Цыган

Время тянулось донельзя медленно. От прохладного утра не осталось и следа, а горячее, пышущее жаром солнце, уже поднялось высоко над горизонтом, возвещая о наступлении полудня. Повозка с цыганами, окружённая шумом парижских улиц и характерным скрипом деревянных колёс, неспешно катилась по ухабистой мостовой. Полные, неповоротливые стражники, даже не глядя на пленников, о чём-то громко переговаривались, иногда заливаясь неприятным булькающим смехом. Толстые железные прутья клетки, подставленные под лучи палящего солнца, быстро нагрелись, обжигая всякого, кому не посчастливилось случайно притронуться к ним. Эсмер уже пришёл в себя и как ни в чём не бывало развлекал тройку ребятишек, оказавшихся в заключении вместе со взрослыми. Он вообще был парнем эмоциональным, а потому смена его настроения происходила неожиданно и для окружающих, и для него самого. Но сейчас для его веселья был даже повод: лукаво улыбнувшись ребятишкам, цыган украдкой вытащил из-за пазухи тяжёлую связку ключей и, приложив палец к губам, жестом призвал детей помалкивать. Те, конечно же, послушались, но всё равно тихо попискивали от восторга. Как оказалось, даже в драке со стражниками Эсмер не утратил внутреннего самообладания и, как истинный цыган, используя почти магическую ловкость рук, сумел украсть у одного из надзирателей заветные ключи. Все остальные были отвлечены внезапной вспышкой ярости в поведении парня, а потому его выходка осталась незамеченной. Перепробовав несколько ключей, юноша взломал свои кандалы и, освободившись, с видимым удовольствием размял кисти рук. Многие из взрослых цыган тоже заметили заветную связку ключей в руках Эсмера, и постепенно клетка наполнилась шёпотом и весёлым шушуканьем. Что, конечно же, не осталось без внимания. Один из стражников, видимо, особым терпением не отличающийся, недовольно развернулся, и, брызжа слюной, заорал на пленников: — Замолкните немедленно, грязные отродья! А не то кто-нибудь из вас рискует не добраться живым до Дворца Правосудия, ясно? Цыгане притихли, быстро сориентировавшись и закрыв Эсмера от взора надзирателей. Так что стража быстро забыла про них и, развернувшись к дороге, направила лошадей вперёд. Парень же, подбежав к двери, просунул руку меж прутьев клетки и, нащупав огромный, местами проржавевший замок, начал торопливо подбирать нужный ключ. Каждый раз, когда кто-нибудь из стражников случайно поворачивал голову в сторону, сердце цыгана в страхе замирало, но он продолжал своё опасное занятие. Наконец, дело было сделано: замок негромко щёлкнул и открылся, к превеликой радости пленных цыган. К счастью, дверь клетки, несмотря на свою внешнюю ветхость, распахнулась без скрипа, выпуская на свободу целую толпу людей. Цыгане выходили по одному и, цепляясь за железные прутья, бесшумно спрыгивали с повозки, предусмотрительно отбегая назад и скрываясь в городских переулках. Когда, наконец, клетка была пуста, Эсмер, взобравшись на крышу клетки и с атлетической легкостью балансируя на ней, громко окликнул стражников: — Эй! Вы! Охота вам, господа, напрягаться, пустую клетку везти? Один из стражников, не успев даже до конца переварить смысл вопроса, ошалело обернулся, и… тут же был выбит из седла спрыгнувшим с клетки цыганом. Эсмер же, удачно зацепившись за седло, остался на лошади и вполне приветливо улыбнулся второму стражнику, который в некотором потрясении смотрел на всё происходящее. Но вскоре до того наконец-таки дошло, что вырвавшийся на свободу пленник и валяющийся на пыльной мостовой в полуобморочном состоянии напарник — это беспредел, который надо срочным образом устранять. Ощерившись и выставив вперед алебарду, надзиратель безуспешно пытался достать ею Эсмера. Но не тут-то было. С ловкостью, присущей каждому цыгану, парень уклонился от оружия и, застав стражника врасплох, правой рукой ухватился за древко алебарды. Не дав противнику опомниться, юноша резко потянул оружие на себя, роняя зазевавшегося стражника с лошади и в свою очередь предусмотрительно избегая копейного острия. Никак не ожидавший такого развития событий мужчина неуклюже замахал руками и свалился на мостовую, присоединяясь к своему напарнику. Тяжёлые доспехи стражей сильно затрудняют и сковывают движения, а потому возможности быстро вскочить на ноги и вновь кинуться на цыгана у надзирателей не было никакой. К тому же, один из них всё еще в беспамятстве валялся на земле, не подавая никаких видимых признаков жизни. Эсмер же, пользуясь предоставленным ему временем, откинул громоздкую алебарду и, выхватив из-за пазухи охотничий нож, ловко перерезал ремни, за которые лошадь была привязана к повозке. Теперь, будучи свободным как ветер, цыган захотел подразнить того, кто так жестоко пленил его собратьев, посмотреть в эти холодные глаза и бросить дерзкий вызов этому бессердечному человеку. Любовно потрепав лошадь по холке, юноша горделиво усмехнулся и на глазах у изумленных прохожих унёсся вскачь дальше, по дороге к Дворцу Правосудия. *** Судья Клод Фролло, оставив процессию с пленными цыганами далеко позади, сейчас неспешно направлялся к городской площади. Гордо восседая на вороном коне, придерживая поводья одной рукой, он выглядел более чем воинственно, а