить.       — Сердце Вашего верного слуги разбито, Нами-суан, — голосил кок, так и не добившись хоть капли теплоты в ее взгляде.       — Мне-коктейль-с-тремя-кубиками-льда, — и опять на выдохе, словно одно слово говорит.       Монки Ди заливается смехом, наблюдая за ползающим на коленях Санджи. Кладя ладонь на девичье плечо, трещит:       — Да прости ты его, что тебе стоит. Я сразу все забыл, а ты как всю жизнь собираешься кукситься.       — Кукситься? Кукситься! Да я такое ему до последнего выпавшего волоска припоминать буду! И счет за моральный ущерб еще предоставлю, не наготовит на столько белли. Не прощу, как он с тобой поступил.       И Нами не забыть того, как он ее притянул за руки и столкнул лбами.       — То наши дела, мужские. А я говорю: прости.       — А вот и не буду, — заикалась на каждом слове навигатор, медленно отползала в сторону каюты и хлопнула дверью за собой, успела только услышать «Во смешная». — Сам идиот, — и затворила дверь заново, еще крепче ударив ей по косякам.       Такой взрослый и сильный, Монки Ди волновал ее душу. Нами не прощала серьезных обид, тех, что горькие и не желают стираться из памяти. Но ничего не может с собой поделать, кроме как нарезать кривые части карт и громко возмущаться, что такой олух не может вести Санни Го, что, будь его воля, весь Дозор бы с собой сдружил, еще бы Акаину за штурвал поставил, и разбрасывала листы в воздух.       — Разозлил ты ее, капитан-сан, — лукаво улыбнулась Робин и наколдованным Ля Флер подтолкнула его в женскую каюту. И дверь никак не раскрывалась из-за лепестковых ладоней, плотно держащих древесину.       — С окна брошусь, — голосила навигатор, пока голоса не стихли, как и громкий смех Луффи.       — Коварная женщина, — бросил мечник, прикрывая обратно глаза и погружаясь в дрему.       Нико только улыбнулась, ведь нужно было научить подругу забывать о былом. А то, что сейчас Нами не вспоминала о Цезаре, и думать не приходилось.