У паука были лапки в крови. И душа полная мрака. Мерзлые пальцы касались Струн моего мира, Пробираясь под кожу и Вгрызаясь льдом В нити алых вен. Привязь не выдержит, Вырвется зло И сотрет все Миры трех богов. Выйдет наружу Грозный Арахни Будет он грызть трупы богов, Солнце померкнет, Взорвутся ветра, Мир погрузится в хаос… У паука были лапки в крови И душа полная мрака.
Какой противный голос, это заклинание? Я мотнул головой, сгоняя наваждение и пытаясь снова уловить колебания внутренней силы, но меня отвлекла ножом вонзившаяся в сознание мысль о Дионисе. Голову мне не повернуть, паутина уже сковала большую часть шеи и затылок, но, неужели, он сбежал, бросив нас? До скрежета сжав зубы, я остервенело постарался сосредоточиться и выбросить гневные мысли. Вдох. Выдох. У меня одна попытка, нужно угодить прямо в девушку, тогда, если умрет она, созданные ею чары так же должны разрушиться и Мерисса освободится. Ну же, давай, Бальдер, соберись и нанеси необходимый удар. – Останови это, – раздался тихий голос Диониса. Я удивленно моргнул, мысленно выругавшись. Девушка перевела взгляд выцветших глаз за мою спину и губы ее растянулись в тонкой и мертвой улыбке. Дионис приблизился, сжимая руки в кулаки и неотрывно глядя на девушку. Новая волна боли прорезала меня, наползая новыми нитями паутины на лицо. Мерисса потеряла сознание, по крайней мере, глаза ее были закрыты, а дыхание… О духи, она ведь дышит, да? Я задрожал, лихорадочно сглотнув и вглядываясь в измученные черты лица моей богини. Нет-нет-нет, это не может быть правдой. Умереть было суждено мне, а не ей, такого просто не может быть. Это неправда! Густая паутина сдавила горло. Демоница, между тем, плавно шагнула вперед, заинтересованно склонив голову набок и пустым взглядом смотря на Диониса. Что же она за существо?! И почему до сих пор не напала на Тирсоса? Нужно что-то делать, да почему же я никак не могу настроить связь со своей божественной силой?! Неужели… в ее паутине на самом деле находится яд или же та странная песня затуманивает разум? Перед глазами все кажется чуть размытым, а в голове пульсируют боль и тяжесть. Нестерпимо хочется закрыть глаза и провалиться во влекущую своим покоем и тишиной пустоту. Если только на мгновение ослабить контроль, сдаться, тогда… – Прекрати это, я сказал, – голос Диониса резал заострившийся болью слух. – Хочешь, – вкрадчиво произнесла девушка, не размыкая губ, и мелодичный голос ее эхом отдался от мраморных стен пустой залы, – я подарю тебе одну загадку? Найдешь верный ответ и я отпущу твоего брата, а иначе, – теперь она оказалась еще ближе и мне удалось разглядеть в ее белых глазах хаотично парящие зеленые всполохи крошечных огоньков, – он станет даром моему великому богу. – Ты говоришь о… – Дионис, ты такой красивый, – перебила она его, точно и вовсе не слыша. – Хватит! – Дионис, ты помнишь меня? Помнишь, как любил слушать мою игру? Парень вздрогнул, когда возникшая из пустоты сверкающая нить тонкой струны пронзила его руку насквозь, пригвождая к каменному полу. Все возникающие лезвенно-острые струны, подобные лучам солнца, прорезали тело греческого бога, впивая его алую кровь. Но Дионис не шевелился, с безмолвной мрачностью глядя на тихо смеющуюся девушку и не замечая боли. Дышать мне стало удручающе тяжело, но я старался не потерять сознание, не впустить гулкую черноту в свой разум. – Я жду твою загадку, – наконец тихо проговорил Тирсос. – Что есть у людей, – плавно пропела девушка, – и никогда нет у богов? Оборвав нити струн, лопнувших с громоподобным стоном сотен умирающих душ, он медленно направился к ней, по-прежнему не отрывая взгляда от ее лица и глаз. Воздуха катастрофически не хватало, легкие жгло, и я подумал, что быть человеком не так уж и приятно, по крайней мере, в моменты, подобные этому. Я попытался пошевелиться и хотя бы немного подвинуться к Мериссе, но только вызвал очередную волну разряда, который уже практически не ощутил. Тирсос тем временем приблизился к девушке и коснулся