Ашикаби-(полу)ангел

      Через три дня после начала строительства       Мия и Хомура стояли у окна и наблюдали за тем, как Сео возводит пристройку. Пен-Пен, топтавшийся рядом с ними, сосредоточенно ел рыбку, принесённую ему в дар небритым ашикаби — «типа подношение вероятному божеству». Слова Рэй, видимо, произвели на парня серьёзное впечатление.       Наконец, зрелище дворика их утомило.       — Ками-сама, я и не думал, что Сео может быть таким... легковерным, — вдохнул Хомура, взглянув на то, как рыба с приличной скоростью исчезает в клюве величественного птица. — Рэй-сан периодически что-то несуразное говорит, нельзя же всему верить?       — Это ведь Сео, — пожала плечами Мия, будто три эти слова всё объясняли. — Право же, от друга моего Такехито я ждала меньшей суеверности. Пусть даже и от такого друга, как он. Хотя, скорее всего, он просто валял дурака, когда устроил чуть ли не целое представление с этим, как он выразился, «подношением».       — А ты его, как я заметил, уже не зовёшь Сео мусором? — Хомура поднял бровь.       — На что это вы намекаете, Кагари-сан? — пристально посмотрела Мия на Хомуру необычайно серьёзным для себя взглядом.       — Э... — запнулся парень. — Да ни на что, абсолютно ни на что! Но мусором-то ты его всё равно не зовёшь. По-моему, ты вообще его ни разу так не назвала с тех пор, как он взялся за расширение гостиницы.       — Пока Каору-кун трудится, мусором звать его нежелательно, — отвернулась Мия с улыбкой. — А то вдруг он хуже работать станет?       — Это кто из них двоих больше работает? — возмутился Хомура, скользнув взглядом за окно.       — Согласна, — легко кивнула Мия. — Ваша ашикаби — и в самом деле необычайно полезное в хозяйстве приобретение.       Хомура набычился.       — Ну-ну, не стоит принимать мои слова так близко к сердцу, — примирительно улыбнулась Мия. — Ведь Рэй-тян действительно полезна в хозяйстве. Разве вы станете с этим спорить?       — И это всё, что ты можешь о ней сказать? — сухо спросил парень.       — Рэй-тян очень полезна в хозяйстве, — добавила Мия, глядя, как Рэй левитирует бревно.       Хомура в ответ на это только и смог, что вздохнуть. Мия не была настроена на серьёзный разговор.       Они помолчали. Воистину то, как другие работают, — одна из вещей на которые можно смотреть бесконечно.       — По-моему, Сео-кун как-то жульничает, — наконец, заметил Хомура. — Вроде бы сейчас работа идёт медленно, но слишком уж быстро у него всё получается. Не перегружает ли он Рэй-сан, когда мы не смотрим?       — Ками-сама, — драматично ахнула Мия, — как вам только в голову это пришло?       Хомура поморщился.       — Мия-сан, прошу вас, не начинайте. Если бы он работал весь день — то, да, ничего удивительного не было бы. Но он-то по паре часов в день работает — и всё!       — Дольше, Кагари-сан, — мягко возразила женщина, покачав головой. — Дольше, чем по паре часов.       — Но не намного! — горячо возразил парень.       — Так вы предпочли бы, чтобы ваша ашикаби трудилась с утра до вечера вместе с ним? — хозяйка хитро улыбнулась. — Не думала я, что вы такой сторонник шовинистических взглядов, Кагари-сан.       — Что?! — возмутился тот.       — Шовинистических, — покровительственным голосом сказала Мия. — Так говорят о...       — Я знаю, что это значит, — раздражённо отвернулся Хомура от окна и прошёл вглубь комнаты. — Но к чему вы обвиняете меня незнамо в чём?! Она — моя ашикаби. Какой, к Минаке, шовинизм?       — Ну как же! — всплеснула Мия руками. — Вы с такой готовностью стремитесь контролировать жизнь Рэй-сан, что же ещё можно подумать?       — Думаешь, мне это в радость, Мия? — вздохнул он. — Я — секирей! Это противоестественно, когда я говорю, что ей делать. Всё должно быть ровно наоборот.       — Ну так и позвольте ей всё делать по-своему.       — Эх... Да делает ли она хоть что-нибудь по-своему? Она ни разу даже не поела самостоятельно, — решительно качнул он головой. — А чтобы она регулярно спускалась к ужину, Мацу пришлось придумать целый алгоритм и исчерпывающе его ей объяснить. Какое уж тут «позвольте ей всё делать по-своему»? Не получается иначе. У меня связаны руки.       — Почему тогда у Удзуме получилось, когда она — фактически посторонняя секирей? — спросила Мия. — Почему у Мацу-тян получается? Почему она сходила с Рэй в букинистический магазин и купила ей именно ту книгу, что понравилась вашей ашикаби?       — Не знаю! — огрызнулся Хомура, но тут же извинился: — Простите... Просто всё так сложно! Я не понимаю её, а ведь она моя ашикаби. Я должен её понимать. Обязан понимать. Это даже не вопрос долга — это вопрос нашей связи и моей физиологии. Но я не понимаю! И, хоть убейте, я до сих пор не могу постичь, зачем Рэй-сан немецкая книжка по генетике? Она ведь даже не пыталась искать её перевод на японский. И она не интересуется другими книжками по той же теме. Только сидит иногда и листает её — и притом её одну, прошу заметить.       — А зачем вам это понимать? — резонно заметила Мия. — Разве многие секирей интересуются мотивами, которые объясняют желания их ашикаби? И интересуются ли многие из них хоть чем-то помимо желаний своих ашикаби? Нет. Они просто живут.       — Верно. Но Рэй — не такая как все. Я... Мы с Мацу ей не нужны. Понимаешь, Мия? Не нужны. И не утешай меня, это хорошо заметно. О да, она нас не гонит прочь от себя, мы ей не неприятны — и только. Она слишком искалечена душевно... Я вообще боюсь, что любить она просто неспособна.       Мия сдержанно кивнула.       — Но хотя бы вы не рискуете больше однажды сгореть, потеряв контроль над собой и своими силами. И навязанного окрыления тоже бояться не нужно, — заметила она.       — Может быть, — Хомура задумчиво зажёг на ладони огненный шар и через пару секунд потушил. После окрыления контроль над стихией, как и ожидалось, стал лучше на порядок. А ещё ему казалось, что будто теперь его силы неисчерпаемы. Опасная иллюзия могущества, но ничего страшного, всего-то и нужно, что немного воли. — Я и правда больше не испытываю проблем с огнём. Но как же Мацу? Ведь она не нуждалась в окрылении так остро, как я.       — Так вы уже окончательно простили её, раз беспокоитесь о её отношениях с вашей ашикаби?       — Я по-прежнему считаю, что она поступила нехорошо, закрывшись Рэй-сан, — Хомура снова вздохнул. — Но, раз уж после столкновения Рэй-сан с Карасубой та попала больницу, то смысла злиться на Мацу и дальше просто нет... Может, она и правда чувствует Рэй-сан лучше, чем я?       — Откуда такие подробности? — нахмурилась Мия. — Про Карасубу и больницу? Мне Мацу ещё не докладывала. А между тем не один день прошёл.       — Минака звонил, — скривился Хомура, будто надкусил зелёный лимон. — Предлагал место в Дисциплинарном Отряде, пока Карасуба не выпишется.       — А вы? — поинтересовалась Мия, напрягшись.       — Повесил трубку, — пожал он плечами. — Я вообще не понимаю, зачем он предлагает место именно мне. Знает же, как я его ненавижу, и наверняка, сукин сын, подозревает, что Карасубу остановила именно Рэй. Если не знает точно и этого.       Мия, к удивлению Хомуры, не торопилась высказывать горячее одобрение его отказу, каковое от неё ждал бы любой человек, мало-мальски с ней знакомый. Мия недолюбливала МБИ — это не обсуждается. МБИ лишили её Такехито, а точнее, вынудили того пожертвовать собой.       Мия никогда не стала бы сотрудничать с МБИ, а с теми, у кого с МБИ отношения были теплее, обращалась очень неприветливо.       Но одобрения она так и не высказала.       