Ашикаби-(полу)ангел

      Хомура отправился в МБИ ещё с утра. Спешить он не спешил — зачем? Ничего особенного от него не требовалось. Он понял: служба в Дисциплинарном Отряде — это синекура. Тем не менее, дольше необходимого он не планировал там задерживаться. Вот выпустят последнюю секирей, и не будет у него причин служить в МБИ. Но, пока в Отряде был Муцу, пока насильственные окрыления не были вне правил, Хомура не мог отступиться. Сделать так — значило отдать всех неокрыленных секирей на потеху Микогами. Этого Хомура не хотел.       А ведь его Мие пришлось уговаривать, подумать только... Удивительно, что он вообще вступил-таки в Дисциплинарный Отряд. Честное слово, с МБИ получилось почти так же, как с хост-клубом в своё время. Ему тогда казалось унизительным туда поступать, он и не думал, что задержится там, а, когда переступил порог впервые, у него в голове только одна мысль осталась: «Что я тут забыл?»... Ну, то есть понятно, что он ашикаби искал... Однако он втянулся. Теперь Хомура даже опасался, что обратно его не возьмут — в хост-клуб, то есть. Хотя о документах, вроде, позаботился, а ашикаби у него есть.       Не будет ли так и с Дисциплинарным Отрядом, когда он его покинет? Втягивается ведь...       Да нет. Нет. Бред. Это же МБИ.       Но до предполагаемого расчёта оставалось достаточно много времени.       Прыгая по крышам в направлении башни, Хомура думал о том, как лучше всего защитить неокрыленных: и тех, кого уже выпустили, и тех, кого ещё только собираются выпустить. Особенно беспокоила его малышка Кусано, с которой он не так давно общался.       Девочку выпустят вместе с её братом Шииной. Оба — сильные секирей. Очень сильные. Если Хомура это знал, это мог разузнать и Муцу. В обычное время Хранитель Неокрыленных решил бы, что дела обстоят хуже некуда и молился бы известным и неизвестным богам о том, чтобы всё обошлось (с Микогами сталось бы притащить всех своих секирей, а может, и союзников зазвать). Но после того, что случилось вчера... Теперь у него имелся хотя бы запасной план.       Хомура был абсолютно убеждён, что его собственная ашикаби сможет защитить и его, и обоих неокрыленных да по рогам заглядывающимся на маленьких девочек надавать. Пусть рассуждать о Рэй, как о щите для себя, и было странно-непривычно, но Хомуру действительно волновала судьба Кусано, которая, даже когда её настроят, не подрастёт. Она так и останется ребёнком, который участвует в этой жестокой игре... Право же, в такие моменты и думаешь: не лучше ли оторвать Минаке голову? А что, можно даже самому не пытаться. Попросить Рэй. Она не откажет. Другое дело, что Минака наверняка имеет какой-то план на случай своей смерти.       Если бы Хомура оставался существом с нестабильным полом, которое, к тому же, рискует сгореть от собственной силы, его бы это не обеспокоило. Он точно попробовал бы достать Минаку. Но теперь ему было что терять.       Силы Рэй — поистине титанические! — можно было бы использовать для защиты вообще всех неокрыленных. Единственное, что Хомуре в этой идее не нравилось: таким образом он подверг бы секирей влиянию Рэй. И они бы отреагировали на неё, потом — пожелали бы окрылиться. А этого ему Мия не простит. Поместье-то не резиновое.       Понятно, что отреагировали бы и Кусано с Шииной, но пример Яшимы показывает, что секирей вполне может держаться, а Рэй просто так не окрылит. И потом, помощь Рэй — это запасной план. Может быть, её прикрытие и не понадобится. Кто его знает, как всё в будущем повернётся?       А сегодня Хомура шёл поговорить с Акицу.       Вчера она ему ответила, что подумает над его предложением. Фактически, это отказ, но... Это могло быть и реальным ответом. Сегодня Хомура намеревался спросить у Акицу точно. Даже если она откажется с ним последовать — он сделал всё, что мог. И сделал не ради себя, а ради самой Акицу, так что ей и решать.       