Ашикаби-(полу)ангел

      В двери зала осторожно постучали. Мусуби отвлеклась от избиения мешка с песком и, обняв его, устало повисла на нём.       Карасуба — довольно резво для девушки, разъезжающей в инвалидной коляске, — обернулась на звук.       — Чего надо? — достаточно громко спросила она. — Входите!       Дверь открылась. Через порог переступил один из служащих МБИ и почтительно поклонился, преданно глядя на Чёрную Секирей.       — Карасуба-сан, — сказал он. — Минака-сан просит вас к себе. Это срочно.       Он её не боялся. Карасуба это видела. О, он был и вежлив, и почтителен, но его глаза не выдавали ни следа страха, ни даже опаски... Нет, не так. Как раз опаска в его глазах была, но он, скорее, опасался, что, если его поведение кому-то не понравится, его уволят. Обычный молодой человек, только-только поступивший в МБИ; в кошмарах ему, должно быть, снился пинок под зад, а не нодати в собственных кишках.       Он не боялся — всего лишь побаивался. Но не за жизнь, а за карьеру.       Как всё изменилось...       Карасуба не знала, как к этому относиться ей. Её должна была оскорбить такая реакция, а точнее, её отсутствие, она должна была подскочить к нему и хотя бы рассечь мечом его щёку: Карасуба считала особым шиком оставить как можно менее глубокую царапину на любом человеке, которого не собиралась убивать или калечить, но которого хотела напугать.       Так почему же она не пытается этого сделать? Ах да... Ведь она не может даже встать. Правда Карасубе не очень-то и хотелось сейчас кого-то резать. Она бы скорее предпочла подольше побыть в покое, например — тут, рядом с Мусуби... А больше всего ей хотелось бы просто встать. И сделать хотя бы несколько шагов. Самой, без посторонней помощи.       Но — увы. Она всегда зависела от МБИ и желаний Минаки, а сейчас — больше, чем когда бы то ни было. Придётся... ехать.       — Хорошо, — спокойно ответила она. — Можете быть свободны.       Парень снова поклонился и вышел.       Карасуба попыталась развернуть коляску, но та застряла. Видимо, следует винить разлетевшиеся щепки от макивары: то ли одна из них застряла в механизме, то ли просто подвернулась под колесо. И грубая сила не поможет: двигатель электрический, здесь не предусмотрена ручная тяга.       — Му-тян? — повернулась Карасуба к Мусуби. — По... Помо... Помоги, — с трудом произнесла она.       Карасуба предпочла бы обойтись без помощи...       Но что могла сделать она сама? Без помощи она не смогла бы даже слезть на пол. Спрыгнуть, оттолкнувшись руками, которые гораздо сильнее, нежели у человека — о да, у неё бы получилось. Но не слезть. Если бы она могла это, то уже перебралась бы на костыли, потому что их она охотно предпочла бы коляске. Не так унизительно пользоваться ими. Однако, Карасубе приходилось ездить в коляске, когда возникнуть затруднения — полагаться на помощь окружающих, потому что без этой помощи она ничего не могла.       Так пусть хоть это будет помощь Мусуби — именно её помощь Карасуба могла не только принять почти без потери чувства собственного достоинства, но даже и попросить её. А вот если ей помогал кто-то помимо юной секирей номер 88, Карасуба страдала от невыносимого унижения. Страдала, но даже тогда терпела, потому что если бы она хоть раз сорвалась, то её лишили бы той помощи, в которой она нуждалась...       — Да, Карасуба-сама, — оживлённо воскликнула девушка и, подскочив к ней, споро схватила кресло, разворачивая его. Карасуба вздохнула.       Несколько секунд она думала, что лучше — ехать дальше самой или позволить Мусуби катить её. На самом деле, ответ далеко не так однозначен, как может показаться.       Вообще-то Карасуба предпочитала попадаться другим на глаза как можно меньше и не раскатывать по башне МБИ слишком часто. Она терпеть не могла то, как на неё смотрели, когда она с ненавистью давила кнопку на пульте. Те, кто знал её, — злорадствовали, те, кто не знал, — смотрели с жалостью. И это мучило Карасубу. Единственным исключением была только Мусуби, которая хотя и, бывало, глядела на Чёрную Секирей полным жалости взглядом, но для такого добродушного существа как Мусуби вполне нормально и естественно было вести себя подобным образом. А вот что касается остальных... Карасуба не могла терпеть, не выносила, когда ей сочувствовали они.       Если бы только её это злило! Злость стала её привычным спутником, в злости всё для неё было естественно и нормально... Но полные злорадства и жалости взгляды причиняли Карасубе кроме злости боль. И внушали страх.       Нет, пусть лучше её толкает Мусуби. В её присутствии Карасуба держит издёвки лучше, сохраняет лицо лучше и в целом — производит вполне достойное впечатление. А ещё Мусуби умудряется поднять столько шума, столько возни устраивает, что все забывают о злорадстве и о жалости. И потом... Бороться с дверями, пытаться заехать по ступеньками и перебираться через пороги — а пандусы есть только на открытых этажах МБИ... Всё это подчёркивало беспомощность Карасубы куда больше, нежели кто-то сверхсильный, толкающий коляску и легко переносящий ту через препятствия.       — Знаешь что, Му-тян... А поехали-ка к Минаке вместе! — улыбнулась она, оглядываясь на девушку. — Ты толкаешь. Только осторожно, ни с чем не столкнись.       — Да, Карасуба-сама! — радостно воскликнула девушка.       Она вывела коляску в коридор и — с радостным смехом побежала вперёд, толкая коляску. Бежала она небыстро — чтобы ни с чем не столкнуться, — но всё же именно бежала, а не шла.       Редкие встречные люди оглядывались и крутили пальцами у висков. Карасуба улыбалась во весь рот. Ну и пусть считают её и Мусуби психами. Это всё равно лучше.       — Хватит-хватит, Му-тян, — смеясь, попросила Чёрная Секирей свою юную спутницу остановиться. — Видишь же — поворот? А за ним лифт.       В лифте, однако, улыбка Карасубы потускнела. Да, было весело, но сколько же ещё это будет тянуться?       Перелом сросся, но ног она пока по-прежнему не чувствовала. Калека. Пусть даже это временно, но она боялась, что навеки останется прикованной к коляске. Глупый страх, если подумать. Секирей очень живучи.       Но если бы её вернули во времени и предложили снова напасть на Мацу при её ашикаби, она бы на месте убила предложившего такое. Та паршивка просто не стоила усилий, и ещё меньше стоила пережитых Карасубой мучений. А вот Беницубасу... Беницубасу она уничтожила бы с особой жестокостью. Впрочем, та и так получила знатную трёпку.       И от кого!       От той женщины. От той эгоистки. Хотя эгоистки ли?       Раньше Карасуба была уверена, что ей следовало добить Мусуби в тот же миг, когда та впервые попалась ей на глаза. Тогда той женщине не пришлось бы жертвовать собой.... Ведь, если подумать, эта эгоистка (эгоистка ли?) всегда готова была променять свою жизнь на жизнь любой из тех секирей, в отличие от неё самой, способной окрылиться. Всегда готова была дезертировать.       Та женщина вообще всегда была немного странной. Она не только считала нормальным такое бессмысленное самопожертвование, но и полагала, что её взору доступна судьба... Что она способна видеть сокрытое от взгляда большинства разумных — и людей, и секирей.       Карасуба смеялась. Её не очень-то это интересовало, что её заботило, так это драки, драки и снова драки. Та женщина... нет, всё-таки тогда ещё — Юмэ — была сильнее её, и Карасуба обожала с ней драться.       Но Юмэ ушла. Оставила её одну — снова. Снова Карасуба была одна. Осталась только Мусуби — новое пристанище беспокойного духа Юмэ. Ведь говорят же, что в тама секирей, которое та и пожертвовала, содержится их суть.       Карасуба, которую дружно предал весь прежний Дисциплинарный Отряд, разбежавшись по углам кто за чем, опять осталась преданной.       Кто же после этого Юмэ такая, если не эгоистка? Заслуживает ли она иного обращения, чем та женщина? Зачем она променяла себя на бесполезную девчонку? Снова и снова Карасуба задавалась этими вопросами, одновременно выращивая из Мусуби подобие Юмэ и сильного противника для себя. Тем более, Мусуби и внешне очень сильно походила на секирей, которая пожертвовала ради неё своим существованием.       Но... К Карасубе в больницу приходила та самая спасённая Юмэ «бесполезная девчонка», которая, как всегда надеялась Карасуба, однажды уступит место секирей номер восемь.       Так и случилось: и уже тогда, когда Карасуба стала сомневаться, а хочет ли она этого на самом деле.

***

      Карасуба сильно привязалась к Мусуби за то время, пока юная секирей посещала её. Она и так относилась к ней иначе, чем к остальным, но лишь потому, что видела в ней ту, в кого она способна вырасти. Теперь же она видела в ней ту, кем Мусуби была сейчас.       У Карасубы комок подкатывал к горлу, когда Мусуби так тепло с ней здоровалась и изо всех сил заботилась. Ах, если бы она умела готовить хоть что-то кроме карри... Увы, но всё остальное у Мусуби было несъедобно. Карасуба предвкушала выписку ещё и по этой причине. Всё же ежедневно дегустировать приготовленные Мусуби блюда оказалось сложным испытанием.       Чёрная Секирей начинала искренне верить, что Мусуби обязательно вырастет сильнее её, что именно она убьёт её, а не наоборот... Но она отчётливо видела, что сейчас Мусуби достаточно слаба и уязвима. Достаточно, чтобы оберегать её от встреч с Беницубасой.       Разумеется, проще всего было бы избавиться от розоволосой, запретив ей даже поблизости от палаты Карасубы появляться. И та попробовала это проделать. Но Нацуо, у которого она по телефону хотела добиться запрета — без объяснения причин, — объявил, что Минака лично выделил Беницубасе окно в рабочем времени, когда та слёзно пожаловалась президенту МБИ, что страшно скучает по Карасубе и волнуется о ней.       Поэтому Карасуба решила поступить иначе: удалять Мусуби из палаты на время «визитов» Красной Секирей.       Но — и Карасубе следовало это предвидеть — в итоге Мусуби пришла как раз тогда, когда в палате всё ещё находилась Беницубаса.       Они быстро поругались. И, как ни старалась Карасуба уговорить Мусуби покинуть палату, ничего не вышло.       Обе секирей начали бой.       Последовал быстрый обмен ударами. Мусуби обладала огромным потенциалом, но Беницубаса была, несомненно, опытнее, тренированнее, и — окрылённой. А Мусуби ещё даже не настроили до конца.       У неё не было шансов.       Поэтому случилось то, что не могло не случиться — Мусуби пала.       — Ха-ха-ха! — расхохоталась Беницубаса, вскинув голову к потолку. — Всё, конец. Сдохла твоя «Му-тян»! — повернулась она к Карасубе и пнула тело Мусуби в живот.       — Ты-ы-ы... — протянула Карасуба, трясясь от гнева и кусая губы.       — Я-а-а-а! — передразнила её Беницубаса. — Итак, что будем делать с трупом? Есть идеи?..       В это мгновение «труп» тихо поднялся за спиной Беницубасы. Карасуба почувствовала облегчение. Она надеялась, что Мусуби догадается убежать.       Но Беницубаса, видимо, заметила движение за спиной, и резко обернулась, изготавливаясь к бою.       Нет...       Совершенно неожиданно, Мусуби, глядя со странным, нехарактерным для неё выражением лица на Беницубасу, громко объявила:       — Эта секирей, Юмэ, номер ноль-восемь, будет твоим противником!       Что?.. Она?..       — Чё-о-о? — взревела Беницубаса. — Так ты ещё не сдохла? Ну ничего...       Однако дальнейшая «битва», а точнее, пародия на таковую, не продолжалась долго.       Под растерянным взглядом Карасубы световая атака пробила наружную стенку, вышвыривая в дыру Беницубасу. Вот и всё.       Тишина.       — Ты-ы-ы? — просипела Карасуба, глядя на тело Мусуби, несомненно одержимое духом той женщины: её, Карасубы, покойной напарницы. — Это ты-ы?!       — Да, Карасуба, — грустно улыбнулась та.       Лицо Чёрной Секирей исказил дикий оскал.       — Наконец-то, — безумным голосом произнесла Карасуба и начала шарить руками по ремням. — Ты за всё ответишь. Я сражусь с тобой! — азартно воскликнула она.       Юмэ в теле Мусуби медленно подошла к койке.       — Да, да! Ближе! — закивала Карасуба. — И тогда я убью тебя! Убью! — взревела она, попытавшись дотянуться кулаком до той, к кому обращалась. Слишком рано: девушка, занявшая место Мусуби, ещё не подошла к ней. — Убью! Да! Сейчас! — голос её уже звенел. — Убью! убью! убью!!! — с каждым словом забираясь на октаву выше завизжала Чёрная Секирей. — Дерись! Я так долго ждала! Дерись, сука!       Она снова попыталась встать, но так и не смогла, совершенно беспомощная.       Та женщина подошла к ней совсем близко, возвышаясь у неё над головой.       — Убью, — тихо прошептала Карасуба, глядя в изменившиеся зрачки Мусуби, похожие на знаки инь-ян. Глаза той женщины. Юмэ.       А та всё смотрела на неё. И Карасуба медленно начала вспоминать, где находится и в каком она плачевном положении. Она ничего не могла. Ничего. Она и без своего нодати несколько слабее... А сейчас она и с ним бы ничего особенного из себя не представляла. Её сейчас легко мог убить человек.       В глазах Карасубы защипало. От жалости к себе и от ненависти. От ненависти к миру, что забрал у неё напарницу и от ненависти к ней самой, что вернулась так поздно. И от чего-то ещё.       — Ш-ш-ш... — опустила Юмэ ладонь Мусуби на лоб Карасубы.       — Убью... — едва слышно повторила та.       — Всё хорошо, — сказала она, погладив Чёрную Секирей по голове. — Всё будет хорошо.       — Уб... — Карасуба запнулась, чувствуя, что говорить дальше уже не может. Горло сдавило. А из глаз текло.       — Ш-ш, — снова погладила её Юмэ. — Бедная... Что же с тобой случилось?       Карасуба слабо подняла руку и смахнула с лица воду. И ненавистные ей сопли.       — Ты... — Чёрная Секирей попыталась заговорить, но у неё не получилось.       И тут вдруг взгляд Юмэ изменился: на чуть более наивный. А главное — зрачки стали обычными.       Как у Мусуби...