Наконец, рассеянно погладив Пен-Пена, который довольно уаркнул, Мия заговорила:       — Скорее всего, вы нужны Минаке потому, — медленно и размеренно произнесла она, невидяще глядя в сторону, — что Карасуба, которая к моему величайшему сожалению так и не сдохла, будет рвать и метать, когда её спустят... ой, простите, я хотела сказать «когда её выпустят из больницы». Так вот, тому, кто занимал её место, пока она отлёживалась, не поздоровится: Карасуба будет мстить. Но на Рэй-тян у неё и так теперь зуб. К тому же, зная Минаку, могу сказать, что его особенно позабавит её гнев, когда та узнает, что её место занимали вы — если это будете вы, секирей Рэй-тян, которая её в больницу и отправила. Возможно, Карасуба даже устроит истерику... О да, — хищно улыбнулась Мия. — Ей точно такое не понравится.       — Если это буду я? Э-э... Мия? Уж не предлагаешь ли ты мне согласиться? Но я ведь сбросил вызов Минаки! Слишком поздно.       — Вы и сами прекрасно знаете о назойливости этого человека, — закатила глаза Мия. — Он вам ещё не раз перезвонит, если только не наймёт кого-нибудь.       — Но я если перейду в Дисциплинарный Отряд, пусть даже временно, мне придётся работать на МБИ, — воззвал Хомура к здравому смыслу Мии.       — Выставьте свои условия, — равнодушно отозвалась та. — Всё равно Минаке вы нужны в Отряде на роль свадебного генерала. Свою безопасность он вам так и так не доверит, тут и к гадалке не ходи. Скорее всего, вы по-прежнему останетесь Хранителем Неокрыленных, только вам выдадут хаори.       — Какое, к Минаке, хаори?!       — Серенькое такое. С трясогузками, — пояснила она, явно издеваясь.       — И ты готова терпеть, чтобы твой жилец с ними сотрудничал?       — Не сотрудничал, — наставительно заметила Мия, — а заполнил вакансию, которую могут занять более лояльные МБИ секирей.       — Думаешь, у Минаки есть иллюзии относительно моей собственной лояльности? — Хомура скептически хмыкнул.       — А ещё вы сможете хотя бы примерно понять, что думают о вашей ашикаби секирей дисциплинарного отряда. Вряд ли они знают так уж много, но в виду того, что способности Рэй уже порождают слухи... Кто знает, может, что-то полезное и удастся выудить.       — С таким же успехом я могу не выудить ровным счётом ничего, — он скрестил руки на груди. — И зачем вообще такие сложности? Зачем играть с МБИ? Ведь пока Карасуба небоеспособна, ты могла бы остановить всё это. Ты же не просто секирей, Мия! Тебе же нет равных! Что думаешь?       Вместо ответа Мия достала телефон и, пробежавшись пальцами по клавишам, развернула его экраном к Хомуре.       На дисплее была фотография какой-то ядовито-жёлтой бочки с зелёным «жучком» биологической опасности намалёванной на крышке. Бочка стояла на краю какого-то небоскрёба. В фоне пестрел городской пейзаж Синто Тейто. А ещё в правом верхнем уголке снимка желтел значок радиационной опасности. Рядом с подмигивающим смайликом.       — От Минаки, — пояснила она. — Прислал в тот же день, когда Рэй-тян столкнулась с Карасубой. Я не стала никому говорить. Знаете... Обидно. Мне и в голову не пришло что-либо предпринимать, пока не пришло сообщение, — и вздохнула.       — Вот же сукин сын. Террористом, выходит, заделался?       — Вы что, серьёзно не ожидали от него такого хода?       Хомура предпочёл смолчать.       — Мне противно будет с ним работать. Я не вижу причин это делать... Кроме как чтобы досадить Карасубе, — добавил он, перехватив взгляд Мии.       — Противно? О да. Необходимо? Нет, ни в коем случае. Полезно ли? А вот это и предстоит узнать, — ответила она.       — Минака уже сейчас знает, что я буду вынюхивать, чем он занимается, если соглашусь.       — Будет, — Мия кивнула. — Но он любит и подсказки давать. Такова его натура. Однако, чтобы эти подсказки получить, у вас должна быть возможность это сделать. Возможно, таким способом он хочет поделиться с вами тем, что ему известно о Рэй-тян. А это... Нельзя сказать заранее, важно ли это. И не опасно ли для Рэй-тян, если вы не будете знать этого. Не забывайте, что её происхождение неясно до конца. Кто знает, чем оно ей грозит.       — Но ты же не терпишь его?       — Не больше, чем ты, Хомура-кун, — ответила Мия и посмотрела тому прямо в глаза.       Раздался звонок телефона.       Минака.       Хомура, поколебавшись, принял вызов.