Ещё Хомуре хотелось бы встретиться с Таками по возможности. Не о её сыне говорить, нет, но она так и не ответила на его вопросы о своём многодневном молчании? Всё-таки безопасность и комфорт неокрыленных он ставил выше собственного, а от Таками можно узнать много интересного и полезного. Раз уж она вышла из башни МБИ, то, может, её там застать как раз и можно?       Конечно, Хомура предвидел, что Таками станет расспрашивать его об ашикаби. Что же, тут ей, скорее всего, придётся разочароваться. Ашикаби есть ашикаби, её интересы приоритетны. Но, возможно, она заинтересуется чем-то что рассказать не страшно. Тогда Хомура ответит. Хотя это не так уж и много.       Вчера вечером парню пришлось признать, что навредить его ашикаби мало кто способен — он даже не представлял, что для этого нужно — но вот командовать ею... А вот это просто отвратительно легко. Рэй слишком послушна, и даже то, что вчера она так обошлась с теми секирей было лишь следствием распоряжения Мацу. Хомура прекрасно понимал, что распоряжение мог отдать кто угодно. И приказать Рэй напасть на кого угодно.       Так что такой козырь он в руки Таками не даст.       Между тем, пока Хомура размышлял и двигался, башня МБИ показалась совсем рядом, в каком-то километре.       «Опять молодняк бушевал», — вдохнул Хомура, глядя вниз.       Очень характерные разрушения. Будто бы разбомблённая крыша, лужи воды... Здесь точно была битва секирей. Интересно, кого. Уж не Цукиуми ли? Ведь она — единственная известная Хомуре секирей воды. Хотя нет, она же дома сидит. И потом, если быть справедливым, девятая не единственная такая секирей. А битва точно случилась недавно: вода ещё не успела испариться.       Как Хранителя Неокрыленных, Хомуру интересовали только неокрыленные, как члена Дисциплинарного Отряда — его интересовали только нарушения. Хотя он и не был самым строгим ревнителем правил. Собственно, если бы кто-нибудь правила при нём нарушил, — и это никому не угрожало бы, — Хомура посмотрел бы на это сквозь пальцы. Например, он (в одиночку, ясное дело, в группе пришлось бы подчиняться Хайхане) никогда не стал бы задерживать секирей, которая пытается сбежать из города... Хотя... Пожалуй, нет, но дело не в правилах. Просто Хомура обязательно поговорил бы с беглянкой, ибо не стоит думать, что мир снаружи безопасен. Такую секирей он пропустил бы лишь тогда, когда убедился бы, что она знает, как быть дальше, что она не погибнет, что её не захватят там в плен. Но ревнителем правил он не был.       Так или иначе, следы боя заинтересовали его лишь поверхностно. Это было просто не его дело, а до башни МБИ осталось совсем немного.       Полкилометра... Двести метров... Сто... Пятьдесят... Десять...       И Хомура — прибыл.       Внутри башня гудела, как растревоженный улей. О, это были не секирей: одни по расписанию в столовой, другие в лабораториях, но и люди заметно нервничали. Может быть, дело в сыне Таками? С той сталось бы весь город на уши поднять, если бы это помогло.       Первым делом Хомура собрался найти Акицу, но его немедленно встретила Фумико-тян.       — Хомура-кун? — обратилась она к нему. — Как ты вовремя! Даже не представляешь! Как я рада... Я не знаю, что мне делать. Никто не доступен, а нас они не слушают... Пойдём скорее! — она схватила его за руку и куда-то потащила. — Беницубасы-сан нет, Хайхане-сан занята из-за неё.       — А что с ней? — недоумённо спросил он. Не любил он эту розовую, хоть ты тресни.       — Да не в ней дело-то! Главное — это столо...       — Нет, серьёзно?       — Да на напали на неё. Но дело не в этом, она не заступила на дежурство вовремя, и...       — Кто напал-то? — искренне удивился Хомура..       — Этого я не знаю, да и не до того мне... — ответила девушка, нажимая кнопку вызова лифта. — Да быстрее же, открывайся!.. — прикрикнула она на лифт. — Думаю, Минаке-сан всё известно, у него такой... такой загадочный вид. Как всегда. Но он ничего не говорит, только то, что...       Лифт, открывшись, звякнул.       — ...только то, что Бени-тян подверглась нападению, — продолжил Минака, который стоял лифте.       Хомура машинально напрягся. Больше всего ему хотелось удавить этого ублюдка.       — Минака-сан! — удивлённо воскликнула девушка. — Быстрее, Хомура-кун, входите. Простите, Минака-сан. У нас ЧП. Вы в курсе, да? Как хорошо!       — Ну-ну, не стоит так сильно напрягаться в моём присутствии, Хомура-кун, — улыбнулся Минака, словно и не слышал слов Фумико. — Это не поможет тебе остановить план Секирей, и более того, могут пострадать совершенно посторонние люди. Тебе ведь их жалко? О вашей с Мацу и Цукиуми ашикаби не говорю, — таинственно улыбнулся он. — Вряд ли ей так легко навредить. Задала она нам вчера работы. А если вспомнить о том, что она смогла сделать в ответ на неумеренную агрессию Мии-сан... — Минака, недоговорив, покачал головой.       Хомура напрягся ещё больше. Теперь ему хотелось немедленно связаться с Мией и сообщить ей о том, что Минаке всё известно.       — Вижу, ты прекрасно меня понял. Ну что ж! Другого я от тебя и не ожидал. Скажи-ка, Хомура-кун, ты знаешь, что такое твоя ашикаби?       — При чём тут это? — мгновенно подобрался Хомура.       — Ну как же... Это очень даже причём. Она ведь не человек.       — ...Хомура-кун? Минака-сан? — Фумико переводила взгляд с одного на другого. — Простите, что перебиваю, но у нас тут...       — Ах! Я совсем забыл, что при нашем разговоре присутствуют посторонние, — хлопнул себя Минака по лбу. — Но я рассчитываю на вашу лояльность, Фумико-сан, — улыбнулся он. — Вы ведь никому о нашем разговоре не скажете?       — К-Конечно не скажу, Минака-сан. Но у нас...       — Прелестно, прелестно. Другого я и не ожидал от вас. Это прекрасно, что вы помните, кому должны быть лояльны. Было бы ужасно, если бы вы вдруг об этом забыли.       — К делу, Минака.       — Ах, не перестаю удивляться твоему европейскому подходу, — деланно огорчился Минака. — А поговорить? А посозерцать красоту? Откуда в тебе только этот прагматизм?       — Жизнь научила, — огрызнулся Хомура.       — Да-да, жизнь она такая. Я, знаешь ли, обожаю жизнь — за мелкие сюрпризы. Даже за неприятные, Хомура-кун. Ведь они делают впечатления только острее. Знаешь, я, например, рассчитывал, что когда-нибудь смогу называть тебя Хомура-тян, но не срослось, увы.       Хомура затрясся от гнева, но ничего не сказал.       — А ты ведь забыл о том, что ты на самом деле был беспол, а? Вы не знали этого, Фумико-сан? — повернулся он к девушке.       — Нет, Минака-сан, но у нас тут...       — Вот видишь! Никому ничего не рассказываешь о себе. Чего же ты так злишься на меня? И почему не злишься на Такехито?       — Не притворяйся! Как будто я не знаю, что ты за этим стоишь!       — И вот так непочтительно ты говоришь со своим работодателем... — покачал Минака головой удручённо. — Ну точно — слишком сильно в тебе европейское влияние. Но вернёмся к Беницубасе. На неё совершили нападение.       — Ну? А я тут причём? — спросил Хомура.       Лифт остановился и все трое вышли. Фумико нервничала.       — О, я абсолютно уверен, что ты — ни при чём. Ну... — задумался Минака. — Разве что косвенно? — сказал он вслух. — Но если и так, сам ты этого не знаешь... пока что. Рано или поздно узнаешь. А дело тут вот в чём...       — Найти и покарать того, кто это сделал? — перебил его Хомура.       — Ну вот откуда в тебе это варварство и дикость?.. То есть, конечно, да! Но не ты, не сегодня и не здесь. Это дело будущего... Я уже внёс соответствующие поправки в свои заметки, но это личное... А дело в том, что сегодня потребуется твоё присутствие здесь.       — Как будто раньше оно не требовалось.       — Но сегодня тебе придётся засидеться до ночи, — «обрадовал» его Минака.       — Что?!       — А чему ты удивляешься?       — Я и отказаться могу, — зло сказал Хомура. — И не надо сказки рассказывать. А то я не знаю, что никаких дел у Дисциплинарного Отряда пока нет.       — Конечно, можешь и отказаться, — кивнул Минака. — Мы попрощаемся. Но насчёт дел ты не прав. Именно сегодня они и появились.       — И какие же? — насупился Хомура.       — Бюрократические.       — Ты... Ты серьёзно? Ты... Ты требуешь моего присутствия тут, требуешь, чтобы я присутствовал тут только на том основании, что тебе нужны какие-то бумажки?! — возмутился парень. — Это что, шутка?       — ...Минака-сан, Хомура-сан... — умоляюще прошептала девушка.       — Я серьёзен как никогда, — покачал головой Минака, который даже не улыбнулся. — Если только ты не владеешь высоким искусством оригами, тебе придётся заняться бумажками, как ты выразился.       Оригами? Хомура почувствовал сильное желание приложить ладонь к лицу. И ещё он пытался понять, что хочет сказать Минака такими словами.       Минака — это Минака. Он придурок, но придурок умный. Есть вещи, которые он делать просто так, забавы ради, но как узнать, что это за вещи — из тех, что он делает? Его поступки могут быть примитивны, а могут нести в себе и два, и три слоя. Он не понимал Минаку.       — У тебя же полный штат секретарей! — решил он проигнорировать его слова об оригами. — Какого хрена ты секирей этим заниматься заставляешь?!       — Ну, — задумался Минака. — А рапорты, по-твоему, вы не пишете? Беницубаса-сан и Хайхане-сан обычно этим занимались. Неужели ты правда думал, что служба в Дисциплинарном Отряде сводится к тому, что вы сидите и поплёвываете в потолок, когда не ловите нарушителей и не тренируетесь? Я бы даже лично к тебе не обратился с этим, но, увы... Твой статус как одного из первых номеров меня к этому обязывает... К тому же не надо забывать и о том, что Дисциплинарный Отряд — это совершенно отдельная структура. На заданиях он может починяться кому угодно, но рапорты пишут — мне. И если они написаны хорошо, то я даже журавлика могу из них сложить, но вот если плохо, то получится такая гадость, которая только в кошмарах и будет сниться. Заикой можно остаться, — доверительным тоном сообщил Минака Хомуре.       — Какие журавлики? — воскликнул Хомура, зверея.       — Бумажные, — охотно растолковал Минака.       Фумико начала нетерпеливо подпрыгивать.       — Я всё равно не понимаю, почему этим должны заниматься мы! — заметил Хомура       — Ты даже не спросил, какие бумажки и рапорты, а уже возмущаешься. Видишь ли... Те отчёты, которые придётся писать тебе, так или иначе связаны с пострадавшими вчера девятерыми секирей. Ведь ты наслышан об этом инциденте, не так ли?       — Ну допустим, — неохотно признал Хомура, который отлично понял, что на самом деле имел в виду Минака.       — Ну и вот. А раз мы оба знаем, кто твоя ашикаби, и где она была вчера, то будет только справедливо, если рапорт будешь писать ты.       — Да какой отчёт?!       — Спроси у Хайнане-сан. Она обычно их и пишет, у неё хорошо получается, иногда их писала Беницубаса-сан, но на имя Нацуо-сана. Столько сердечек пририсовывала, м-да... Бывает, пишут не только о действиях Дисциплинарного Отряда, но и заполняют бумажки, связанные с нарушениями правил. У вас с Муцу это ещё впереди! Объяснительные, рапорты... Представляешь, как славно это поддерживает уровень неприязни к нарушителям? Ты и представить себе не можешь!       — И ты... Ты надеешься, что и я тоже...       — О нет, нет. Не надо искать чёрную кошку в тёмной комнате, если там никаких кошек нет. Так можно очень далеко зайти, Хомура-кун. Я сказал лишь то, что сказал. Всё остальное было ни к чему не обязывающей беседой. Люблю, знаешь ли, поболтать иногда с секирей, это бывает довольно приятно, особенно если тем нравится участие в плане. Ну, не буду отвлекать. Честь имею!       Хомура пристально смотрел вслед Минаке, горя желанием шарахнуть его в спину огнём.       — О да, честь он именно что имеет, — сквозь зубы прошипел Хомура. — Фумико-тян, ты с ним заодно? — кивнул Хомура на Минаку.       — Он... Он президент компании, Хомура-кун, — извинительным тоном прошептала Фумико. — Но я не знала, что он тут. И тебя я не для того приветствовала. Просто... Просто у нас сейчас... У нас тут ЧП!!! — воскликнула она.       — Ну-ну, что там у вас стряслось?       — Драка в столовой. Хайхане-сан занята Беницубасой-сан, Муцу-сан у своего ашикаби, Таками-сан просила её не беспокоить. А тут — ты.       Несколько секунд Хомура соображал, что ему только что сказали.       — Так чего ж ты молчала! — выдохнул он и заторопился в столовую.

***

      Кахо всегда была самой что ни на есть обычной секирей. Ничто не выделяло её среди множества сестёр и нескольких братьев. Способности — ничего примечательного, у многих не хуже и не лучше. Характер... Характер, можно сказать, типовой, а особенно — отношение к плану Секирей. Кахо смотрела на него возможно, и не через розовые очки, но относилась к нему очень серьёзно. Честь — для неё не пустой звук. Хотя чести уделяли внимание далеко не все, однако, всё-таки, многие.       В общем, ничего особенно странного. В настоящем. А несколько лет назад её, как и Мусуби, спасли Юмэ-сама и Карасуба-сама. Нельзя сказать, что Кахо сильно огорчилась тому, что Карасуба-сама покрошила захвативших их солдат в капусту, но Юмэ-сама это расстроило... А потом её не стало.       Именно после этого Кахо стала чуть серьёзнее, именно тогда она решила, что продержится до самого конца... Юмэ-сама перед смертью говорила им с Мусуби, что они будут должны сразиться друг с другом, а потом победившая сразится с Карасубой-сама. Как ни странно, но ни она, ни Мусуби пока не решили, когда же им сразиться между собой. И стоит ли? Карасуба-сама признавала только Мусуби. Только с ней она хотела сразиться — и при том, по-видимому, независимо от слов Юмэ-сама. И только с ней она хотела общаться.       Последнее Кахо полностью устраивало. Она, не смотря на то, что тоже была спасена Карасубой-сама и Юмэ-сама, побаивалась Чёрной Секирей. Но, невзирая на свой страх, всё же всегда говорила о ней с уважением. Суффикс «-сама» она добавляла отнюдь не из страха, просто что без Карасубы-сама, что без Юмэ-сама её не было бы в живых. Опоздай они хоть на минуту — и мертва была бы Мусуби, опоздай на две — Юмэ-сама пожертвовала бы собой уже ради Кахо, опоздай на три — и никого бы он не спасли.       Жаль, что они не пришли хоть на минуту раньше. Тогда Юмэ-сама по-прежнему была бы в полнейшем порядке.       Но пусть Кахо ещё в раннем детстве довелось узнать, насколько жесток окружающий мир — мир за пределами плана Секирей, — она не видела ничего плохого в самом плане. Ну и что, что некоторые секирей не хотят сражаться ради любви? Это доказывает лишь то, что они глубоко неправы. И обидно, что среди них Карасуба-сама. Она настолько упорно отрицала самую возможность полюбить, что даже и найди она вдруг свою любовь — растоптала бы. Просто потому, что делать той в её душе было нечего (по-мнению Карасубы-сама, как его представляла Кахо). Были и другие секирей, которые размышляли похожим образом, но, конечно, не доводили мысль до такого абсурда... Хотя, говорят, есть какая-то секирей, которая не просто отрицает важность любви (об этом, понятно, не говорили, но Кахо сделала такой вывод по косвенным данным), а и готова убивать ашикаби, на которых реагирует! Ужас! До такого даже Карасуба-сама не дошла. Ведь у неё хотя бы ашикаби есть!       Умеренные секирей из тех, кто не хотел искать ашикаби, тоже были. Но Кахо их не слушала. Они во-первых, они не разделяли её мнение, во-вторых, их слова не достаточно ужасали или отвращали её, чтобы интересоваться ими. Да и сколько таких глупцов? Двое? Трое? Пятеро? Вряд ли больше. И это считая с Карасубой-сама.       Кахо, кстати, никогда не огорчало, если о Карасубе-сама говорили плохо. Ведь та всегда вполне была способна о себе позаботиться, если сочтёт, что оскорблена, да так, что зубы повылетают и кишки из распоротого живота вылезут. Ну и смысл огорчаться? Нет смысла. Только вот Мусуби это не растолкуешь. Пусть чуть-чуть, но это задевало подругу Кахо.       