***
Мия сидела на веранде, любуясь пробившимися сквозь сырую землю зелёными ростками. Хорошо... Такехито понравилось бы. Машинально Мия протянула руку в сторону, но, конечно, никого там не было. Столько времени прошло, а до сих пор она не может — и, пожалуй, не хочет — избавляться от воспоминаний о нём. Мие всегда казалось, что, если не осматриваться, то окажется, что Такехито на самом деле рядом. И каждый раз, когда она невольно пыталась в этом убедиться, оказывалось, что это не так. А чего же ещё ждать? Грустно. Как грустно и глупо. Мия была — да и всё ещё оставалась — сильнейшим существом на планете, а Такехито — тот был самым простым человеком, даже не ашикаби. И она всё бросила ради него. Всё, что имело для неё смысл, всё, что было ей поручено ещё на родной планете сотни лет назад... Понятно, что главная задача, с которой корабли засылались на Землю, уже была выполнена к моменту её пробуждения, но она, так или иначе, оставила всё, все свои обязанности. А в тот день, когда Такехито решил оставить МБИ навсегда, чтобы быть с ней, его не стало. И виной тому два существа: Минака, который вздумал экспериментировать с дзинки, а напортачив, стал названивать Такехито, и Карасуба, которая предложила тому пожертвовать собой, чтобы спасти всех секирей и ашикаби, которые присутствовали в здании. Мерзкая тварь. Жаль, что Рэй её не добила... А впрочем, поделом ей, пусть мучается подольше. Мия знала Карасубу: оказаться прикованной постели для той должно быть страшной пыткой — достойное наказание. Хотя хозяйка поместья Идзумо не стала бы жаловаться, если бы Рэй её всё-таки размазала по асфальту... Раньше, конечно, Мия не поверила бы, что Рэй физически на это способна. Но теперь... Теперь всё было иначе. Рэй... Мия не знала, что она такое, и после того, как чуть больше недели назад осознала это впервые с мучительной ясностью, не была более уверена, как себя с той вести. Что же Рэй такое? Может ли быть так, что она очень-очень стара, старше даже самой Мии? Но фактически, Рэй говорит, что она — старше не только цивилизации, не только разумной жизни, а и жизни вообще. Как же это может быть? Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! И потом, есть же у неё документы. И на вопрос, четырнадцать ли ей лет, Рэй всегда отвечала утвердительно. То, что ей под четыре миллиарда лет, она говорила только если спросить, сколько ей лет. О боги, как легко сойти с ума, если слишком долго думать о словах Рэй... Она не врала, когда сказала, что понять её Мие будет трудно. Но та всё равно пыталась. В общем-то, Мия давно сообразила, что Рэй считает, будто ей одновременно четырнадцать лет, и почти четыре миллиарда. Если бы — только «если бы»! — ей и вправду было четыре миллиарда, стала ли бы Рэй соглашаться, что ей — четырнадцать? Два эти утверждения исключают друг друга. Этого как будто достаточно, чтобы отбросить нелепые претензии. Но Рэй... Рэй была... непостижима. О её мощи — да, именно «мощи», а не «силах» — судить можно было лишь косвенно, а понять, лжёт ли она, было решительнейшим образом невозможно. Рэй не пыталась облегчить задачу, формулируя ответы так, что те очень редко что-то поясняли. Однако теперь Мия не могла продолжать объяснять слова Рэй её ненормальностью. Девочка действительно знала все языки. Мия — для пробы — давала ей почитать самые разные материалы, которые только могла найти в интернете, но всегда Рэй понимала прочитанное. Для неё не существовало такой вещи, как языковой барьер. Она говорила не только на естественных языках, но и на искусственных. Эсперанто, интерлингва-ИАЛА, да даже Ыфкуил и Илакш... Понятно, что языки за тем и создаются, чтобы на них общаться, но далеко не всегда — из перечисленных четырёх это касалось только эсперанто и интерлингвы, из которых, к тому же, активно использовался значительным количеством людей один лишь эсперанто; а Ыфкуил и Илакш оба были языками философскими, к живому общению не очень-то приспособленными ввиду чрезвычайной громоздкости. Которая не пугала Рэй, ведь она могла использовать их в речи, а не только читать тексты, на них написанные. Но разве дело было только в противоестественном знании языков? Щит Рэй сдерживал всё, что использовала Мия: всё, что она могла использовать, не опасаясь ранить или убить Рэй в случае ошибки. Кто знает, насколько же он прочнее? Возможно ли, что даже самую страшную атаку Мии он сдержал бы? А ведь была ещё и «атака» самой Рэй, точнее, её способность легко разрушать любой предмет... Мие не на чем было экспериментировать, но непохоже, что один-разъединственный камень — предел Рэй. Может ли быть так, что она способна уничтожать целые скалы? Или что-то много крупнее, нежели скала?.. А способность Рэй переносить предметы? После разговора о языках, Мия — очень осторожно — расспросила Рэй о том, какой самый крупный объект она способна двигать. Ответ Рэй — планету — ей и после всего, что произошло, показался несколько претенциозным, и тем не менее, Мие стало ещё более не по себе, чем до этого. Мия с самого начала понимала, что с Рэй что-то не так, но когда выяснилось, что та якобы способна на такие... нечеловеческие достижения, стало жутко. На несколько секунд Мия испытала сильное искушение попросить Рэй что-нибудь сделать с Луной... Но её напугало это искушение. Её сковал страх. Сильный страх. До сих пор ни сама Рэй не вызывала у неё такого страха, ни кто-либо ещё. В отличие от утверждения о возрасте или о том, что Рэй может пережить ядерный взрыв, такую серьёзную претензию, как способность двигать планеты, легко проверить и легко опровергнуть. В общем-то, вполне научная гипотеза получается, раз уж её возможно опровергнуть. «Но будет ли результатом опровержение слов Рэй?» — назойливо звенела в голове непрошеная мысль. Две недели назад Мия не колебалась бы. Она бы попросила Рэй шутливым тоном слегка приблизить Луну к поверхности Земли — а то ей... ну пусть хотя бы «темно читать ночью». Две недели назад. Теперь же такое Мия ни за что не стала бы говорить. Она до дрожи боялась, что Рэй так и поступит. Что луна действительно начнёт расти на глазах, приближаясь к Земле. Это было похоже на тот страх, испытывая который, некоторые люди боятся обернуться в темноте. Испытывая который, они просто боятся обернуться, опасаясь увидеть, что за их спиной кто-то стоит, и полагают, что в безопасности, пока смотрят только вперёд. Умом Мия понимала, что этот страх — бред, ничем не обоснован и вообще — позорен. Это какой-нибудь дремучей крестьянке — которых в такой цивилизованной стране, как Япония, и не осталось почти — позволительно верить в подобную чушь. Но вторая часть её «я» дрожала от ужаса. После признания Рэй, что она способна переместить планету, у Мии на несколько дней пропала охота говорить с ней. Она боялась лишний раз поднять на неё взгляд. С гораздо большей охотой Мия продолжала бы считать Рэй обычной девочкой, пусть и с силами секирей. Может быть, ещё не поздно начать думать так и только так? Может быть, Рэй действительно — всего лишь обычная девочка, над которой долго экспериментировали и наделили необычными способностями? Это всё ещё было возможно. Установить истину можно было всего лишь одной просьбой, которую Мия до ужаса боялась озвучить. Она боялась, что своими вопросами, своими разговорами заставит то, что пугает её, воплотиться в реальность. Верила в глубине души, что пока она молчит — того, что её беспокоит, как бы и нет вовсе. Но всё равно после того не такого уж давнего разговора с Рэй Мие понадобилась немалая доля мужества, чтобы снова поднять на неё взгляд. Как ни странно, это оказалось не так страшно. Рэй менялась. Пусть потихоньку, пусть малозаметно, но менялась. По меньшей мере, ушло то чувство запредельной жути, которое Мия испытывала при одном взгляде в красные глаза ашикаби Хомуры и Мацу, не так давно говорившей совершенно равнодушным и нехвастливым тоном, что может перевести Луну на любую орбиту. Мия, почувствовав, что Рэй ведёт себя чуть иначе, даже спросила её, что происходит, и получила ответ, слегка сбивший её с толку, но, тем не менее, заставивший её вздохнуть с облегчением. «Я не хочу, чтобы вы боялись», — сказала Рэй. Остальные, конечно, тоже чувствовали, что с Рэй что-то не так, а Мацу — та и вовсе была той, кто дал Мие знать о способности Рэй говорить на всех языках, — но они не так нервничали. Не так её боялись. Ничего удивительного, что им захотелось провести время со своей ашикаби. И сегодня Хомура, Мацу и Рэй ушли провести время вместе. Что же... Рано или поздно это должно было случиться. Единственная причина, которая могла бы этому помешать — нежелание Рэй проводить время с ними, но Рэй ни против чего не возражала. Единственные несколько раз, когда это случалось, она ссылалась на Пен-Пена. Почему? Тоже загадка в своём роде, но у Мии не было ни малейшего желания её разгадывать. Хватит. Иначе точно можно поехать крышей. Ведь то, что говорила Рэй о Пен-Пене, было совершенно однозначно, в отличие от того, что она говорила о себе.***
