Две недели

Будит меня Блейзов смех. Невольно вздохнув, я, не открывая глаз, переворачиваюсь на другой бок. Нечаянно уткнувшись носом в чью-то шею, с трудом вспоминаю, кто это, и, кажется, снова забываюсь минут на десять, прижавшись щекой к тёплой коже. Но потом это переходит всякие границы, потому что я представить себе не могу, что может заставить Блейза (в здравом уме, я имею в виду) хохотать так, чтобы было слышно в моей спальне… И какой идиот открыл дверь? С этой мыслью и кислой миной на лице иду вниз. Найти Блейза не составляет никакого труда, потому что, какого наргла, да будь я хоть глухим, тут даже стены трясутся! Когда я спускаюсь по лестнице, в его смех вдруг вмешивается ещё один, более робкий, он звучит тише, тоньше и звонче, и он звучит так, будто… это Поттер. Они оба сидят под ёлкой в гостиной, Забини — с таким выражением миролюбия и довольства на лоснящейся от хорошей жизни мордашке, что хочется заехать ему в челюсть. Заехать ему в челюсть хочется и по другой причине: Забини, перегнувшись через Альбусово плечо, смотрит, как тот открывает подарки, и сторонний наблюдатель не усмотрел бы в этом ничего двусмысленного, но я-то вижу, как тесно Блейз прислоняется к Поттеру, насколько его лицо близко от шеи Альбуса, а вытянутая якобы для опоры рука — от поясницы. Рядом на столике куча грязных тарелок, и судя по количеству обёрток от торта, поттеровская голодовка прекращена окончательно. — Блейз, — рычу я. — Это вообще что? — Я смотрю Альбусу на руки. Забини улыбается мне. — Саламандра, — отвечает обнаглевший Поттер, явно чувствуя себя в безопасности рядом с Блейзом. — Я не позволю превращать мой дом в зоопарк, — я по-прежнему обращаюсь к одному Блейзу. И понимаю, что если сейчас начну с ним спорить, то в глазах Поттера потеряю остатки авторитета. Потому что мне отлично удаётся цинизм, надменность и холодность, а для злости и ярости… ну, как говорит Забини, «силёнок не хватает». А я бы сказал, слишком много безразличия и усталости. Альбус снова хихикает, когда чёрная, с ярко-оранжевыми пятнами ящерка юрко карабкается вверх по его руке, а затем, добравшись до плеча, по-змеиному поводит в воздухе раздвоенным языком. — Спасибо, — он поворачивается к Блейзу, а тот, прежде чем расплыться в своём кошачьем «не за что», смотрит на меня, почему-то виновато. Сквозь ядовитые уколы из ниоткуда взявшейся ревности?.. зависти?.. я вдруг понимаю, что догадываюсь, в чём дело. Приказываю Норин подать кофе в мой кабинет и как бы невзначай сообщаю Забини, что ему сегодня тоже есть чем заняться. Это значит: «Проваливай». Он кивает: — Но перед этим я обещал Альбусу поиграть с ним в снежки, ты не против, старина? — Блейз спрашивает меня уже на полпути к двери. На меня смотрят две пары абсолютно наглых глаз, и я, признав своё поражение, ухмыляюсь: — Не забудь повязать ему шарфик и застегнуть все пуговицы на мантии, Забини. Эта фраза мне досталась от Астерии. — А то застудишь такую очаровашку, — одними губами проговариваю я, ухмыляясь, пока Альбус, наклонившись, надевает обувь. — И из-за насморка она не сможет сделать тебе минет. Блейз кривит губы и отворачивается. И тогда я окончательно понимаю, что моя догадка верна. * * * — И что это всё значит, Блейз? Они возвращаются почти через три часа. Всё это время, вместо того чтобы разбирать накопившиеся бумаги из Министерства, я раз за разом подхожу к окну и вижу, как Блейз и Поттер то забрасывают друг друга снежками, то лепят снеговика, то строят огромную крепость, то просто носятся друг за другом. — Да какая тебе разница, — фыркает Забини. — Парню здесь скучно, хоть на стенку лезь. Неудивительно, в такой-то компании. Вот я и развлек его, как мог. — Зверюшку эту тоже просто так припёр? — Слушай, ты сам не далее как позавчера тоже припёр зверюшку, — пытается отшутиться он. Не выходит. — Драко, ну подумаешь ящерка… Ну поживёт в банке… — Это вообще-то саламандра, Забини. И ей можно спалить полдома. — А, — отмахивается он, — это огнеупорная банка. — Знаешь… вообще-то это ты у нас по части раздавания советов «Как жить в своё удовольствие», но я бы на твоём месте держал в голове, что это не твой сын, Забини. Как бы тебе этого ни хотелось. У Альбуса есть семья. В точку. — Откуда он сломя голову сбежал к тебе, — обиженно морщится Блейз. — Неважно. Просто послушай меня. Я… понимаю, что ты чувствуешь. — Да ну. У тебя есть Скорпиус. — Но как бы ты ни пытался сейчас подружиться с Альбусом, — продолжаю я. — Не сомневаюсь, тебе удастся, но этим ты… ничего не добьёшься. У Альбуса всегда будет отец, даже если вдруг ты решишь жениться на Джинни и увести её со всем выводком. Он признает в тебе друга, но не отца. И так непривычно видеть, как Блейз потерянно поджимает губы. Но он не прав, я действительно знаю, что он чувствует, потому что порой понимание, что нет рядом того родного и уязвимого, кого можно прижать к себе, кого можно защищать, чувствуя свою нужность, может разъесть любую самую жизнерадостную душу. Просто надеюсь, что Блейз выдержит. — Неужели стареешь, дружище? — уже мягче говорю я, но тот молчит. — Ну, знаешь ли, отцовский инстинкт всё-таки лучше твоих чувств, — вдруг едко цедит он. — Что ты имеешь в виду? Внутри всё холодеет. — Да брось, Драко. Ты как с цепи сорвался, когда увидел, что мы просто сидим рядом. Так что, учитывая, как часто тебе в голову приходит, что я хочу взять и изнасиловать бедняжку Потти, легко сделать вывод, что именно это и крутится у тебя в голове. Сутками. Я отрешённо смотрю на него — в кои-то веки разозлил Блейза. По-настоящему. Задел, зацепил за живое, но ведь и он знает меня настолько хорошо, что… Знает. — Это всё? — У себя спроси, — Блейз с тихим смешком разворачивается и уходит, бережно закрыв за собой дверь. Он никогда ими не хлопает, когда в ярости. * * * У общества волшебников, которые могут позволить себе всё, есть одна, но очень серьёзная проблема — придумать, чем бы заняться и что ещё себе позволить, когда приелись даже экзотические развлечения. И так хорошо, что, в отличие от не обременённой интеллектом части этого общества, у меня есть прекрасная возможность устроиться перед камином в библиотеке и почитать хорошую книжку. Можно любоваться всполохами пламени, можно подойти к окну и, отодвинув тяжёлые шторы, смотреть, как падающие снежинки, блестящие в лунном свете, оседают на деревьях, можно ходить вдоль книжных стеллажей, слушая собственные шаги, а затем снова вернуться к книгам. Отдохнуть с полной уверенностью, что ни одна живая душа не посмеет тебя побеспокоить… — Эм, — Поттер замирает в дверях. Судя по раздосадованной мордахе, он очень надеялся, что меня тут нет. — Я спросил у Норин, где библиотека… Хотел… мм… почитать что-нибудь. Что ж, в развитие его полового воспитания я этой ночью уже внёс свою лепту, так что, думаю, хуже не будет, если Поттер изучит ещё и, например, пособие по необратимым стихийным чарам. Не знаю, насколько полезной для него оказалась наглядная демонстрация техник орального секса, однако, похоже, Альбус уже не так боится ходить по дому. Видимо, дошло наконец, что я не очень-то интересуюсь его задницей. И как не вовремя, надо сказать. Как раз когда я… озабочен именно этим вопросом. Сколько бы я ни выворачивался, Блейз подкинул мне пищу для размышлений. — Спасибо, — вдруг улыбается Альбус. — За что? — За шоколад. Знал ведь, что надо было выбирать упаковку побезвкусней. — Угу, — делаю вид, что увлечён чтением. Альбус невозмутимо подходит к полкам и, сняв несколько устрашающего вида фолиантов, тяжело плюхает их на стол. У соседнего с моим кресла. И я тихо ненавижу его за то, что он с показной невозмутимостью сидит совсем рядом, подобрав ноги под себя, оглушительно переворачивает страницы, изредка шмыгая носом («Что, Блейз, не уследил?» — отмечаю злорадно). И ещё за то, что почему-то не могу выгнать Поттера отсюда, как будто… просто не могу и всё. Так страшно понимать, насколько унижает то, что меня не сторонится какой-то Поттер. Потому что должен. Должен трястись от ужаса, смотреть жалобными глазами, а не вламываться в библиотеку… — Мистер Малфой, вы не подскажете, что за заклинание Apertio? Убить. — «А» краткое, на «е» интонация идёт вниз, — елейным голосом сообщаю я. — Отличные чары, за секунду выворачивают человека наизнанку. Альбуса слегка передёргивает. — Советую, если хочешь убить кого-нибудь живописно — куча слизи и кала на стенах, метры кишок… — Спасибо. Я что-то пропустил, или Забини умудрился за пару часов научить Поттера манерам? Интересно, что Блейз наговорил ему обо мне? Не обошлось ведь без него, чую. Наверняка что-то вроде: «Да не бойся, старина Драко и мухи не обидит, я с ним со школы дружу». И я понимаю, что за три с лишним десятка лет собственной жизни я так устал от самокопаний, так устал чувствовать себя червём, даже когда щеголяю в парадной мантии на вечере в мою честь, даже когда, пригубив холодное, покалывающее губы шампанское, отхожу в сторону, утомившись от роскоши… даже тогда понимаю, что ничего не изменилось. Что статус, счёт в Гринготтсе, количество женщин, побывавших в твоей постели за одну ночь… ничего не значат. Что Блейз будет счастлив всегда, а червяк Малфой — никогда. Потому что постоянно думает, что недостоин того, что хочет, или наоборот, слишком достоин, чтобы хотеть, что-то такое… низкое. Как, например, надругаться сейчас над этим кусочком живой плоти. Просто из похоти, а не по каким-то философским причинам, вроде мести… И я решаюсь. Из дешёвого любопытства — посмотреть, что будет. Поттер вертит в руках очередную книгу, кажется, «Десять самых медленных ядов», и говорит что-то… кажется, о том, что очень любит зелья, и в голове даже всплывает смешное: «неудивительно, ведь Северус же», когда я одной рукой сжимаю его плечо, поворачивая к себе, а другой, ухватив за волосы, притягиваю его лицо к своему и целую. Изо всех сил ненавидя себя за то, что вместо грубых и властных движений, которыми презрительно отмечают свою собственность, а потом с ухмылкой сплёвывают слюну, я касаюсь его губ нежно, словно извиняясь, и так осторожно-робко, будто пытаюсь поймать бабочку. С тихим «ммпф» Альбус упирается острыми локтями мне в грудь, пытаясь отстраниться. Не тут то было. Мёртвой хваткой вцепившись ему в плечо, я тяну его вниз, на пол, и, подмяв под себя, снова целую — Поттер мотает головой, отворачивается, по-детски хныкнув, когда я прикусываю кожу у основания шеи, прямо над воротом футболки, уже чувствуя, что остановит меня только чудо. — Не надо, — шепчет он, понимая, что кричать бесполезно, выгибается всем телом, пытаясь помешать мне, но на деле лишь