окровавленной ладонью ее волос. – У богов, – вкрадчиво начал он, внешней стороной пальцев поглаживая покрытую сеточкой паутины щеку. Вонзив стилет Мериссы, непонятно откуда у него взявшийся, ей вниз живота, Дионис одним движением распорол тот, застопорившись на ребрах, и склонившись к уху изумленно выдохнувшей девушки, вырвал лезвие из ее плоти, жестко прошептав, – нет жалости и дорогих сердцу воспоминаний. Демоница с глухим стоном повалилась на пол, отчаянно цепляясь дрожащими руками за одежду греческого бога; пол под ними заливала кровь, с бульканьем хлещущая из глубокой раны. Последняя волна боли пронзила меня, заставив мир перед глазами на доли мгновения потемнеть, но все же я заметил, как бледный огонек, вырвавшийся из тела девушки, растворился где-то в холодном мраке теней под потолком. А быть может, все это было лишь игрой обезумевшего от боли разума. Та же, еще раз дернувшись в предсмертной судороге, обмякла, выпустив ткань повлажневших от крови брюк Тирсоса, а следом снопом огненно-зеленых искр рассыпалась и удерживающая нас паутина, оставив на обнаженных участках кожи слабые ожоги. Судорожно вдохнув, я ощутил, как прохладный и влажный воздух залы наполняет легкие. Одежда моя пропиталась кровью, жаль, что на нас не было привычной плотной формы академии, которая бы частично смогла бы защитить от вонзающихся в плоть острых нитей паутины. Ноги мои еще дрожали, поэтому едва ли ни ползком, но я приблизился к Мериссе, коснувшись ладонью ее лица. Она дышит, и, ощутив мое прикосновение, слабо приоткрыла глаза, тут же зажмурившись, очевидно, от боли. Преодолев собственную муку, я поднялся и, подхватив Мериссу на руки, прижал к себе. Бросив на Диониса, склонившегося подле Аполлона, быстрый взгляд, покинул залу, направляясь в неразрушенное общежитие. Надеюсь, неразрушенное. Мерисса сжалась на моих руках, тяжело вбирая в себя воздух. Я старался ступать осторожно, во многом боясь причинить ей еще большие страдания, но так же опасаясь угодить в провал или споткнуться о разваленные части замковых стен. Оба здания общежития оказались нетронуты, разве что местами обгорели, но значительных повреждений я не заметил. Поднявшись на третий этаж, где располагалась наша с Мериссой комната, открыл незапертую дверь, и, не включая свет, опустил девушку на постель, мягко под ней прогнувшуюся. Поежившись, Мерисса открыла глаза, в которых застыло какое-то странное, незнакомое мне чувство. Она бледно улыбнулась. – Все в порядке? – я почти не расслышал ее хрупкого шепота. – Да, – невесомо поцеловал ее во влажный лоб, – потерпи, сейчас принесу лекарства. Она поднялась в кровати, не слушая моих возражений и опираясь на мою руку, добралась до раковины в ванной, где, включив воду, ополоснула лицо. Оставив ее там, я вернулся в комнату, пытаясь припомнить, куда убрана шкатулка с бинтами и мазями. Наконец, найдя ту в шкафу, вновь вошел в ванную, присев возле Мериссы, промывающей под душем порезы на ногах и болезненно морщащейся. Только больше часа потребовалось, чтобы перевязать все полученные нами ссадины, некоторые из которых оказались особенно неприятны и глубоки. Но все же это не так удручающе плохо, как могло оказаться, не вмешайся вовремя Тирсос, о котором я так нелестно успел подумать. Тут мне вернулись мысли о стилете в руках греческого бога, и, заварив крепкий чай, я устроился на широком подоконнике рядом с Мериссой, устало глядящей в зияющие синеватой чернотой окна общежития напротив, и протянул ей одну из кружек с дымящимся настоем. – Ис, откуда у Диониса твой стилет? – Когда ты рванулся к Аполлону, – она сделала небольшой глоток, скривившись от его крепости или же температуры, и продолжила: – тогда он и выхватил его из моих рук, спрятав после в складках одежды. Вероятно, он знал эту девушку, как она знала его. Я смутно помню, но, кажется, она что-то про это говорила. Ну, подробности, я думаю, мы узнаем завтра, когда придет в себя Тот. Надеюсь, с ним все в порядке. – Ты его тоже заметила? – В первую