потому неудивительно, что любой прохожий, завидев его издалека, спешил повернуть назад и как можно скорее скрыться от бдительного взгляда мужчины. Сам же судья сейчас пребывал не в самом лучшем расположении духа — очередная неудача в поисках Двора Чудес немного обескуражила его и, признаться, немного разозлила. При всей своей ненависти к цыганскому роду, Клод начал питать к ним своего рода уважение. Ещё ни один цыган ни под какими пытками и угрозами не выдал местонахождения своих соплеменников. А это, надо сказать, весьма благородно, тем более для подобных людей. «Нет! — Фролло решительно сдвинул брови. — Сомневаться нельзя». Судья был благоразумен и понимал, что в достижении цели, которую он поставил для себя, нельзя давать слабину. Ни в коем случае. Прошло уже много месяцев с тех пор как Клод начал охоту на цыган. Но она не приносила никаких результатов. А потом до мужчины дошёл слух об их тайном логове, Дворе Чудес. И с тех пор он спал и видел, как это дьявольское убежище будет полностью разорено парижскими солдатами. Цыгане… Отвратительные ведьмы и колдуны. Они разлагают людскую мораль, их деяния противоугодны Богу, эти бесы заполонили Париж. Куда ни глянь, везде слышатся тягучие песни, мелькают цветастые юбки, что сводят с ума множество почтенных мужей. А наглость их… Не знает границ. В памяти Фролло невольно всплыл образ того юного цыгана, Эсмера. О, эти лукавые, изумрудные глаза. Их взгляд никак не давал покоя Клоду. С тех самых пор как этого смуглого юношу, закованного в кандалы, подвели к судье, мужчина никак не может выкинуть из головы этот чарующий образ. Фролло стиснул в ладонях поводья. Что за ересь! Как его, взрослого человека, да и к тому же образцового городского судью, мог одурманить какой-то мальчишка? Хотя… Эта пышная грива тёмных волос, тонкий стан, обвитый лёгким лиловым платком, и эти хрупкие запястья, увешанные золотыми браслетами, могли обмануть кого угодно. Мужчина слабо дернул головой, отгоняя от себя эти пугающие и в то же время опьяняющие мысли. Внезапно позади мужчины раздался громкий цокот конских копыт. Судья, застигнутый врасплох, немедленно обернулся и буквально задохнулся в одновременном недоумении и негодовании. Быстро нагоняя вороного коня, по мостовой скакала гнедая лошадь, и её всадником был не кто иной, как Эсмер. Юный цыган, сверкая белозубой улыбкой, проскакал мимо судьи, игриво подмигнув тому. Затем сделал резкий разворот, преграждая дорогу Фролло, но в то же время держась на безопасном расстоянии. Сейчас, пока рядом с Клодом нет его верных солдат, юноше нечего было бояться — как дитя улицы, он, в случае чего, сможет справиться с одним-единственным человеком. Горделиво усмехнувшись, Эсмер театрально поклонился судье: — И снова здравствуйте, Ваше Превосходительство! Вы, видно, не надеялись меня уже встретить? У Фролло же от злости слова ответа поперёк горла встали. Как смеет этот мальчишка так безрассудно и фривольно говорить с ним? Но не только это было причиной его молчания. Снова этот взгляд… Этот колдовской огонь цыганских глаз. Дьявольски сверкающие изумруды. Они притягивали к себе, манили, дурачили. Неугасаемая, лукавая смешинка скользила в этом взоре, она же и завораживала несчастного судью. Нервно облизнув пересохшие губы, мужчина взял себя в руки и, вернув себе надменный вид, вскинул в сторону цыгана свой обвиняющий перст: — Дьявольское отродье, что за колдовство ты используешь? Эсмер недоумённо наклонил голову набок, явно не понимая, что имеет в виду Клод. Тот же продолжил свою тираду и уже увереннее воскликнул: — Ты, насколько мне не изменяет память, сейчас должен быть заперт в одной клетке со своими соплеменниками. Но всё же ты здесь. Это лишний раз доказывает, что вы все, цыгане, якшаетесь с тёмными силами. Отвратительно… Именем Правосудия, немедленно слезь с коня! Цыган же, внимательно выслушав судью, огорчённо покачал головой и вновь поднял свой чарующий взгляд на мужчину. — Вы, судья. Вы — то самое Правосудие. Не кажется ли Вам, что даже такие как мы, без роду и племени, нуждаемся в поддержке и защите? А в Вас нет ни капли жалости. И действуете Вы не в угоду Богу, а в угоду одному лишь себе! — к концу монолога парень уже повысил голос. В нём слышалась обида за свой народ и за себя. Но Фролло, увы, до этого не было дела. Он заметил на углу улицы дозорного солдата и зычно окликнул его. Клод хотел поймать этого надоедливого цыгана, что так упорно пытается разозлить, взбесить, вывести из себя самого уважаемого человека во всём Париже. Но Эсмер, тоже заметив солдата, покрепче намотал на руку поводья и, пришпорив лошадь, галопом понёсся вперёд по дороге. Быть пойманным в его планы пока не входило. Так случилось, что лилового цвета платок, которым цыган подвязывал талию, легко развязался при быстрой скачке и, соскользнув с тела юноши, осел на землю, прямо перед судьёй. Эсмер это хоть и заметил, но значения этому не придал. Его больше волновали появившиеся на горизонте стражники. «Видимо, снова быть погоне», — с беспокойством подумал парень. Но тут он кинул случайный взгляд на возвышавшийся над домами городской собор Парижской Богоматери. Лукавая улыбка на секунду озарила его лицо: «Или не быть…»