Две недели

— А ты говорил «посидим». Пересидели, — бурчит Забини, сминая и отбрасывая в сторону портал — пустой пластиковый стаканчик, который мгновенно сдувает вниз. Я осторожно подхожу к краю и облокачиваюсь на перила — тесный, шаткий мост, переброшенный через несколько рядов узкоколейки, опасно поскрипывает то ли от моих шагов, то ли от ветра. Высоковато, чтобы чувствовать себя комфортно без метлы в руке и с дырчатой железной решёткой под ногами, сквозь которую видны гладкие полоски рельс. — Мы хоть где? — я осматриваюсь. В тусклом свете редких фонарей поблескивают металлом очертания невообразимых колонн, башен, кранов, труб, цистерн и безликих складских помещений, притиснутых друг к другу как спичечные коробки. — На проржавевших останках заброшенного судостроительного завода. Огонёк впереди — маяк Генуэзского порта. — Как я соскучился по Сицилийской мафии. Лёгкие наполняет тёплый морской воздух, и я невольно жмурюсь от удовольствия. — Её уж лет пятьдесят как нет. Когда Забини вдруг начинает ворчать, упираться и привередничать, я теряюсь. Не в его привычках цепляться к словам… — Скажи это Гамеро. — Думаю, сейчас он занят другим, не менее важным разговором. Блейз вытягивает руку, указывая пальцем куда-то к береговой линии, где спичечные коробки-склады, словно боясь промокнуть, нарушили свой стройный порядок и, скособочившись углами с некогда идеальной геометрией, сбились в кучу в жалком метре от набегающих волн, нетерпеливо ударяющих в металлический каркас пристани. — Поттер тут? — Внезапный порыв ветра острым клинком впивается в складки мантии, пробирая до костей. Я недовольно повожу плечами и поворачиваюсь боком к потоку пронизывающего воздуха. Здесь градусов на пятнадцать теплее, чем в Англии, но кажется, что всё равно холодно, потому что от Италии волей-неволей ждёшь жгучего южного вечера, а не по-осеннему промозглых сквозняков, хоть и в разгар зимы. — Да. На верхушке стапеля сразу за складами сидит в засаде наш магл. И ещё несколько на крыше доков. Как только кто-то появится у выхода — откроют огонь. Перекупил парочку солдат из их банды, они меня и предупредили, — хвастается Забини. Есть чем. По сути именно он заправляет нашим отвратительным и гадким дельцем, которое ему так по душе. Видимо, у каждого игра своя — я сижу в «Мороке», Забини плетёт сеть из предательств и лжи. Я бы, наверное, просто разнёс тут всё к мантикрабам, без особых слизеринских ухищрений, а Блейзу так неинтересно. Но при этом, в отличие от меня, он хорошо относится ко всем своим маглам-информаторам, разве что только об их здоровье не печётся. Это уж слишком. — Ого, — Забини хватается за амулеты и колдовские бусы, многослойной змеёй оплетающие его левую руку почти до середины предплечья. Большая часть досталась ему от прабабки, а некоторые он со своей тягой к магии шаманов смастерил сам. — Барьеров-то понатыкано… вон там у ангара — с пяток реагирующих на движение. Хм… а ещё есть антимагический. И… Драко… знаешь… О, эти многозначительные и гнетущие паузы, воспетые в тысячах стихов. — Ему около недели, — наконец морщится Блейз. А это значит, что… — Ты уверен? Проверь ещё раз. Я опасливо озираюсь по сторонам, мгновенно почувствовав себя голым и беспомощным. Открытое место, просматривающееся со всех сторон, шаткий мост, отвратительный ветер… — Абсолютно точно, — Забини напряжённо смотрит на меня, перебирая в руках бусины из матово-рыжего камня, собранные в браслет. — Неделя. Тоби умер позавчера, — медленно проговариваю я. Зачем только, если и мне, и Блейзу положение вещей так же очевидно, как Первый закон Трансфигурации. Сцапать Гамеро шайка Поттера могла только установив его причастность к смерти аврора. То есть не раньше, чем два дня назад. Но если барьер торчит здесь куда дольше, то остаётся только одно. Среди нас есть крыса. В условиях дуэта — ужасающе пикантная ситуация. И ужасающе прозрачная, даже мне не придёт в голову сомневаться, выбирая, кто виноват, из неких Забини и Малфоя. Блейз со вздохом прислоняется к перилам и, скрестив руки на груди, демонстративно отворачивается, делая вид, что чрезвычайно заинтересован фонарём, прицепленным к линии проводов, словно круглоголовый уродец, подвешенный за ногу. — Она здесь ни при чём, — цедит Забини. — Твоя Уизли, между прочим, грозилась засадить меня в Азкабан лично. — Малфой, Джинни ничего не знает, я тебе клянусь. — Внезапно он меняется в лице. — А вот кое-кто с твоей стороны… Лучшая защита — нападение, ведь так?.. — Поттер? — давлюсь смешком я. — Невозможно. Пауза. — Знаю. Это пока оставим. Драко, тебе нужно как можно скорее вернуться в Англию. И обязательно пройтись сегодня по злачным местам, чтобы кто-нибудь смог потом подтвердить твоё алиби. — А ты? — Я прослежу, чтобы отсюда никто не ушёл живым, — ухмыляется Забини. — И веселье опять достанется тебе одному? — заявляю я, осклабившись собственному скособоченному отражению в металлическом поручне. — Брось, тут наверняка вся группа. Если заметят, ты не сможешь сбежать в одиночку. К тому же, даже если за поместьем установлена слежка, я использовал нелегальный камин, то есть официально не выходил из дома. — Хорошо. Тогда идёшь за мной след в след, я постараюсь обойти чары. Подберёмся поближе. Но если поймают нас обоих… ты не отвертишься, Драко. Я осторожно кладу Блейзу руку на плечо, чтобы нечаянно не отклониться в сторону и не задеть линии барьеров. Вполголоса жалуюсь спине Забини на свою нелёгкую жизнь: — Глупость какая. И за что на меня все так ополчились? За то, что я всего лишь поставляю то дерьмо, в котором они так хотят вываляться? Это нелогично… — Ну, ты с радостью поставляешь им это «дерьмо». — Так ещё лучше. Меня хотят посадить только за то, что я радуюсь. Плечо Блейза конвульсивно дёргается — он сдерживает смешок и, развернувшись вполоборота, шепчет: — Ты так хочешь, чтобы все умерли? — Не, Забини. Я же романтик. Я хочу… мира во всём мире. И чтобы никто не ушёл обиженным… Но для этого, похоже, действительно нужно, чтобы все умерли. — Малфой, тебе не идёт придуриваться и так громко ржать, оставь это своим лошадкам. — Кстати о лошадках. Мы идём. Полусветская беседа, хотя в любой момент его могут убить, меня могут убить. — Пару часов назад научил Поттера на них кататься. — Так ваши отношения таки получили развитие? — перебираясь через нагромождение мусора и железных скелетиков каких-то механизмов, беззлобно ехидничает Блейз. — Вот уж точно. Учитывая, что он заявил мне, что влюблён в моего сына. Ну, можно ведь сказать и так? Не вдаваясь в подробности, в каких условиях и каким способом это признание свершилось. Блейз, запнувшись об очередную железяку, останавливается так резко, что я пребольно впечатываюсь носом аккурат ему в лопатку. Да, настолько я ниже. Блейз вообще шкаф ещё тот. Сервант. — Осторожней! В ответ получаю: — Что я могу сказать… отличный выбор. Правда, я в его возрасте о мальчиках еще не думал. — Да и вообще особо не думал, — улыбаюсь я. — Его папаша точно будет счастлив. Прервавшийся разговор сменяют едва слышные шаги. Мы, как две ночных тени, воровато крадёмся по этому металлическому лабиринту вдоль стены одного из складов. За ним постепенно проступают очертания нужного ангара. — Гиппогрифово дерьмо, — вдруг тянет Блейз, замерев. Я сразу замечаю, что привлекло его внимание. Горстка волшебников, спеленав по рукам и ногам с полтора десятка маглов, под белы рученьки выводит их на улицу. — Не успели, — Забини прикусывает губу. Для чар уже слишком поздно — малейший «Люмос» и кто-то из аврорской команды поддержки обязательно засечёт магию. Первые пули с жалобным лязгом отскакивают от предполагаемых мишеней как пустые пробки. — Щит, — признаю