Lullaby of death (Колыбельная смерти)

Впервые и единожды он влюбился в женщину в уже довольно зрелом возрасте, с учётом того, что в восемнадцать многие уже имели семью. А он был пусть и немного, но старше этого возраста. Она появилась в его жизни внезапно, как и много лет назад. Та кроха, которую подкинули к вратам церкви. Себастьян видел, как она растёт, пока ей не исполнилось три года, и её не перенаправили в женский монастырь. И вот он снова её увидел. Конечно, он её не узнал, пока старая церковная сестра не напомнила о том, что девушка уже была здесь. Аннету воспитывали со всей строгостью, как и положено в монастыре. С раннего детства она уже знала, что никогда не взглянет на мужчину. Знала, что никогда не родит детей, потому что она – невеста Господа. Годы для неё протекали медленно. Она почти не видела солнца, потому что тёмное и мрачное здание было огорожено, а девушек почти не выпускали на улицу. За любую провинность было принято избивать себя розгами. Но для той, кто всю жизнь так жила, это было вполне нормальным и привычным. Поэтому, когда монастырь вдруг разрушили, а девушек направили по разным церквям, Аннета очень испугалась чего-то нового и столь неизвестного. Бывшая владелица монастыря сама забрала её из храма в Авиньоне, и теперь, когда пути назад не было, вернула её «домой». Девушка стала работать вместе с пожилыми монахинями. И, несмотря на то, что ей было непривычно новое место, она быстро привыкла и освоилась. Здесь требования были не такими жёсткими, как в монастыре. Она могла выходить в город, пусть и по определённым дням, разговаривать с мужчинами, которые приходили в церковь. Но единственным мужчиной, которого она хотела видеть, стал местный вице-Инквизитор. Он встретил её довольно тепло, потому что прекрасно помнил тот день из детства, когда обнаружил соломенную корзину на пороге храма. Вначале ему показалось, что он видит Деву Марию, потому что его всегда учили, что мать Христа - самая прекрасная женщина, когда-либо ходившая по земле. Аннета была не просто прекрасна, она была великолепна. Тёмно-каштановые кудри, аккуратно видневшиеся из-под плотной ткани закрытой одежды, которую Михаэлис хотел снять уже с первого дня появления девушки в церкви, манили своим блеском и природной красотой. Мерцающие изумрудные глаза заставили холодное сердце оттаять и биться чаще. Раньше для Себастьяна такой взгляд означал лишь одно – Ведьма, соответственно – сжечь. Но не теперь. Она выполняла такую работу, как уборка, занятия с детьми по воскресеньям. Всё свободное время она либо пыталась снова найти себе занятие, либо просто сидела перед Алтарём, молясь и возведя глаза к потолку храма. Инквизитор с каждым днём понимал всё сильнее, как нуждается в ней. И это безумно его злило. «Она – невеста Господа, а я – его слуга. Мы не можем быть вместе, никогда» Такими мыслями он пытался утешить себя некоторое время. Но чем чаще она попадалась ему на глаза, тем сильнее и навязчивее становилась идея сорвать с неё одежду и заняться самым грязным совокуплением в истории человечества, прямо перед Алтарём. Но когда Михаэлис уже устал корить себя за греховные мысли, он начал обвинять девушку. - Ты одета слишком раскрепощённо. Немедленно закрой шею. - Твоя походка слишком развязна, что за разврат?! - Ты слишком страстно целуешь икону, какое богохульство! Он придирался ко всем мелочам, к каждому её шагу. Иногда даже грозился выдать её за ведьму. - Обычная женщина не может быть столь красива, но я не могу её казнить… – разговаривал он по вечерам сам с собой. И однажды терпению пришёл конец. Поздно вечером Себастьян возвращался с очередного судебного разбирательства. Он приговорил к смерти ещё пятерых женщин, хотя сам понимал, что это неверно. Его злила своя глупая влюблённость. Влюблённость запрещённая, то чувство, от которого он когда-то отрёкся. Конечно, ему часто предлагали пойти в частный дом, говоря, что ничего такого в этом нет, когда женщина сама пала ниже некуда. Но он отказывался, всегда храня свой венец безбрачия, а значит и всех людских утех. Так вот. Михаэлис имел свою собственную квартиру в городе, но чаще всего предпочитал ночевать именно в церкви, в старой комнатушке, некогда принадлежащей священнику. И вот, снова вернувшись домой в храм, он закинул вещи в комнатушку и решил помыться. Рядом с хлевом находилась небольшая «ванная», специально построенная для служителей церкви. Было довольно поздно и Себастьяна очень удивило, что сквозь щели в деревянной двери просвечивается тусклый свет от свечи. Зайдя внутрь, он прошёл мимо парилки и зашёл туда, где нужно было омывать тело. Там стояли специальные огромные ковши, в которых нагревали воду. Открыв дверь, ему в лицо ударил горячий пар. Отмахнувшись от такого своеобразного «тумана», Себастьян прищурился, чтобы разглядеть стоящий посреди помещения силуэт. И в ужасе узнал в ней эту чёртову монашку! Даже не в силах выйти или закрыть глаза, он завороженно уставился на её прекрасное тело, до этого сокрытое под трухлявой мантией. Она была стройной, бледнокожей и до безумия прекрасной. Девушка услышала посторонние шаги, с ужасом в глазах обернулась, выронив кувшин с водой, которая забрызгала ноги Инквизитора. Её щеки покрылись румянцем, а из груди вырвался глухой от тяжёлого воздуха крик. - Не смотри! Наверное, этот крик привёл мужчину в себя, и, покрывшись розовой корочкой смущения, он поспешно прикрыл дверь, облокотившись на неё. Аннета обхватила себя руками и села в углу комнатушки. Из её глаз покатились слезы. Это был позор. Наибольший позор, который она когда-либо испытывала. - Боже, прости меня, прости… Она обхватила тонкими пальцами крест на своей груди, начав осторожно целовать его, опасаясь гнева, который незамедлительно на неё обрушится. Тут дверь снова открылась и она в ужасе посмотрела на Инквизитора. Она ожидала чего угодно, но только не того, что произошло. Он подошёл к ней и, схватив за руку, заставил подняться. Наконец, разглядев сквозь пар, что он тоже без одежды, девушка затрепетала и зажмурилась, выдохнув: - Отец, я... - Молчи. И не говори ничего. Девушка сильно дрогнула, когда его холодные ещё после улицы руки коснулись разгорячённой от воды кожи. Ослушавшись его наказания, впервые, она оттолкнула его и закричала: - Что ты делаешь?! Её глаза по-прежнему были зажмурены. - Бог нас покарает! Мы попадём в Ад! В ответ на это он лишь сильнее сжал её тонкие запястья, подняв их над головой девушки и пригвоздив к стене. Его размеренный бархатистый баритон, казалось, обернулся змеем, который когда-то подтолкнул Еву на совершение греха. Сильные руки сжали нежную грудь девушки. Он ещё никогда так не хотел согрешить. - Святой отец… Её губы порозовели. - Прекрати! Я не могу… я невеста Господа! И он заткнул её поцелуем. Как странно было делать то, что лишь наблюдал со стороны. Себастьян больше не слышал её криков, не обращал внимания на удары, которые она пыталась ему нанести. Вскоре они опустились на горячий пол, и когда по ногам девушки потекли первые струйки крови, она затихла, поддавшись похоти, тайному желанию. Это был первый совершённый ими грех.