очередь, – усмехнулась богиня, измученно коснувшись шеи. Отставив кружку, я вновь спустился на пол и, приблизившись, обнял все еще едва ощутимо дрожащую Мериссу, мягко касаясь губами ее макушки. Мне так тепло рядом с ней. Хочу, чтобы такое время длилось вечно. Может быть, не так уж и плоха оказалась бы перспектива остаться здесь навсегда? Уговорить Зевса не превращать нас в статуи, а позволить просто жить в этом мире, только нам двоим. Разделила бы Мерисса мое желание или же сейчас, глядя в густой сумрак за окном, она думает лишь о том времени, когда покинет академию и вернется… Вернется в место, которое может назвать своим домом. Ей холодно? Кожа совсем ледяная. Я сжал ее ладонь в своей руке, желая хоть немного поддержать ее и унять тихую дрожь. – Не бойся, – мягко прошептал я. – Не буду, – просто ответила Ис, поймав мой взгляд, – ты же со мной. Я прикрыл глаза, погружаясь в охватившее душу чувство нежности. Это приятно. Ради этого стоило попасть сюда и ощутить на себе тяготы человеческого тела. Весь мой мир перевернулся, как я оказался здесь. И пусть все еще не так гладко, как того хотелось бы, я знаю – придет час и все встанет на свои места. Нужно только верить, не так ли говорят люди? Уголки моих губ дрогнули в улыбке, и я зарылся лицом в еще влажные после ванной волосы Мериссы, в ответ крепче ко мне прижавшейся. Да, пока мы вместе, я ничего не буду бояться, кроме одного мгновения. Мгновения расставания.Часть XXXIV. Бальдер
16 мая 2016 г. в 21:31
Я бы предпочел, чтобы Мерисса осталась внизу и не совалась в самое пекло творившегося в академии кошмара, однако она даже слушать меня не стала, только кольнув раздраженным взглядом. Бесполезно. Я тяжело вздохнул, удрученно покачав головой, и последовал за ней к лестнице, мельком обменявшись настороженными взглядами с Дионисом. Все-таки я надеюсь, это не было инсценировано Зевсом, иначе последние капли уважения к нему у меня иссякнут. Подвергать нас подобному испытанию жестоко даже для него. Однако с другой стороны, если все это лишь игра, своего рода тренировка, ни Мериссе, ни моим друзьям ничего не угрожает.
К тому же, не лучше ли мне одному идти туда, раз все равно…
Нет, если я скажу об этом, то они немедля потребуют объяснений, а я ни за что не решусь признаться, что жить мне осталось совсем немного. Лучше смолчать и действовать по обстоятельствам, в конечном итоге, как я уже говорил, все может оказаться очередной недалекой шуткой Зевса. А если Мерисса узнает… нет, я не хочу видеть ее взгляд в этот момент. Что ж, может так сложиться, что напавший на академию враг пришибет меня, даже сделает героем и навсегда оставит таким в воспоминаниях других богов. В воспоминаниях Мериссы. Иначе все сложится куда более прискорбно и скучно.
Шаги наши мягко отдавались от стен, местами поднимая бледные облачка пыли; коридоры наполняла напряженная, звенящая тишина, давящая на меня, заставляющая невольно съеживаться и прислушиваться. Из-под двери, разделяющей коридоры, просочилась грязно-красная жижа, выглядящая особенно пугающе на контрастно светлом мраморе. Поморщившись от тонкого запаха гнили, я отвернулся, глядя на замершую подле ступеней Мериссу. Интересно, что она чувствует? То же, что и я? Мерзкую, злобную ауру, просто пышущую гневом и желанием крови, такую густую и вязкую, что даже здесь она ощущается почти физически. Бр-р, отвратительно.
Интересно, где остальные? Мы так и не встретили никого из своих одноклассников, даже просто духов, не говоря о ставших нам уже далеко не чужими богах. Все же здесь остается только надеяться, что они не пострадали. Может так даже получиться, что кого-то сейчас и вовсе в академии нет. Если мне правильно помнится, братья Тоцука собирались отправиться к морю. Благо, если так они и поступили. Но кто же все-таки напал на нас? Мерисса по-прежнему окаменело замерла возле ступеней, напряженно вглядываясь в сумрак верхнего пролета, но вот, вздрогнув, осторожно начала подниматься, лихорадочно сжимая пальцы в кулаки.