Когда разошлись слухи о том, что Карасуба-сама куда-то пропала, Кахо так же не огорчилась. Если она из-за чего и расстраивалась, так это из-за того, что в случае какого-нибудь несчастного случая у неё или у Мусуби не получится исполнить наказ Юмэ-сама. Но ведь не стоит принимать его как абсолютный приказ, верно? Ну не получится, ну что ж... Ничего не поделаешь. Нужно просто смириться.       А Мусуби, со своей стороны, расстроилась, что не может нигде найти Карасубу-сама (до неё слухи не дошли: Кахо позаботилась). Однако всё же каким-то чудом обнаружить Чёрную Секирей смогла и сообщила Кахо всё, что знала. Новость о том, что Карасуба-сама, оказывается, попала в больницу, и теперь неизвестно, когда она выйдет, Кахо восприняла философски. Ну что тут сделаешь?.. Выйдет или не выйдет — там будет видно. Тогда и станет ясно, как действовать. Единственное, что беспокоило Кахо, так это то, что Мусуби это огорчает. И не более того.       Потом Мусуби ненадолго пропала и снова появилась через пару дней. Оказывается, её выпускали в большой мир, чтобы она накупила гостинцев для Карасубы-сама. Мусуби была в Синто Тейто! И она не просто была там: там на неё нападали и хотели насильно окрылить. Вот эта новость Кахо обеспокоила. Насильственное окрыление — не та угроза, от которой можно отмахнуться, которой можно пренебречь. Тут уж Кахо не слезала с Мусуби, пока всё не выпытала. И про Муцу, и про то, какая она, настоящая битва... Информацию про Муцу Кахо запомнила сразу — решила даже записать. Так, на всякий случай. Если здесь, в МБИ, служит секирей, который готов сдать других секирей своему ашикаби, а сам очень сильный (каким же ещё быть одному из первых номеров?) лучше с ним не пересекаться до тех пор, пока не получишь крылья. Потом Кахо несколько раз расспрашивала об угрозе насильного окрыления старших секирей. Хомура-сан много интересного рассказал о своём так называемом напарнике.       Кахо казалось, что Мусуби просто не сможет снова влезть в какую-нибудь другую историю хотя бы до тех пор, пока её не выпустят в город заново (только теперь уже по-настоящему, вместе с Кахо). И что же? Вскоре оказалось, что Мусуби подралась с кем-то прямо в больничном крыле. А после этого её... после этого её как подменили. Она подолгу где-то пропадала, возвращалась вся в синяках, с ссадинами и царапинами, вымотанная, но страшно счастливая. Кахо не расспрашивала свою подругу и соседку.       И ещё Мусуби повсюду ходила с Карасубой-сама. Ну, как повсюду... Та, видимо, не очень хотела, чтобы её видели в не самой лучше форме (и её действительно видели теперь редко), но это случалось. От всех не скроешься.       А стоило увидеть их всего лишь одной девушке, как расползлись слухи. А слухи (чего Кахо прежде не знала или не замечала) имеют привычку искажаться. В них действующим лицам приписывают такие мотивации да так их поступки извращают, что просто диву даёшься... или закипаешь. Особенно если одно из действующих лиц — твоя подруга.       Это и был случай Кахо. Оскорбляют ли Карасубу-сама — её не беспокоило, но Мусуби... Мусуби — совсем другое.       А слухи, между прочим, совсем не безобидным были.       Например: «Я такое слышала! — шепчет одна, и продолжает: — Представляешь, одна девчонка за самой Чёрной Секирей как щенок бегает! — Подлизывается, что ли? Но за чем, та же, говорят, сама не ходит? — Не знаю... может, это её смена?..»       Или вот:       — Выслуживается!..       — Такая же чокнутая, помяните моё слово!..       — Может, сразу как выйдем, завалить её?..       — Говорят, она ещё более безумна!..       — А я слышала, что они, — и добавляет страшным шёпотом, — спят вместе.       Конечно, Кахо это в конце концов надоело. А сегодня, когда кто-то принялся обсуждать — и осуждать! — Мусуби села рядом с Кахо, да на том месте, где обычно сидела Мусуби, секирей номер восемьдесят семь не выдержала.       Секирей, которая обсуждала её подругу, будто и не заметила, что Кахо перестала есть и отставила тарелку в сторону. Эта нахалка продолжала вещать. А другая развесила уши.       — ...Ещё я слышала, что восемьдесят восьмая ночью выбирается из башни МБИ и охотится на секирей, которые открыли ей двери. Она так мстит окрылённым за то, что их выпустили раньше. А сегодня новолуние было, и она сразу девятерых деактивировала. Магическое число!       — А как же сразиться? Назваться?       — Да что ты? Разве таким, как она, законы писаны?       — Но... А разве это сделала не номер восемьдесят четыре? — робко возразила ещё одна девушка.       — Да это восемьдесят восьмая свалила на неё всё! Точно тебе говорю.       — Да ты что?       — И сразу пятый уровень! — авторитетно заявила первая. — Вспорола животы, вырезала тама и сложила из них пирамиду. И печень сожрала! Она всегда её ест. Перед Чёрной Секирей выслуживается.       — Совсем охренела!       — Ну так иначе её Чёрная свою постель греть не пустит.       Кахо, естественно, этого не стерпела.       — Замолчите, пожалуйста, — попросила она вежливо.       Все разговоры рядом смолкли.       — А ты её защищаешь?! — угрожающе спросила та девушка, которая и рассказывала небылицу.       — ...Эй вы, тихо!.. — прикрикнул на них один из людей. Его проигнорировали.       — Мусуби-сан не могла делать того, о чём вы говорите, — сказала Кахо.       — Значит, по-твоему, я лгу? — хрустнула костяшками пальцев языкастая особа. — Думай о чём говоришь. Ты, если не ошибаюсь, холодным оружием владеешь, если по мозолям судить, но что-то меча или чего другого я при тебе не вижу. Не забывайся.       — Да кто ты вообще такая? — возмутилась Кахо.       — Не терпится узнать? Ну-ну...       — Да мне плевать, кто ты! Но Мусуби-сан я оскорблять не позволю.       Девушки, окружавшие Кахо, загомонили.       — А ты хоть в курсе, с кем твоя Мусуби проводит время? С Чёрной Секирей! Ты что, не слышала ещё?!       — ...Кому сказано: тихо!..       — Совершенно не вижу, почему бы не провести время с Карасубой-сама, если та в настроении. Что в этом преступного?       Гомон усилился.       — Карасуба-сама, значит? Да ты, получается, такая же подстилка Чёрной, как восемьдесят восьмая...       — Что? — еле слышно спросила Кахо.       — Да это все знают! Неспроста же Чёрная Секирей с другой секирей столько времени проводит. А ты, получается, с ними третья, да?       Горшочек с мисо прицельно полетел в голову обидчицы.       Началась потасовка.       Количественное преимущество было не на стороне Кахо, а поддержать её никто не торопился. Да и не так уж много секирей тут было — всего-то десять. Ей повезло занять стратегически выгодную позицию и вооружиться табуреткой.       — Прекратить! — взревел человек-надзиратель, но и на этот его возглас внимания не обратили.       Кахо, окружённая, только оборонялась.       Ей казалось, что прошли часы. Руки дрожали. По её прикидкам, Дисциплинарный Отряд уже должен их разнимать... но в действительности никто что-то не торопился.       Наконец, Кахо, задавленная превосходящими силами противника, упала. Её начали пинать.       Она уже не видела, как в столовую, пылкая огнём, словно легендарный Бармаглот, влетел Хомура, секирей номер шесть.