***

      Тот же день       В первый день после операции Карасуба лежала, неподвижно глядя в потолок. Двигаться ей не рекомендовали. Да и двигать она могла одними лишь руками. Восстановление чувствительности ног обещали не ранее чем через три недели.       Вечером пришла Беницубаса — принесла ей плёнку с пузырьками. О, как она её боялась! Как тряслась! Приятно.       Карасуба стала лопать пузырьки руками — больше заняться ей было нечем. И так продолжалось день за днём, разве что начиная со второго дня она параллельно ещё и видеопроигрыватель смотрела. Правда, те диски, которые ей подложили, она расшвыряла по всей палате. Какая сволочь подложила ей фильмы про любовь?! Кому жить надоело? Впрочем, нормальные картины — боевики и фильмы ужасов — ей доставили уже через полчаса. Похвальная оперативность.       Одно плохо: нодати, который в этот раз так и не попробовал ничьей крови, ей не вернули. Возможно ли, что она угодила в больницу именно потому, что невольно нарушила своё правило? Очень может быть.       По утрам к Карасубе приходила Хайхане, которая вела себя подчёркнуто-уважительно. Днём к ней заходила Беницубаса, а по вечерам обычно посетителей не было, хотя напарницы и заглядывали по паре раз в это время.       Хайхане своего отношения к Чёрной Секирей не меняла на протяжении целых дней. Но вот Беницубаса... эта от раболепного страха постепенно переходила к развязной наглости. Карасуба, скрипя зубами, терпела.       Начиналось всё довольно невинно. Сначала у девчонки растворился страх. Карасуба и не обратила на это внимания: до того ей всё осточертело. Потом... Потом пошли разные неприятные вопросы.       «А что вы будете делать, если лечение затянется, Карасуба-сан?»       «А что, если вы не сможете служить в Дисциплинарном Отряде, на кого же нас оставят, Карасуба-сан?»       «Ками-сама, Карасуба-сан, без вас авторитет Дисциплинарного Отряда сильно упал!» — это заявление, вообще-то, даже польстило Карасубе.       «Знаете, Карасуба-сан, а Минака-сан ищет временных союзников, чтобы усилить Отряд», — а вот это откровение ей не понравилось.       «Я вот подумала, Карасуба-сан, а к чему я с вами вожусь? У меня и своих дел на сегодня полно! Вот вам апельсины, чистите их сами. Я на тумбочку поставлю, дотянетесь», — это уже был тревожный звоночек.       «Знаете, Карасуба-сан, я тут прочитала... Человек после долгого пребывания в неподвижности ещё долго ни на что не способен. Так что я отодвину тумбочку подальше, ага?» — и при этом Беницубаса издевательски улыбалась. — «Не трогай!» — прорычала тогда Карасуба, но Беницубаса только захихикала и отодвинула тумбочку, как и обещала. — «Карасуба-сан, вы слабы. Не знаю, почему Минака-сан с вами возится, милосерднее было бы вас добить. Для такого гордого и сильного создания оказаться прикованной к постели... Это неправильно. Такое моё мнение. Так что упражняйтесь», — и выпорхнула из палаты. А Карасуба не могла даже наказать мерзавку!       И всё это — в течение каких-то десяти дней. За что, шинигами-сама?!       А сегодня вообще был необычный день. Хайхане с утра заскочила буквально на полминуты и, извинившись, сказала, что до вечера Дисциплинарный Отряд будет занят. В обед не пришёл вообще никто.       Поэтому, когда Беницубаса после ужина пришла к Карасубе, широко улыбаясь, та заподозрила неладное.       — Угадайте, что сегодня случилось, Карасуба-сан? — жизнерадостно воскликнула девчонка.       — Отстань, Бени-тян, — прошипела Карасуба. — Отстань, пока я на всё не плюнула и не попыталась тебя придушить.       — Но ведь мы обе знаем, что вам двигаться нельзя. И ещё долго будет нельзя, — счастливо прижмурилась Беницубаса. — Но я отвлекаюсь. Сегодня у Дисциплинарного Отряда появилось пополнение.       — Да? — презрительно сплюнула Карасуба. — И что же за малявки рискнули занять моё место?       — Ваше место? О нет, Карасуба-сан, смиритесь, это место вы потеряли. Когда вам разрешат ходить с палочкой, план Секирей перейдёт в следующую стадию. Не знаю, правда, что за стадия такая, но Нацуо-сама говорил, что там всё серьёзно.       Нацу-кун к Карасубе, кстати, так и не заходил. И правильно, вообще-то, не заходил, потому что за такую подставу, как ежедневные визиты Беницубасы, она бы с ним обязательно поговорила. Душевно так... И ничего, что нодати под рукой нет. Как-нибудь обошлась бы — для человечишки-то и рук много.       Но с Беницубасой это не прошло бы: она и сама секирей — и секирей сильная. Карасубе, конечно, с ней нетрудно разобраться... Но для этого нужно хотя бы стоять на своих двоих. А именно этого Чёрная Секирей и не могла сейчас.       — И какой же дурак рискнул это сделать?       — О! — полным предвкушения голосом протянула Беницубаса, — вы их знаете. Это Муцу-сан...       — А-а — тот, что стал педиком типа Нацу?       — ...и некий... Не смей так говорить о Нацуо-сама! — завизжала Беницубаса и, подскочив на миг к Карасубе, влепила ей тяжёлую пощёчину.       У Чёрной Секирей не было выбора, кроме как терпеть, стиснув зубы. Не имея возможности встать, ничем ответить на этот удар она не могла.       Беницубаса же, отпрыгнув после пощёчины назад, в шоке посмотрела на свою руку — и на красный отпечаток, оставшийся на щеке злющей Карасубы. Несколько мгновений девчонка переводила взгляд туда-сюда, а затем, что-то для себя решив, начала смеяться — сначала тихо, а потом всё громче и громче:       — Ха-ха-ха! И это тебя я боялась? Тебя, которая ходит под себя и безобиднее мышонка?! Ками-сама, ну я и дура. Ну я и дура была! Ха-ха-ха!!! — она, продолжая хохотать, упёрлась руками в колени.       Карасуба мрачно смотрела на неё.       — Ты и правда дура, Бени-тян, — ядовито процедила она. — Только ты не просто ею была, ты — она и есть. Ты забыла, что я тут не навсегда.       На миг лицо Беницубасы исказил испуг, но оно тут же разгладилось.       — Видишь ли... Кара-тян... — сказала раскрасневшаяся девушка.       О, она, очевидно, была не так храбра, как хотела показаться. Раз её лицо покраснело — значит, в крови у неё сейчас бушует адреналин. И Беницубаса сейчас, скорее всего, чувствует, как у неё кружится голова от собственной наглости, неожиданной ею самой.       — ...Можешь утешаться иллюзиями, — продолжила девчонка. — Но когда ты отсюда выйдешь на своих ногах — если ты отсюда выйдешь, — то деактивировать тебя не составит труда. Знаешь что будет? Ты будешь еле-еле передвигаться, тебе пропишут строгий режим, нарушить который ты не посмеешь, а если посмеешь... Да что я с тобой разговариваю! — Беницубаса плюнула в Карасубу, с безопасного, впрочем, расстояния. — Ведь тебя сюда даже не секирей отправила, а жалкая ашикаби.       Карасуба зарычала.       — О да, рычи! Я больше тебя не боюсь. Довольно! А Хайхане пусть унижается перед тобой и дальше, если только не сообразит сама, что ты и мизинца моего не стоишь.       — Когда я отсюда выйду, я вобью тебе твои слова тебе же в глотку! — прорычала Карасуба.       — Какие громкие слова! Когда ты отсюда выйдешь, я с тобой легко справлюсь, — дерзко заявила Беницубаса.       — Попробуй!       — А зачем, собственно, ждать? — вслух проговорила Беницубаса. — Я ведь могу прямо сейчас убрать лишнюю претендентку на сердце Нацуо-сама! Всего-то и нужно, что норито прочитать. Как тебе эта мысль, а? — подмигнула она бесновавшейся Карасубе.       Беницубаса с лёгкой опаской приблизилась к Чёрной Секирей. Она схватила её запястья левой рукой, не позволяя старшей секирей шевелиться, а правую сунула той под спину, пытаясь подвести свою кисть прямо под знак секирей.       