я. — Снайперы на крыше ничего не смогут сделать. А Поттер поумнел со времени нашей последней встречи. Не обращая на выстрелы ровным счётом никакого внимания, процессия смыкается в тесное кольцо и, окружённая бледным мерцанием, трансгрессирует. — Не все, — цедит Блейз, отступая назад. — Наверняка двое или трое переместились на крышу. В подтверждение его слов откуда-то сверху раздаётся сдавленный полузадушенный вскрик. — Так и будем стоять? — интересуюсь я. — Не подумай, что мне жалко твоих маглов, но мы вполне могли бы справиться… — Нет, — шипит мне Блейз прямо в ухо. — Возвращаемся. Нужно выйти за барьеры. Путь обратно мы преодолеваем едва ли не втрое быстрее. Спрятавшись в тени опор уже знакомого моста, Блейз вдруг интересуется с несвойственными ему философскими нотками: — И вот сцапали они Гамеро, и что? Что он им скажет-то? Терпеть не могу приносить плохие вести, но… — Ну, как минимум он знает мою фамилию. — Драко! — Забини, пытавшийся до этого украдкой оглядеть окрестности, разворачивается ко мне так резко, что взметнувшийся подол мантии на мгновение картинно замирает в воздухе зловещей чернильно-фиолетовой волной. — Ты сдурел? — Так… он соврал. — Кто соврал? — морщится Блейз. — Тот, кто назвался Малфоем. Он же не идиот в самом деле… говорить свою настоящую фамилию. С невинным взглядом я нежно лыблюсь Блейзу, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос. — Драко, тише! — Забини оттаскивает меня от света. — Ещё не хватало, чтобы нас тут заметили. — А у нас алиби. Мы гуляем. Дышим, так сказать, воздухом, наслаждаясь приторным запахом полупереработанной рыбы. — В отличие от тебя, мне за выезд из страны без разрешения Министерства не светит койка в Азкабане. Почему-то это мне тоже смешно. Просто… всё кажется таким нелепым. И эта мнимая угроза разоблачения. Надо было ещё с большой буквы, благоговейно и трепетно говорить о такой опасности. И вообще на ум, при мысли о Разоблачении, приходят только перистые, кучевые и слоистые. И всё это куда менее реально, чем глянцевые рубашки карт и ряд матово поблескивающих деревянных шариков в специальном пенале, которые, в отличие от этих наверняка снующих в поисках нас авроров, действительно имеют реальную силу и могут что-то решить. — Нужно хотя бы выяснить, что там происходит… я могу… — Нет! — Блейз, ухватив меня за плечи, встряхивает как какую-нибудь домашнюю зверюшку. — Ты идёшь домой. Ну честное слово, как мать стаскивает с метлы непослушное чадо. «Ты идёшь домой»… Да не больно-то и хотелось остаться… — И придумываешь, как бы уничтожить всё то, что сейчас стоит в подвале. …а я всё не могу понять, то ли действительно ситуация настолько серьёзна, то ли Блейз как всегда играет с полной самоотдачей, вживаясь в роль. * * * Осторожно стягиваю мантию, заляпанную по подолу свежей итальянской грязью, и сворачиваю её в валик, стараясь не растрясти и осевший на меня каминный пепел. Вокруг царит зловещая ночная тишина, и мне почему-то чудится стрёкот цикад за окном, даже грубое напоминание, что сейчас, на минуточку, январь, не избавляет меня от этой слуховой галлюцинации. И только сделав шаг к двери, я понимаю, что это работают охранные заклинания. Но одновременно с этим мне под ноги кидается маленький живой комок. — Беда, беда, мистер Малфой! Мистер Поттер… Час от часу не легче. Нет, конечно, отлегло слегка, что не отряд вооружённых до зубов авроров с комиссией по изъятию запрещённых веществ… но Поттер-то… — Что опять? Чувствую, что с каждым разом тяжкие вздохи выходят у меня всё лучше и лучше. — Н-не знаю, — икает Нора. — То есть? Я же приказал не спускать с него глаз в моё отсутствие… Норин в ответ только мотает головой и лепечет что-то. Домовики — отличные слуги, но эта черта в них раздражает неимоверно. Стоит им только где-то напортачить, как всё… чтобы понять, как это исправить, нужно продраться сквозь заросли самобичевания, переплыть океан вины и пешком пересечь пустыню самоуничижения. — Нора, ты можешь сказать мне, что случилось?.. — Не знаю, сэр. Сработали защитные заклятья, а он пропал. Спасибо, Норин, мне очень помогло. Хотя… Я ведь, как и обещал, решил устроить Поттеру небольшую взбучку, и запрет на бесцельное шатание по особняку — не только слова. С помощью чар на браслете, который вручил мне Блейз, очень легко посмотреть, где именно Альбус нарушил границу. Нужно только заклинание вспомнить… Да уж, Забини сейчас оказался бы кстати. При мысли об этом, я впервые ощущаю неприятный, упругий толчок прямо в грудь. Как упрёк, как… реальное осознание того, что он может быть в опасности. И нужное заклинание всплывает в памяти само собой. Тонкая ниточка чар приводит меня прямо к двери собственной спальни. Норин послушно семенит за мной, растерянно оглядываясь по сторонам. Я оглядываюсь, наверное, так же рассеянно — если барьер сработал, то Поттер просто не мог от него отойти… Но при этом его здесь нет. Глупое предположение, но я открываю дверь и заглядываю в спальню. Естественно, никого. — Чушь какая-то, — боромчу себе под нос. Вот — сработавший барьер, вот — дверь, а Поттер-то где? — Он точно был здесь? Норин мотает головой. — Я никого не видела. — А где был Поттер? — Спал у себя в комнате. — А потом исчез оттуда? — Д-да, сэр… Вздохнув, я облокачиваюсь на дверь… только для того, чтобы, едва не завопив как припадочная девица, отскочить в сторону, потому что прислоняюсь плечом к чему-то тёплому и живому. Этот Поттер за неделю меня в гроб загонит — чего не удалось его папаше за пару десятков лет. — Шикарная вещица, — подцепив прозрачный край двумя пальцами, я медленно стягиваю с гадёныша мантию-невидимку, и взгляду открывается удивительная картина. Поттер висит в полуметре над полом, в позе трупа какой-нибудь заправской чайки, приклеившись к двери всей своей фронтальной частью, от кончиков распластанных ручек до кончиков распластанных ножек. — Знаменитая отцовская мантия. Давно мы не виделись. Поттер, ты серьёзно хочешь мне сказать, что упёр её у отца?.. Но Поттер, судя по недвижимому затылку, ничего не хочет сказать. — Ну и семейка. Я-то всё думал, почему твой отец теперь на допросах не прячется у стенки, как канализационная крыса. А всё потому, что его сынок, оказывается, такая же. Интересно, как ему удалось пронести её в особняк? Довольно объёмная штука. Хотя не удивлюсь, если этот малый давно уже наплевал на запрет колдовать вне школы и сам разобрался с Уменьшающими, которые работают и на магических предметах. — Неплохо смотришься на дверях, Поттер. Ты не против, если я перевешу тебя на кладовку? Ты подойдёшь к обоям. Тот всё молчит, как мелкий провокатор, хотя я прекрасно вижу, что рот у него не склеен. Нет, я понимаю, «Простите, мистер Малфой, я больше так не буду» тут особо не поможет, но злобно коситься сверху, будучи почти распятым на двери моей же спальни… как будто я виноват в том, что, несмотря на предупреждения, он зачем-то туда полез… — Ты извини, Поттер, я тебя отвлекаю, наверное, от важного дела своими разговорами. Как решишь пообщаться — зови. Только погромче. Я демонстративно разворачиваюсь, но вслед тут же раздаётся обиженно-требовательное: — Мистер Малфой, не могли бы вы… снять меня отсюда? — Мне бы твою уверенность, что я знаю, как это сделать, — усмехаюсь я. — А мантия, кстати, мне пригодится. Точнее, она пригодится Блейзу. — Так снимете или нет? — Ты как-то осмелел, дружок. Для начала я хочу выяснить, что ты забыл в моей спальне. — Ничего! Я просто шёл на кухню. — То есть с третьего этажа на первый через четвёртый? — Я заблудился! — огрызается Альбус. — Бедняжка, — сочувствующе тяну я. Тот проглатывает мой сарказм. — Я просто задел ручку. Совершенно нечаянно. Не успел даже шевельнуться… Я