До идеала ровно половина.

(не бечено) Осторожно миновав все заграждения, что повстречались на их пути, Джахи и Убейд выехали за черту города. Там, возле последних ограждений их уже ждали две закутанные в ткань фигуры. Когда они подъехали к ним ближе, Убейд склонил в голову в знак уважения и почтительно спросил: - Всё прошло без ненужных лиц? - Да. - Мазика отвечает неохотно, однословно. Ей обидно, как ей кажется - до глубины души. Отец отсылает её во враждебную страну, даже не позаботившись о надёжном эскорте. Но она не была бы дочерью фараона, если бы не смогла и в этом положении вычислить выгоду для себя. - В таком случае, разрешите продолжить путь. Фигура позади неё молчит, покорно ожидая решения госпожи. - Разрешаю. И теперь уже четыре фигуры верблюдов с седоками отправляются в глубь пустыни. *** Они уже весь день едут по пустыне, и чем ближе становится вечер, тем мучительней становится терпеть танцы песка. Это только сначала он мягкими касаниями проводил по случайно открывшейся щеке, игриво забивался в складки ткани; сейчас же он яростно колол, обжигал прикосновениями. Казалось, что песок везде - и вокруг, и на потрескавшихся губах, и он же так неприятно хрустит на зубах. Несколько глотков бережно хранимой воды только раззадоривают жажду - капли влаги искрятся на солнце и не приносят удовлетворения. Несмотря на плотную ткань, солнечные лучи ощутимо греют голову, становится тяжело дышать, воздуха начинает не хватать. Звон. Сначала далёкий, потом постепенно приближающийся. Он нарастает, заглушая все остальные, итак немногочисленные звуки. Под конец всё вдруг начинает кружиться... - Джахи? Джахи, не падай! - Неожиданно громкий оклик вырывает из круговорота, звон медленно начинает отступать. Глубоко вдохнуть, пытаясь выровнять дыхание. Перевести взгляд на говорившего. А Убейд уже во вся трясет парня за плечо, стараясь расшевелить того. - Нам совсем немного осталось, потерпи. - Да, конечно. Через некоторое время они приближаются к маленькому оазису, что приветливо встречает путников приятной зеленью. - До следующего доберёмся через два дня, так что отдыхайте, пока есть возможность. - Убейд сам расстелил покрывала, установил палки и натянул на них ткань. Потом острым ножом нарубил веток у близ растущих кустарников и стал сооружать костёр. Служанка дочери фараона занялась приготовлением пищи. А Мазика, переборов свою усталость, подошла ближе к лежавшему возле ствола пальмы Джахи и тихим, вкрадчивым шёпотом прошептала: - У меня есть к тебе предложение. которое обязательно тебя заинтересует. - Ну и какое же? - Я желаю продолжить. И ты не посмеешь мне отказать, потому иначе тебе не попасть на приём к правителю Рима. Меня-то он примет, я дочь фараона, а вот ты никто. Это только в нашей стране в тебя верят как в удостоенного, там же другие боги. Ты только подумай, что произойдёт, если я скажу что это из-за тебя лишилась самого дорогого что может быть у девушки? - Видя его возмущение, она не стала дожидаться его ответа и сразу продолжила, - Никто тебя не поверит, о том, что на самом деле происходило только во дворце, знают лишь мои подданные. Они не станут перечить мне, своей будущей правительнице. Ну так что, Джахи? Осознаёшь, в каком ты положении? Я буду ждать твой ответ тогда, когда мы доедем до ближайшего поселения и остановимся там на ночлег. Затем девушка встала и приблизилась к костру, уже не смотря на так и не ответившего собеседника. Джахи же лишь устало улыбнулся - ничего другого он от неё и не ожидал. Быстро перекусив простой, но сытной пищей, путешественники устроились на ночлег. С наступлением ночи ветер крепчал, становясь холодным и заставляя зябко поёживаться измученных дорогой людей и уже спавших животных. Джахи, чья очередь была стоять и наблюдать, тревожно вглядывался в даль бескрайних песков. Уж слишком неспокойно было на сердце, да ещё и твёрдая уверенность в том, что жрица так просто от своего не оступится, не прибавляла спокойствия.