Карасуба, которая не могла сейчас помешать девчонке, испытывала ужасное чувство отчаяния. Неужели её сейчас деактивируют? А как же Мусуби-тян? Карасуба ведь обещала ей, что они встретятся на поле боя. Она не может сейчас... проиграть. Только не так!       — Что ты делаешь? — послышался с порога палаты спасительный голос Нацуо.       — Н-Нацуо-сама? — пискнула Беницубаса, отшатнувший от койки. — А я тут... А я тут массаж Карасубе-сан делаю. Ведь правда, Карасуба-сан? — захлопала она ресницами.       — Да, — с ненавистью выплюнула Карасуба.       Она не хотела признавать, что оказалась в настолько беспомощном положении. И меньше всего она хотела на кого-либо жаловаться. Чёрная Секирей никогда не жалуется. Наивные слабаки могут жаловаться на других — ей! — но сама она этого делать не будет А с Беницубасой она обязательно сочтётся.       — Ты свихнулась? — спокойно спросил Нацуо у Беницубасы. — Карасубу-сан шевелить нельзя. Ты каким-нибудь неосторожным движением могла испортить труд лучших хирургов и пустить на ветер миллионы иен.       — М-Миллионы? — выдавила девчонка.       — Именно миллионы, — кивнул Нацуо. — И раз ты показала свою безответственность... я запрещаю тебе прикасаться к Карасубе-сан впредь. У тебя, насколько мне известно, нет медицинской лицензии.       — Да, Нацуо-сама, — потупилась Беницубаса.       Против воли, Карасуба вздохнула от облегчения, отказываясь сознательно признавать, что её просто-таки спасли. Прямой приказ Нацуо Беницубаса не нарушит. А потом... Потом Карасуба с ней рассчитается.       — А раз «да», то иди-ка ты домой. Мне нужно с Карасубой-сан поговорить.       Злобно сверкнув глазами с порога, Беницубаса удалилась прочь.       — Чего припёрся? — буркнула Карасуба, не глядя в глаза Нацуо. Не то чтобы она была рада его прибытию и боялась это показать, но вот пришёл он как нельзя кстати — чему она как раз-таки была рада.       — Минака-сан велел передать вам эти видео, — Нацуо протянул ей два диска.       — Какие, к демонам, видео? Я, вообще-то, четвёртую часть «Пилы» собиралась перед сном посмотреть, — заметила Чёрная Секирей, но диски взяла.       — Я сам не интересовался, однако Минака-сан сообщил, что здесь записаны розыгрыши.       — Нахрен мне какие-то розыгрыши? — искренне удивилась Карасуба. — Он что, крышей поехал?       — Минака-сан предвидел такой вопрос и сказал, что это касается людей, которые беспокоили вас звонками.       А-а-а... Понятно о каких «розыгрышах» идёт речь. Гм, если всё сделано, как она заказывала, вполне заменит «Пилу».       — Чего сразу не сказал-то? — улыбнулась Карасуба. — Давай сюда. Не хочешь, кстати, со мной остаться, посмотреть?       Нацуо с искренним удивлением посмотрел на неё.       — Вас, случайно, Беницубаса-сан не укусила? — осторожно спросил он.       — Не боись! Ха-ха! — хрипло каркнула Карасуба. — Ну ты скажешь! Да нафиг ты мне сдался? Посмотри на себя! Нет, мне просто скучно одной.       — Прошу прощения, Карасуба-сан, но я занят, — поклонился Нацуо.       — Ну и ладно. Тогда давай, оставь всё, что принёс и топай.       — Боюсь, мне надо кое-что вам рассказать.       Карасуба вздохнула:       — Эх... Какая-то пакость, да?       — В Дисциплинарном Отряде новые секирей: Муцу-сан и Хомура-сан. Они у нас временно... Но...       — Хомура? — подозрительно спокойно спросила Карасуба       — Да.       — Секирей этой... которая ашикаби Мацу? Из-за которой я тут?       — Боюсь, что да.       Карасуба промолчала.       — Уходи.       Не проронив ни слова, Нацуо развернулся и вышел.       Карасуба осталась одна.       Она не знала, как ей реагировать. Хотелось рвать и метать — но этого хотелось умом. Эмоции же её... Она не сразу поняла, что чувствует. Так и лежала она, не включив даже плеер, и только засыпая, Карасуба поняла, что ей просто обидно. До слёз обидно.