Солнце поднималось всё выше. Уже и Удзуме ушла. Мия продолжала сидеть на верандочке, разглядывая садик. Пусть зелень только начинала пробиваться, но уже сейчас он был красив. Уж камни-то в любую погоду неизменны, хотя, конечно, это лишь иллюзия. Впрочем, для человека с его короткой жизнью это можно считать и правдой. Здесь хорошо отдыхать. Неудивительно, что сад полюбился и Рэй, чем бы она ни была. Мия по праву гордилась им. После смерти Такехито, она, чтобы не сойти с ума от горя, занялась гостиницей и садиком. Немного помогал Сео — этот мусор и скот, пригодный, однако, хотя бы на что-то: помог вот гостиницу немного достроить на ничем не занятом ещё огромном участке земли, купленном Такехито (и свободная земля ещё оставалась, всё же работа в МБИ, сооснователем которой он был, сделала его весьма обеспеченным человеком: достаточно, чтобы не по-современному фривольно обращаться с землёй). А тогда он помог обустроить садик. Здесь же был и алтарь, который Мия установила в память о Такехито. Ничего особенного в эстетическом смысле он не представлял, хотя Мия и приложила все усилия для того, чтобы он был красив, но особенных художественных талантов у неё не имелось, а потому алтарь получился просто хорошим. Да и нужен он был ей не только для того, чтобы на него смотреть. Смотреть на него, вообще-то, не слишком-то радостно, ведь его вид отзывался тянущей болью в груди. Но Мия не имела права забывать о том, ради кого она его установила, забывать о его духе, ради которого она его установила и забывать о разнице между прежней и новою собою, ради которой она его установила. Мия не считала, что правильно и допустимо жалеть себя. Но скорбь затягивала. Она к ней привыкла настолько, что мысль о том, чтобы не испытывать её, казалась чем-то странным и неправильным. Эта скорбь — скорбь из-за покойного любимого человека — вызывала и сладкие воспоминания. Скорбь и любовь шли рука об руку. Где одна — там сразу и другая. Так мучила ли себя Мия? Или ей действительно нужно было снова и снова вспоминать? Она не знала. Для неё — не человека, секирей — всё то, что она переживала, просто не должно быть знакомо. То, что случилось с ней, было немыслимо и неправильно. Секирей не бывают вдовами или вдовцами. Они физически неспособны пережить своих избранников. Неважно, любят они их или нет (хотя если не любят, это даже не аномалия, а патология). Но Мия, всегда бравировавшая своей исключительной силой, считавшая, что она не просто секирей, а фактически их богиня, смогла выделиться и тут. Её избранник погиб — а она осталась жить. Потому что он не был ашикаби, а она — не могла окрылиться. И что теперь? Только вспоминать о том, что было и помогать по мере сил тем, кто просит у неё защиты и крова. Возвращаться к исполнению былых обязанностей уже слишком поздно. Всё, что она ещё могла, — это разрушать, убивать, но этого ей не хотелось. Да и для кого разрушать? Кого убивать? Минаку? Не поможет. Поздно. Хотя, если бы хоть кто-то попросил её об этом, Мия так и поступила бы... Интересно, так ли чувствует себя Рэй, когда её просят что-либо сделать? Ведь она может многое, очень многое (даже если считать, что Рэй способна лишь на то, что уже продемонстрировала), однако по собственной инициативе не предпринимает ничего. Стоит же её попросить о чём-нибудь — и всё. Она это сделает. Она горы свернёт... наверное... Возможно, что и буквально. Как и Мия уничтожит то, что считает бессмысленным уничтожать, если её об этом попросят. Вот и интересно, уподобляется ли она своей постоялице? Тому неведомому существу, которое она пустила под свою крышу и которое, быть может, и не нуждалось в крове? Впрочем, неважно, нуждалась ли в нём Рэй. Мия видела, как той нравится у неё. Мия видела, как Рэй — оживает. Медленно, конечно, — слишком медленно; она всё ещё слишком безэмоциональна. Если бы она ходила в школу — и Мия уже не была уверена, что эта идея так уж хороша, — её и сейчас могли бы дразнить ледышкой, а Рэй, всего вероятнее, даже не обратила бы на обидные клички внимания. Но она стала несколько более живой, нежели изначально. Да, она не улыбалась. Да, она не волновалась и ничего не боялась. Но она не стояла истуканом, если ей