***

      — ...Карасуба-сама? Карасуба-сама?       — А? Что? Уже поднялись, да? — очнулась та.       — Ага! — подтвердила Мусуби, выкатывая коляску Карасубы из лифта.       — Спасибо, Му-тян, теперь нам во-он туда, — указала она рукой на дверь кабинета Минаки.       Та радостно покатила коляску туда.       — А теперь открой, пожалуйста, дверь, и мы въедем. Хорошо?       Ей не хотелось бы, чтобы её в таком положении видел Минака и те, кто может оказаться в его кабинете, но раз выбора нет, то пусть уж лучше с ней будет Мусуби.       Девушка аккуратно переправила коляску через порог.       В кабинете было ровно два человека: сам Минака и Таками, которая угрюмо смотрела на него. Когда Мусуби закатила внутрь Карасубу, Таками взглянула на неё мельком, и, чуть улыбнувшись, отвернулась.       Чёрной Секирей только и осталось, что хмыкнуть.       — Ага! — радостно воскликнул Минака. — Уж не Карасуба-сан ли решила навестить меня? И тебе привет, номер восемьдесят восемь.       — Здравствуйте, профессор-сан! — радостно обратилась к нему Мусуби. — И вы, профессор, тоже здравствуйте! — поздоровалась она и с Таками.       — Привет, — равнодушно ответила женщина.       — Готовишься выходить в город? — поинтересовался Минака, покосившись на хмурую Таками.       — Ага!       — Тебя ведь уже скоро выпускают?       — Ага! Через двенадцать дней. И тогда я отправлюсь искать своего ашикаби! И обязательно найду.       — Обязательно, — улыбнулся Минака. — Вот что, восемьдесят восемь, ты не хотела бы прогуляться?       — Не-а, — радостно покачала головой Мусуби, но тут же запнулась. — Ну... Разве что Карасуба-сама захочет погулять? Я не могу её оставить одну. Вдруг на неё опять нападут плохие секирей?       — Уверяю тебя, Мусуби-тян, — заговорила Таками, — в этом кабинете Карасубе-сан никто не угрожает. Ничто не угрожает. Так что ты можешь спокойно выйти.       — Но... — нахмурилась Мусуби. — А вдруг они сюда проберутся? Вы же всего лишь люди и не сможете их остановить.       Минака и Таками озадаченно переглянулись       — Знаешь что, — вздохнула Таками. — А ты не гулять иди, а постереги у входа. И потом, разве ты сомневаешься в том, что Карасуба-сан способна о себе позаботиться?       — Ой! Конечно же, нет! — растерянно выдохнула Мусуби.       — Ну тогда, пожалуйста, покинь кабинет, нам надо поговорить о вещах, которые касаются только Карасубы-сан.       — Э-э...       — Му-тян, — тихо сказала Карасуба. — Пожалуйста.       — А... Ладно, — неуверенно кивнула Мусуби и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.       Карасуба осталась одна. Сама по себе.       Но ничего! В первый раз, что ли?       — Ну, здравствуйте ещё раз, — поздоровалась она, глядя на обоих людей ледяным взглядом.       Таками не ответила.       — Итак, Карасуба-сан, — начал бодрым голосом Минака, — в первую очередь я хотел бы сообщить вам о вашем состояния здоровья.       Карасуба против воли подалась вперёд.       — Ну? Что там? Когда я смогу, наконец, ходить?       — К моему величайшему сожалению, — сказал он весело, — прогноз неутешительный. Конечно, остаётся ещё возможность, что вы поправитесь, и, уверяю вас, мы используем все ресурсы, чтобы именно эта возможность стала реальностью... Но учтите: очень велики шансы на то, что вы останетесь парализованной ниже пояса на всю жизнь.       У Карасубы зашумело в ушах. Руки, которыми она сжимала нодати, мелко задрожали. Её как будто лишили опоры под ногами.       Стало не хватать воздуха.       — Я секирей, — ответила Карасуба максимально спокойно. — А ваши прогнозы рассчитаны на людей. Не может быть такой травмы, с которой не справится регенерация.       Она не знала, зачем говорит это. Убеждает себя? Хочет переубедить Минаку? Но если он неправ, какой в этом смысл?       — Гм.. Возможно. я неправильно выразился. Видите ли, — он забросил ноги на стол, — вы по-прежнему остаётесь участницей плана Секирей. Лично я считаю, что ваше состояние при вашей невероятной силе сделает игру только более захватывающей! Поистине — это подарок богов! Ха-ха-ха!..       Карасуба стиснула зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взорваться и не потерять лицо. Одно дело позволить гневу управлять тобой, когда ты представляешь опасность, когда твоего гнева боятся, и совсем другое, когда всё, что ты реально можешь — повысить голос. Это так мелко. Ниже уровня Карасубы.       — ...В общем, обрадую вас: рано или поздно вы, скорее всего, выздоровеете. (Карасуба выдохнула, готовая убить Минаку за то, что он так её напугал.) Вы правы, вы — секирей. Но именно в этом всё и дело! — вскочил он на ноги. — План Секирей совсем не будет тянуться годами...       Она начала понимать, куда клонит Минака. И ей это ни капли не нравилось.       — ...Это значит, Карасуба-сан, — продолжил он, — что вы, скорее всего останетесь в коляске на всю жизнь. Не потому, что ваша травма так тяжела, а потому что жизнь ваша рискует быть такой короткой. Хотя есть шанс, что вы встанете на ноги раньше. Вы, всё-таки, секирей, и если не умерли сразу, то можете восстановиться.       — Почему ты решил мне сказать именно сегодня? Почему лично?       Тут заговорила Таками:       — Просто именно сегодня мы решили начать пересмотр целесообразности вашей работы как члена Дисциплинарного Отряда. Мы совсем не уверены, что имеет смысл оставлять вас в его составе.       — Что? — второй шок меньше, чем за десять минут... Не слишком-то приятно.       — Позвольте объяснить вам коротко, Карасуба-сан, — охотно объяснила женщина, — Дисциплинарному Отряду не нужна калека.       Карасуба собрала всю силу воли, чтобы не откинуться в кресле.       — Но я же могу поправиться...       — О, конечно же, можете! — радостно воскликнул Минака. — В этом-то и прелесть секирей! Их очень трудно убить или хотя бы покалечить перманентно. Уж какой стойкой оказалась выбракованный номер! Что мы только не делали с ней — а ведь жива.       — Но зачем вы меня позвали? Хотели посмеяться? Так, что ли? — несмотря на выдержку Карасубы, её раздражение себя проявляло.       — Вот только не надо строить из себя оскорблённую невинность, — зло ответила Таками. — Не думай, что я забуду, какой ты монстр. И то, что ты хорошо обращаешься с Мусуби-тян, тебя не оправдывает. Ты сейчас беспомощна, но этого мало, чтобы вызвать мою жалость.       — Мне не нужна твоя жалость, Таками! — выплюнула Карасуба.       — Ну-ну, не будем ссориться, — миролюбиво предложил Минака. — Да, Карасуба-сан, мы временно снимаем вас со службы. Можете считать это отпуском! Вы, в конце концов, давно его заслужили. Почти с рождения работать... — восхищённо покачал он головой. — Такой стаж внушает, знаете ли. Обещаю не беспокоить вас до третьей стадии... Если, конечно, вы не поправитесь раньше. А позвал я вас для того, что мне интересно ваше мнение об ашикаби Мацу-тян.       — Вот сейчас? — неверяще спросила Карасуба. — Сейчас тебе интересно моё мнение? После всего того, что было? После того, как прошло столько времени? Да ты дурак просто!       — Тоже мне, открытие, — буркнула Таками.       — О, но мне только что привезли новую видеозапись. Её я и хотел показать вам обеим. Давайте же достанем поп-корн, вы дружно обнимитесь и будете читать хайку в ритме джаза... А?       Таками со стуком уронила голову на стол, подложив, правда, под лицо руки.       — Не интересно, — огрызнулась Карасуба. — Засунь себе эту запись знаешь куда? И поп-корн — туда же.       — Гм... Думаю, что знаю, — со знанием дела покивал Минака. — Но засовывать не буду. Однако зря вы отказываетесь, Карасуба-сан. Неужели вам не интересно посмотреть, как кто-то сдерживает полноценную атаку некоей Асамы Мии?       Таками икнула. Карасуба несколько секунд соображала, что же сказал Минака.       — Повтори?.. — воскликнули они обе хором.