прижимаясь ближе. — Не надо… А я скольжу руками по его грудной клетке, любуясь хрупкостью отчаянно поднимающихся и опадающих рёбер под задравшейся тканью, любуясь страхом на его лице, да там целые водовороты паники на каждый зрачок… а сначала-то мы так храбрились… Хотя кого это волнует, не меня — так точно, потому что я уже вижу: ярко-алые пятна у Альбуса на щеках, блестящие от слёз глаза, грежу, как я уже стянул с него эту нелепую футболку и джинсы, как вжимаюсь в него, кусая и целуя, и хочу только одного — выласкать каждую складочку его тела — губами, пальцами, языком… вцепившись изо всех сил в острые коленки, войти в него, не сколько слыша, а скорее чувствуя, как он кричит, кричит, кричит… И дело не в нём, а только во мне. И в том клубке ярости, боли и горечи внутри. — Пожалуйста, — хнычет он. — Выпусти… И я замираю, уткнувшись лбом ему в солнечное сплетение. Мы оба дышим как два загнанных зайца, только Поттер ещё и дрожит всем телом, втягивает воздух носом, как до смерти перепуганный зверёк, и я чувствую, как конвульсивно сокращаются мышцы на его животе, когда он отваживается шевельнуться, пытаясь выползти из-под меня. Я мягко разжимаю руки и перекатываюсь на спину. Альбус со вздохом, упираясь локтями в ковёр, как нелепое ракообразное, отползает к стенке и, прислонившись к ней, зажмуривается, видимо, думая, что я в любой момент могу снова наброситься на него. Я смотрю на взлохмаченные вихры его волос, на отсветы пламени на скулах, на линию шеи и понимаю, что больше не смогу забыть, как касался его. Когда Поттер открывает глаза, я уже твёрдо стою на ногах — во всех смыслах. На самом деле, я не знаю, что заставило его так присмиреть, как и не понимаю, почему он до сих пор не сбежал отсюда. Потому что он поднимается из своего угла только затем, чтобы снова сесть напротив меня, на то самое место, откуда я так бесцеремонно стащил его несколькими минутами ранее. — Я не… Я просто, — бормочет. Даже думать не хочу, что именно заставляет его объясняться со мной после всего случившегося. Возможно, пару дней назад я был бы рад, что он заговорил сам. Теперь же хочу только одного — чтобы эти две недели поскорее кончились. — Между прочим, я всё ещё намерен выяснить, почему ты сбежал. Альбус понимающе кивает — через мгновение в комнате его уже нет. Сейчас кто-нибудь из каталога Блейзова борделя здорово бы облегчил мне жизнь, но это значит — расписаться под своей беспомощностью, а такого удовольствия после сегодняшнего я Забини не доставлю. Он, конечно, здорово приложил руку к тому, что произошло. Может, против воли, но он с самого начала только и подтрунивал надо мной, только и намекал недвусмысленно, а потом ещё и наступил на больную мозоль — самолюбие, и так красноречиво и пылко принялся убеждать меня в моих якобы-желаниях, что я невольно… Невольно — что, Драко? Невольно поддался уговорам бесстыдника Блейза, который, как змей искуситель с многолетним стажем, так умело разрекламировал тебе яблочко, которое ты при ином стечении обстоятельств не согласился бы и надкусить, что захотелось сожрать его целиком, вместе с огрызком? Врать себе, Малфой, нехорошо. Особенно когда всё, как ни крути, складывается крайне скверно. Высокоморальный и циничный Драко Малфой только что набросился на ребёнка, не совладав с собственной похотью, — это, конечно, гнусно. Но Драко Малфой, который так и не сделал то, чего хотел, из соображений жалости, совести и ещё непонятно чего… это уже ни в какие ворота. Не испытать ли выворачивающее на собственной тушке?..