говорили ждать. Она не отвечала только на те вопросы, которые явно были заданы именно ей. Она иногда сама говорила, сама задавала вопросы, пусть и было это редко. Когда она сказала, что Пен-Пену нужно пиво, она не попыталась пойти за ним в магазин сама — что хорошо, потому что ей его не продали бы, и боги знают, что последовало бы вслед за отказом, Рэй всё же не так уж безобидна — она просто озвучила эту «просьбу». Пингвина она, видимо, каким-то образом понимала, а не придумала всё, иначе как объяснить то, что Хомура, послушно метнувшийся в магазин, не только принёс и отдал пиво пингвину, но и стал свидетелем того, как тот его немедленно вылакал? (Потом, конечно, он не забыл рассказать об этом Мие.) В общем, Рэй, хотя и оставалась чем-то непонятным и непостижимым, с каждым днём становилась... понятнее и предсказуемее. Хотела ли этого Мия? Желательна ли была такая перемена? Ну конечно! Даже если не считать того, что такая Рэй, несмотря на всю свою мощь, не так сильно пугала, Мия верила, что и самой Рэй гораздо полезнее вести себя человечнее. А она начала меняться именно тогда, когда попала в поместье Идзумо. Лишь бы не было больше никаких открытий, потрясающих мировоззрение и мировосприятие Мии. Остальное она легко стерпит.***
Первой Мия заметила едва заметную тень и подняла взгляд к небу. Сверху спускались оба секирей и их ашикаби. Она насторожилась. Что же такое произошло, что они выбрали такой способ перемещения? Конечно, способности Рэй давно не были секретом для МБИ, но чем позже о возможностях Рэй узнают все остальные, тем лучше для самой девочки... Хотя... Учитывая непонятную природу Рэй, ещё неизвестно, для кого лучше, если к ней не станут проявлять нежелательного интереса. Но уж её секирей-то это не касалось. Они тоже попадали под удар, раз их ашикаби — такая экзотика. Впрочем, списать полёт можно и на Мацу. Но это прокатит только несколько раз, пока кто-то не заинтересуется всерьёз. Так что вопрос остаётся в силе. В чём причина? Что же, надо полагать, Мацу и Хомура на него ответят, хотя они того или нет. Не вставая, Мия терпеливо ждала, пока они опустятся перед ней. — Мацу-тян, объясни свой внешний вид, — потребовала она, когда это, наконец, произошло. Не то чтобы это было особенно важно, и уж тем более не сейчас, но и проигнорировать такую... почти наготу Мия не могла. Уж точно не на улице. — Э-э-э... Мия-тан. На нас напала одна сумасшедшая секирей... Точнее, она напала на Рэй-тан. — Это была Цукиуми, Мия-сан, — в свою очередь заметил Хомура. — Секирей номер девять, повелительница воды. И, должен сказать, она — больная на всю голову ненавистница ашикаби. — Тогда почему твоя одежда и одежда Рэй-тян суха? — заметила Мия разницу между Мацу и остальными. — Я подсох, поскольку сам горячее, а Рэй-сан — и не намокла, как ни странно. Вот как... Не то чтобы это удивительно по сравнению с другими талантами Рэй. — Должна заметить, Мия-тан, она погналась за нами. И скоро будет здесь. — Что?! — возмутился Хомура. — И ты ничего мне не сказала?! — А смысл? — пожала плечами Мацу. — Всё равно мы бы не изменили план действий. Уж прости меня, но я постоянно к чему-то подключаюсь. Я не могу сообщать о каждой мелочи, которую вижу, без просьбы! — Цукиуми, по-твоему, мелочь?! — Учитывая, что она ничего нам не смогла сделать — да. А Мию-тан я предупредила вовремя. — Когда она будет здесь? — спросила Мия, оглядываясь и вставая. — Не знаю. Возле нашего дома камер нет, очень уж ты запугала МБИ. Разве что они изолировали их и поместили в клетки Фарадея, но это значит лишь то, что я не могу к ним подключиться. — Они могли так сделать? — возмутилась до глубины души Мия. — Технически это возможно. А чему ты удивляешься? — Может быть, лучше стоит подумать о Цукиуми? — не выдержал Хомура. — Она вот-вот будет здесь. — А мы — под защитой Рэй-тан, — гордо ответила Мацу. — И никакая Цукиуми нам ничего не сделает, пока мы под ней. — Да, ничего не сделает, пока Рэй-сама не устанет, — раздражённо огрызнулся Хомура. — Мия, я тебя прошу, если эта дура и впрямь увязалась за... Шестое чувство подсказало Мие, что её вот-вот атакуют, и она с места прыгнула вперёд. — Мидзу Мацури! — раздался вопль с крыши соседнего здания. Толстая струя воды полетела вниз. Мимо Мии. Мимо Хомуры, Мацу и Рэй. И прямо в алтарь Такехито. Мия остановилась, неверяще глядя на покосившийся алтарь. Она медленно подняла голову...