прислоняюсь к стене напротив, невольно вспоминая сегодняшний разговор с Блейзом. Даже тот верит, что Поттер здесь по своей воле, что он не способен шпионить… но теперь я знаю, что, скорее всего, всё то время, пока Норин считала, что Альбус заперся у себя, тот, накинув отцовскую мантию, шлялся где ему заблагорассудится. В этом есть какой-то глобальный смысл. Взгляд невольно останавливается на поттеровской заднице. — Что вы де… — успевает пискнуть он, прежде чем я запускаю руку в задний карман на джинсах. Пусто. Соседний. — Мистер Малф… омпф. — Это я полез в боковой. — Медленно ты соображаешь, Поттер. Грязно домогаюсь. В другом кармане тоже пусто. — Ну и? — ворчит Альбус. — Просто проверил, не стащил ли ты оттуда что-нибудь. — Я же сказал, я не смог туда зайти, только коснулся ручки и прилип! — Так не смог или не собирался? — Параноик, — полушёпотом бурчит он. Поборов желание так и оставить его болтаться тут живым трофеем поэкзотичней чучела мандрагоры или шкуры единорога, чтобы потом показать Блейзу — не сомневаюсь, тот оценит и Поттера, и точность работы своих чар, — я бормочу контрзаклятье. Альбус мгновенно шлёпается на пол, но прежде чем он, с ловкостью перепуганного кролика, успевает вскочить на ноги, я цепко хватаю его за шкирку и запускаю руку в нагрудный карман на рубашке. Пальцы тут же нащупывают приятную шероховатую поверхность гербовой бумаги. Поттер изворачивается ужом, выкручиваясь из моего захвата, кажется, пытается укусить, но я даже не замечаю этого. Выцарапав листок, я изо всех сил отшвыриваю Альбуса к стене. Тот с тихим оханьем оседает обратно на пол и поднимает на меня злые отчаянные глаза. В попытке встать, он снова невольно цепляется за дверную ручку и — как предсказуемо — тут же липнет к ней в такой же нелепой позе. Только на этот раз спиной. С губ Поттера полушёпотом срывается первоклассное ругательство. — Так это я параноик… или ты крыса? — скривившись, спрашиваю я, разворачивая и внимательно изучая листок. Хотя изучать-то тут нечего. Это — выдранная из ежедневника страница, с виду пустая, а на деле с крайне полезной информацией для того, кто хотел бы видеть меня в Азкабане. Вот так всё просто. В висках стучит кровь. С дрожащим выдохом я отступаю на пару шагов и прислоняюсь к стене. Поттер всё бьётся на двери, отчаянно вырываясь. Я закрываю глаза, пытаясь погасить ненависть. Такого я не испытывал даже к его отцу, а уж того-то мне хотелось унизить, растоптать, раздавить, уничтожить. С каким удовольствием я ударил его ногой в лицо когда-то очень давно, в другой жизни… с каким удовольствием смотрел, как из носа хлынули струйки крови. И едва сдержался, чтобы не продолжить — методично, сильно, до спазмов и хрипов, до криков — но он бы не кричал, только вздрагивал. Тогда было нельзя… Я снова смотрю на Альбуса. — Это… это не то, что ты думаешь… — лопочет он. А сейчас можно. Сейчас можно расквитаться за всё. — Совсем не то… Для таких случаев у меня припасено особо скептическое «И что же это, по-твоему?» — именно оно-то сейчас, выпустив металлические коготки, застревает в горле. Я просто стою, замерев… и не могу понять — нет, не как он сюда пробрался, не зачем — и так всё понятно, и даже не как именно нашёл то, что нашёл, и даже не почему я вдруг так легко поверил, что Альбусу это и в голову не придёт… Я стою и с удивлением слушаю боль, прокатывающуюся по телу волнами, от макушки до пят… и не могу понять — откуда её столько?.. Кровавая пелена мигом спадает с глаз. — Нора! — зову я. — Швырни его в подземелья и запри там. После этого я запрещаю тебе к нему приближаться. И чувствую, что больше не могу говорить. Никогда. Вообще. Перед тем как провалиться в сон, глубокий, тяжёлый, как металлический обруч, сдавивший горло, я успеваю подумать, что наверняка полночи буду мучиться компанией постылой бессонницы.