Я приблизился к остановившейся возле ведущих в громадный чертог бального зала Мериссе, как двери с грохотом распахнулись вовнутрь, и я не сдержал ошарашенного выдоха: с огромной винтажной люстры посреди залы свисал кокон паутины, прозрачный и пульсирующий бледным зеленоватым светом, в нем при этом отлично просматривалось сгорбившееся, бесчувственное тело Аполлона. Не обратив внимания на предостерегающий выкрик Мериссы, я бросился к нему, надеясь, что еще не поздно помочь, если разорвать эту мерзость, его схватившую, как из-за колонны вырвался сноп чего-то белого, вязко опутавшегося вокруг меня. С отвращением я попытался высвободиться, но замер, глядя на вышедшее из мрака теней существо.
По телу девушки, если это, конечно можно назвать девушкой, копошились пауки, прогрызая в бледной коже крошечные дырки и скрываясь в глубине ее тела. Меня передернуло, но я тут же забыл о накатившей тошноте, когда подскочившая ко мне Мерисса впилась ногтями в паутину, пытаясь разорвать ту. Я хотел выкрикнуть, чтобы бы она бежала, но удар тока, подобно молнии пронзил мое тело, невольно вырывая болезненный вопль, а когда я через мгновение разжал веки, с ужасом увидел, как Мерисса безуспешно сопротивляется поглощающей ее паутине. Увидел, как тонкие нити впиваются в ее кожу, прорезая ту и, напиваясь кровью, становятся черными.
Своя боль ничто, в сравнении с тем, когда наблюдаешь боль самого дорого тебе существа. Я готов отдать на растерзание себя, позволить разрезать свое тело на куски этой жуткой паутиной, только бы отпустили Мериссу. Я не мог сделать и вдоха, оцепенело глядя на зажмурившуюся девушку, черно-красные волосы которой растрепались и упали на побледневшее лицо. Вырвавшийся из ее груди крик заставил меня похолодеть. Мне никогда раньше не приходилось за кого-то переживать, не приходилось бояться кого-то потерять. Жизнь богов длинна в сравнении с жизнью обычного человека, тело бога не способно ощутить боль, но сейчас мы стали людьми.
Если мы умрем здесь – умрем навсегда.
Только теперь я заметил два других кокона, небрежно отброшенных поодаль к одной из колонн и в которых смутно я смог распознать учителя Тота и Юи. Подумать о том, почему именно Аполлон был вывешен на обозрение так, чтобы его сразу можно было заметить от дверей, я не успел, пронзенный новой волной боли. Однако занимали меня куда больше попытки придумать, как высвободить из мерзкого плена истекающую кровью из тонких порезов Мериссу. Вероятно, я был изранен точно так же, но ничего не чувствовал, кроме всепоглощающего ужаса, что любимая девушка страдает у меня на глазах, а я не в силах спасти ее и облегчить боль.
Не могу пошевелиться. По телу словно разлился яд, отравляя плоть и сковывая ее, парализуя, лишая воли. Дышать становилось все тяжелее, веки наливались свинцом, вынуждая закрыть глаза. Сопротивляться становилось почти невозможно. Так, вероятно, и попались Тот с ребятами, уснули и уже не смогли очнуться. Интересно, какие сейчас они видят сны перед своим внутренним взором? Я зажмурился, стараясь разорвать все сильнее сжимающуюся вокруг стальным коконом паутину, но сделать этого у меня так и не вышло, лишь исключительно умножилась сила пускаемого через серебристые нити тока. Мерисса закричала.
Единственное мое желание сейчас, чтобы все это прекратилось.
Я чувствовал, как тьма внутри меня поднимается готовая выплеснуться наружу. Если требуется выпустить всю мою силу бога, чтобы спасти ее, я готов, вот только… Не раню ли я ненароком саму Мериссу? Если я высвобожу всю свою силу, то потеряю над собой контроль и скорее всего после сразу умру. Это не пугает меня, страшит лишь то, что утратив себя, я могу не рассчитать и задеть вырвавшейся силой Ис. Но другого выхода у меня не остается. Прикрыв глаза, я сделал глубокий вдох, пытаясь рассеять свое внимание и коснуться внутренней мощи, свернувшейся в тугой узел, напряженной, подобно скрученной пружине, готовой распрямиться и стереть с лица этого мира тихо усмехающееся чудовище, но вздрогнув, я вновь распахнул глаза, утратив связь с внутренним источником, когда белая девушка запела: