60 дней

      Кику снилось, что он вновь маленький мальчик, что сейчас лето, и он гостит у бабушки в деревне неподалеку от Киото. Хонда сидел в лодочке и рыбачил. Было раннее утро, и небо только-только осветило солнце. Поплавок лениво покачивался на воде, изредка на него садилась большая стрекоза и, замерев на секунду, точно маленький самолетик взлетала ввысь.       Вдруг леска натянулась, и поплавок резко ушел под воду. Кику потянул удочку на себя, но его детской силы было маловато, чтобы вытащить рыбешку из воды, а она явно без боя сдаваться не собиралась, но и Хонда был упрям. Вот на поверхности показалась серебристая чешуя, и Кику с ужасом осознал гигантский размер своего улова. Леска затрещала и порвалась, удочка выскользнула из рук Кику, сломавшись пополам. Сам Хонда по инерции упал на дно своей лодочки, больно ударившись головой.       Но самое худшее было впереди. Вероятно, чудовище толкнуло лодку или даже протаранило, отчего она перевернулась, и Кику оказался в воде. Малыш отчаянно забарахтался, но так и не смог выплыть на поверхность. Он не понимал, что перевернутая лодка, словно купол, мешала ему выбраться. Неглубокая речушка оказалась бездонной и холодной. От нехватки кислорода темнело в глазах, легкие полыхали. Хонда мутнеющим взглядом успел заметить, как мелькнула серебристая чешуя, освещенная слабыми лучами света, проникающего сквозь толщу воды. Хонда, забывшись, попытался вдохнуть воздух. В легкие хлынула соленая вода. Уже задыхаясь, Кику ощутил, как что-то холодными пальцами схватило его за запястье, больно впиваясь когтями в нежную кожу. «Это конец!» — успел подумать Хонда, проваливаясь во тьму.       Живительный глоток воздуха, и вновь по лицу бьет волной, на губах привкус соленой воды и песка. Японец пришел в себя. Кику лежал на песке, лицом вниз. Такое впечатление, что его выбросило на берег. Мысли были вялыми, сознание отказывалось работать. Была лишь боль, тупая боль во всем теле. Она стучала в висках, точно барабанная дробь, полностью лишая возможности пошевелиться. А еще была смертельная усталость, хотелось вновь забыться тем жутким, но спасительным сном.       Однако Кику неимоверным усилием воли заставил себя приподняться. Нужно было оглядеться вокруг, чтобы хотя бы предположить, где он находится. Хонда приподнялся на локтях и ощутил резкую боль в правом запястье. Повернувшись, Кику увидел, что его руку держал железной хваткой находящийся все еще без сознания Иван. Память моментально вернулась к японцу. Он вспомнил своего нового знакомого, драку в кафе и самолет, а точнее авиакатастрофу.       Воспоминания придали Хонде сил. Неужели Брагинский спас его? Да, похоже, так и было, ибо судя по тому, как русский держал Кику за запястье, Иван вытащил его … из самолета. Аккуратно освободив свою руку, японец медленно сел и огляделся вокруг. Темное море расстилалось перед глазами на сотни миль и далеко на горизонте сливалось с таким же свинцовым небом; убегающая вдаль полоска пляжа казалась нереального, светло-желтого цвета, создавая яркий контраст с темными джунглями и морем.       Но у Кику не было ни сил, ни возможности любоваться открывшимся взору пейзажем. На счастье, сильных повреждений, кроме, пожалуй, парочки синяков и ссадин у него не было. Но вот его товарищам по несчастью требовалась помощь. И как можно скорее. Хонда оглядел лежащих без движения Ивана и того странного американца. На мгновение Кику показалось, что они мертвы, но он сразу отогнал от себя эту страшную мысль. Однако какое-то нехорошее предчувствие поселилось в душе японца. Русский выглядел гораздо лучше, хотя, это был, скорее всего, сарказм. Но в такой ситуации и по сравнению с американцем…       Да, недоковбой выглядел не просто плохо, а отвратительно. Лицо покрывала корка запекшейся крови, светлые волосы слиплись, да и на груди тоже алело немаленькое пятно. Как бы не мучила совесть японца, он решил начать с Брагинского, ибо русскому можно было действительно помочь, в отличие от американца. Хонда не был жестоким и даже в критические моменты трезво оценивал ситуацию. Когда он был еще студентом в университете, старый профессор любил повторять всегда один и тот же вопрос, чем ставил множество юных эскулапов в тупик. «Представьте, к Вам поступили два пациента. У одного распорот живот, а у другого открытый перелом ноги. Кому бы Вы помогли первому?» — спрашивал профессор, опираясь на старомодную трость и глядя на студентов сверху вниз с кафедры. Большинство, на миг теряясь, всегда говорили, что первому. На что профессор отвечал: «Первому пациенту Вы вряд ли поможете. Дайте ему обезболивающего и надейтесь на волю богов. А коль Вы все-таки кинетесь спасать, то второй умрет от болевого шока. Займитесь вторым, пока еще его возможно спасти!»       Этот урок не раз выручал Хонду, каким бы жестоким он ни был. Кику спешно нащупал пульс у Брагинского. Рука Ивана показалась Хонде по-мертвецки холодной, Кику еле-еле удалось отцепить ее от своего запястья, на котором остались пара синяков и царапин. Все-таки у русского была медвежья хватка. Руки японца предательски дрожали, словно он пил минимум два дня без просыху. Первый раз Кику показалось, что Иван мертв, и лишь со второй попытки Хонда почувствовал пульс. Вдох облегчения вырвался из груди японца. Пульс был в норме. Полностью. Хонда аккуратно похлопал Брагинского по щекам.       Иван наморщил лоб, пробормотав что-то невнятное. Вероятно, прикосновение ледяных рук японца были не слишком приятными. Он был жив и почти не пострадал. По крайней мере, Кику надеялся на это, ибо видимых повреждений не было.       Брагинский очнулся буквально через секунду. Откашлявшись от песка, попавшего ему в рот, русский внимательно огляделся вокруг. — Где мы? — хрипло спросил Иван. — Не знаю, — ответил японец, переключив свое внимание на следующего «пациента». — Да ты прямо-таки капитан-очевидность, — беззлобно сказал Иван, продолжая осматриваться, — может, тогда есть предположения, что мы тут забыли?       Брагинский прекрасно помнил драку в аэропорту, самолет и то, как стальная машина начала падать. На последнем моменте значился черный провал в воспоминаниях. Все тело болело, казалось, что на нем нет ни одного живого места. С трудом сев, Иван, наконец, увидел своих спутников: не подававшего никаких признаков жизни недоковбоя и склонившегося над ним японца. Даже Брагинский, который был далек от медицины, как медведь от балета, прекрасно понял, насколько плачевно обстоят дела американца, и мысленно пожалел этого чудика. На благоприятный исход он не надеялся. — Пульс есть? — спросил он у Кику. — Да, почти в норме, — не отвлекаясь от недоковбоя, ответил Хонда, — но волнует меня не это, а сильное повреждение головы… — А так же несколько десятков других ссадин и ушибов, — Иван устало потер виски, — Вы, док, тоже не являетесь образцом здорового человека.       Кику сделал вид, что не расслышал слов Брагинского. Сзади послышался треск разрываемой ткани. Хонда оглянулся и увидел, что Иван оторвал рукав своей рубашки. Поймав на себе удивленный взгляд японца, русский пояснил: — Единственное, что мы можем для него сделать — это перевязать его рану и надеяться на высшие силы.       Хонда аккуратно перевязал голову недоковбоя импровизированным бинтом. Конечно, гигиеной и не пахло, хотя, разве они могут рассчитывать на что-то лучшее. Да им, черт возьми, надо молиться всем возможным богам только за то, что они живы! — Возможно, нам стоит перенести раненного под деревья, — предложил Кику, с тревогой глядя на неспокойное море. — И там на нас наткнется местная фауна, — Брагинский глядел на ситуацию скептически, — Док, мы скорее всего на острове, я подчеркиваю, на СКОРЕЕ ВСЕГО необитаемом острове. Если мы направимся в джунгли, то сто процентов встретим обитающую тут живность, более того, нас могут искать. Вдруг кто-нибудь еще выжил? Мы не знаем, сколько времени прошло с авиакатастрофы.       На последнем слове Иван запнулся, все-таки, происходящее для него было каким-то нереальным до сих пор. Да и Кику тоже не до конца доверял своим ощущениям. С одной стороны, русский был прав, но с другой… — Разве я говорил, что мы пойдем вглубь? — спросил Кику, — я так же как и Вы надеюсь на то, что нас отыщут. Но погода портится, и интуиция подсказывает мне, что лучше перебраться хотя бы под защиту деревьев. Так мы будем и на виду, и укрыты. Да и нашему товарищу непогода сейчас крайне нежелательна. — Хорошо, — кивнул Брагинский, — но как Вы предлагаете перенести этого… джентльмена. Сами сказали, что он не шибко-то транспортабелен. — Я знаю, что противоречу сам себе. Да, мне не удалось узнать, насколько тяжела его рана. Но оставлять здесь его, да и самим находиться на открытом пространстве тоже далеко не лучшая идея. — Окей, я согласен, — Иван хлопнул в ладоши, — жду Ваших предложений, ибо я никогда не занимался уходом за тяжелобольными.       Сложившая ситуация уже давно начала действовать Брагинскому на нервы: странное место, да и товарищи по «счастью» оставляли желать лучшего. Один находился в полном нокауте и, соответственно, плевал на происходящее с высокой колокольни, а из другого клещами слов не вытащить. Ну не научился Иван еще мысли читать.       Повисло напряженное молчание, во время которого Кику старался как можно объективнее оценить повреждения недоковбоя и придумать (вспомнить) самый щадящий метод переноски. К сожалению, ассортимент, имеющийся под рукой, был самым скудным, а именно никаким. — И какие будут предложения? — еще раз спросил Иван, нарушив тишину. Кику глубоко вдохнул. — Есть один способ, правда, его используют для того, чтобы уложить пострадавшего на носилки. — Ну, не томи, что за привычка растягивать фразу минут на тридцать, — Иван искренне не понимал, почему нельзя все сразу и четко выложить. Зачем нужны эти долгие и проникновенные паузы в разговоре? — Хорошо, — вздохнул японец, — коротко и ясно: я беру пострадавшего под спину и голову, а вы под колени и… — И задницу, — закончил Иван.       Кику замялся и не нашел, чем ответить на столь едкий комментарий русского. — Если хотите, можем поменяться местами, но голову, а точнее все тело нужно держать строго в ровном положении, иначе мы навредим раненному. — Не стоит, я не стеснительный, — фыркнул Брагинский, заметив смущение Хонды.       Когда план переноса несчастного недоковбоя был продуман до мелочей, перед Кику и Иваном предстала еще одна маленькая проблемка, которую они упустили из виду. Произошедшая катастрофа, несмотря на то, что не оставила ничего в памяти товарищей, наложила серьезный отпечаток на их тела: ноги и руки предательски дрожали, словно они стали ватными. — Вы уверены, что мы в таком «шатком» положении не уроним его? — недоверчиво спросил Брагинский, как только почувствовал, что стоит в более-менее вертикальном положении. — Скорее всего, мы сделали что-то такое, что вышло за рамки способностей наших мышц, — предположил японец, — сейчас пройдет.       Брагинскому оставалось лишь удивляться абсурдности ситуации. Спустя минуты две, возвратившие власть над своими конечностями Кику и Иван аккуратно перенесли своего товарища-неудачника под защиту деревьев. Хонда, как только тело недоковбоя коснулось земли, кинулся проверять пульс. Русский тяжело уселся рядом на траву. — Сдвиг есть? — Никакого, но пульс в норме. — Это я уже, кажется слышал, — Брагинский был недоволен ответом, — сам говоришь, пульс в норме, а он не возвращается к нам. — Понимаете, он как Вы, — начал было Кику. — В каком смысле? — не понял Иван. — Понимаете, несмотря на повреждения, он может очнуться в любой момент или нет, — Кику пытался объяснить состояние американца более простым языком, но выходило плохо еще и из-за того, что Хонда был не особо силен в английском языке. — Ладно, предлагаю перейти к другому вопросу, — Брагинский решил закрыть тему о недоковбое, — коль жизнь превратила нас в Робинзонов, надо найти убежище понадежней. — Вы же сами сказали, что не стоит отходить от места, где нас выбросило на берег, — теперь Кику поймал Ивана на противоречии. — Насколько я помню, в книге про Робинзона, которую я прочитал еще в четвертом классе, он провел первую ночь в обнимку с бревном, — Брагинский рассмеялся, глядя как вытянулось лицо у японца. — Как с бревном? — Кику явно не понимал юмора Ивана. — Ну, то есть спал на дереве, — устало пояснил Брагинский, мысленно смеясь над бедным Хондой.       К сожалению, эту идею пришлось отклонить, ибо поднимать недоковбоя было нельзя, и даже если бы удалось, то отсутствовала веревка или что-нибудь, что могло бы закрепить американца на ветке. — Как ты думаешь, — Иван сменил официальный стиль на более простой, — кто-нибудь еще выжил? — Это сложный вопрос, — Кику лишь пожал плечами, — хотя, если нам удалось, то почему другим не мог выпасть такой же шанс? — Логично, — коротко бросил Иван.       «Надо что-то делать, что-то делать!» — назойливо жужжала одна и та же мысль в голове у Брагинского. Но найти решение было очень трудно для русского, хотя, не только для него. Хонда, явно переложил полностью эту задачу на плечи Ивана, занявшись вновь недоковбоем.       У Робинзона расклад был явно получше. Единственное, что было более-менее адекватным, — выложить из камней, веток и прочего «SOS» и ждать у моря погоды. А будет ли прок от нее — неизвестно, силы были на исходе, мозг постепенно начинал вникать в происходящее. Они здесь на острове, живы и почти здоровы, а те люди, их случайные попутчики, у которых сто процентов есть родственники, семьи, дети, скорее всего мертвы. А ведь там были дети, маленькие дети. Брагинский сам видел счастливую молодую семью с маленьким ребенком на руках. Да даже та забавная девчушка с ворчливым братом, которая напомнила ему его старшую сестру Ольгу в детстве. Неужели они лежат на морском дне среди обломков разбившегося самолета? Но Иван не видел другого, положительного исхода произошедших событий.       Он бездумно разглядывал белую ленту пляжа, которая убегала вдаль, как вдруг его внимание привлекли три крошечные фигуры медленно приближающиеся к их маленькой группке. Неужели кто-то еще сумел спастись? — Гляди, — Иван указал рукой на фигуры, — кажется, удача на нашей стороне! — Может, это спасатели? — с надеждой в голосе спросил японец. — Вряд ли, — Иван, сложив ладони «козырьком», пристально всматривался в фигуры, — это точно такие же «счастливчики», как и мы.       Трое людей тоже заметили Ивана и Кику и остановились. Вдруг один из них выскочил вперед, вбежал на пригорок и громко закричал: — Хэй, кто вы? Мы пришли с миром!!! Было видно, как спутники «кричащего» кинулись догонять его.

***

      Не прошло и пяти минут, как две группки встретились. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это были «старые знакомые» Кику и Ивана: немец, его спутник, кажется, Феличиано, и брат той девочки, которую недавно вспоминал русский. — Вее, я знаю их! — странный паренек приветливо заулыбался, — они были с нами в самолете. — Мы тоже рады видеть, что еще кто-то спасся, — Иван напряженно разглядывал людей, стоящих перед ним. — Давайте без ссор, не будем портить первое впечатление друг о друге, — немец презрительным взглядом окинул Брагинского, — Людвиг Крауц, а это Феличиано Варгас и Ваш Цвингли. — Очень приятно, — кивнул Брагинский, — Иван Брагинский, мой товарищ Кику Хонда и… — Альфред Ф. Джонс, — ответил за русского японец, поднимаясь с колен и отряхивая песок с брюк. Поймав на себе удивленный взгляд Брагинского, Кику пояснил: — Нашел его именной кулон. — Я так понимаю, Вы тоже не помните, как здесь оказались? — Людвиг сразу задал вопрос новым товарищам по несчастью. — Как видишь, да, — ответил Иван. — М-да, наша никчемная группка встретилась с еще более никчемной, ведь у них в команде есть бревно без сознания, — Цвингли презрительно хмыкнул, — не представляю, как мы выживем. — Так-так-так, без ссор, это наши новые друзья, — последнее слово Людвиг произнес с вызовом. — Хорошо, друзья так друзья, — Иван широко улыбнулся.